Паутина

23

Только мысли о предстоящих выходных в Центре позволили мне пережить всю последующую неделю. Когда я вернулась домой и позвонила Максу, бабушка неодобрительно покосилась на чужую куртку у меня на плечах, но комментировать не стала. Только бросила быстрый взгляд в окно, словно проверяя, кто именно меня привез.

Каждый день я ходила на учебу, повторяя про себя как мантру слова Максимилиана, что в университете мне ничего не грозит, что там слишком много людей, чтоб кто-то смог причинить мне вред. Но на попытки Лены и Дарьи хоть как-то поговорить — я реагировала просто — уходила, уже сожалея и злясь на себя за произошедшую стычку.

Не могла я больше общаться с теми, кто раньше были мне как сестры. Мы жили словно в параллельных вселенных: их мир университетской жизни и студенческих забот все больше отдалялся от моего мира тесной темницы собственного сознания.

К счастью, Роменский, возможно, после встречи с Максом, больше никак не проявлял ко мне внимания. Я увидела его только в пятницу на лекции, и этого оказалось достаточно, чтобы понять: страх никуда не ушёл. Едва он появился в аудитории, у меня сжалось горло, а в животе вспыхнуло болезненное, тянущее ощущение. Мгновенная, острая тошнота подступила к горлу, но я подавила её, стиснув зубы, и резко отвернулась, натянув на голову капюшон толстовки. Он скользнул по мне взглядом, равнодушным и деловитым, но, как только прозвенел звонок, ушёл так быстро, будто и не замечал моего присутствия вовсе. Лишь на долю секунды обернулся на выходе и встретился глазами со мной, заставив снова сжаться от страха.

Однако мучило меня не только моральное состояние. Всё это время моё тело тоже давало сбои, и теперь я уже не могла это игнорировать. После той резкой рвоты в туалете тошнота стала моим постоянным спутником. Она накатывала неожиданно: утром, когда я только открывала глаза, днём от резких движений, вечером — от сильных запахов, которые раньше даже не замечала. Любимый кофе с молоком теперь вызывал приступ дурноты, а от запаха мяса меня выворачивало.

Я чувствовала себя измотанной, но это было не просто от усталости. Сонливость стала невыносимой — я могла задремать, уткнувшись в учебник, или провалиться в короткую, тяжёлую дремоту прямо на парах, где раньше могла сидеть сосредоточенно часами. Всё это накладывалось на апатию, которая, казалось, разрасталась внутри, засасывая меня в бесконечную воронку безразличия.

В субботу утром, когда я, схватившись за стену, едва добралась до кухни после очередного приступа тошноты, бабушка сидела за столом и молча смотрела на меня. Когда я попыталась быстро скрыться в ванной, её голос остановил меня у двери.

— Лиана, — голос был ровным, но в нём звучала та нотка, с которой не спорят.

Я нехотя обернулась, а бабушка указала мне на стул напротив себя. Я тяжело вздохнула и подчинилась.

— Давай поговорим начистоту, — спокойно, но твёрдо сказала она, скрестив руки на груди. — Что с тобой происходит?

— Всё в порядке, бабуль, — привычно, на автомате выдала дежурную фразу, уже зная, что она ее не устроит.

— Не в порядке! — резко отрезала она, и я вздрогнула.

Она никогда не повышала голос без причины, но в этот раз её слова прозвучали почти сурово.

— Я старая, но не тупая, Лиана. Ты серьёзно не понимаешь, что с тобой что-то ненормальное? Ты на себя в зеркало смотрела?

Я опустила взгляд. Нет, я избегала зеркал. Не хотела видеть своё отражение.

Бабушка продолжала:

— Когда я вернулась из больницы, я всё списала на твой шок. Побег матери, моя болезнь… но сейчас? Лиана, ты белая, почти прозрачная. Ты ничего толком не ешь. Тебя шатает на ветру.

Я сжала пальцы в кулак, но бабушка не собиралась останавливаться.

— Я не помню, когда в последний раз видела, чтобы ты улыбалась. Ни Дашулька, ни Лена у нас не бывают, а раньше вы были неразлучны. — Она внимательно вглядывалась в моё лицо, будто искала в нём что-то, чего я сама уже давно не видела. — И мне не нравится, что каждый вечер ты говоришь по телефону с этой Натальей. А привозит тебя её сын.

— Бабуль, — я выдавила слабую улыбку, — звучит как ревность, не находишь?

— Не нахожу! — она шутку не поддержала. — Звучит так, словно весь твой мир сузился до этих двоих.

— Бабушка, — мне стало стыдно перед ней за свое невнимание, однако сил на то, чтобы хоть как-то это изменить не было, — я спрашиваю их о маме. Знаешь, у нее прогресс на лицо — она уже даже гулять выходит сама. Прости меня, бабуль, но у меня нет сил на обсуждение какой-то фигни, все мои силы заняты мамой…

— Лиана, — резко осадила меня бабушка, — ты серьезно не замечаешь, что все твои мысли сосредоточены только на этом Центре?

Головокружение усиливалось.

— Что ты от меня хочешь? — я впервые в жизни повысила голос на бабулю, — Что? Чтобы я разорвалась? Чтобы радовалась жизни, когда папа умер, а мама сошла с ума? Да я только и делаю, что думаю, как нам всем жить дальше! Мне не интересны сплетни, смехуёчки и пиздохахоньки моих подруженек!

Голос дрожал, но я уже не могла остановиться.

— Мне не хочется бегать по вечеринкам, обсуждать парней, болтаться по кафешкам, зависать в караоке и ржать над тупыми тиктоками, как будто ничего не случилось!

— А посещать занятия Рафала тебе тоже не хочется, Лиана? — фыркнула бабушка, — ты с таким трудом попала к нему, а теперь даже ни разу не была на практике! Ты просто наплевала на свою учебу, думаешь я не вижу, не знаю?

— И откуда ты это вдруг знаешь? — от ярости я едва сдерживала рвущиеся злобные слова. — Что, бабуль, теперь тебе уже докладывают о моих передвижениях? Интересно, кто?

— Лиана, — видно было, что бабушка досчитала до десяти, прежде чем заговорить дальше. — Послушай, дело не в том, что мне рассказывают…. Я вижу сама….

— Не ври, бабуль. Хоть ты мне не ври! Господи, да оставьте вы меня в покое! Просто оставьте!

Я вскочила с места, быстро одеваясь в прихожей. Злость на подруг сидела в груди, словно затаившийся зверь. Надо ж было додуматься втягивать мою бабушку во все это дерьмо. Суки!

— Лиана… — она попыталась меня урезонить, но я поняла, что если останусь дома — наговорю много чего лишнего, поэтому просто схватила ключи от машины и выбежала на улицу, всей грудью вдыхая холодный воздух. Ноябрь вступал в свои права, ночью выпал первый снег.

Макс меня уже ждал — меня проводили к нему как только я переступила порог Центра. Та же самая девушка, что обычно встречала меня ранее, дружелюбно улыбнулась мне как старой знакомой.

Я ожидала, что встречу только Макса, но, когда открылась дверь кабинета, меня встретили сразу два взгляда.

Просторная, светлая комната была обставлена просто, но уютно. В ней не было ничего излишнего: мягкие кресла, книжные полки, большой деревянный стол. В воздухе витал лёгкий аромат кофе, корицы и чего-то травяного, словно заваренного чая.

Макс сидел за столом, задумчиво листая бумаги, но, увидев меня, тут же отложил их в сторону. В его взгляде не было ни удивления, ни осуждения — только внимательность и лёгкое, почти незаметное удовлетворение от того, что я пришла.

Но первой меня встретила Наталья.

Она поднялась с места и, даже не спрашивая разрешения, мягко обняла меня за плечи, словно давала понять, что здесь я в безопасности.

— Ты умница, что пришла, — тихо сказала она, чуть крепче сжимая мои плечи. — Рада видеть тебя.

— Мам, — чуть одернул ее Макс, тоже поднимаясь. — Доброе утро, Лиана, — синие глаза внимательно и бегло пробежались по мне, лицо едва заметно нахмурилось.

— Доброе утро, Наталья, Макс, — я улыбнулась им, пусть и блекло, но вполне искренне. — Макс…. Я привезла тебе твою куртку…. Спасибо за нее.

— Все в порядке, — улыбнулся он, и глаза засияли теплым блеском. — У меня запасная есть, если что.

— Угу, — вторила ему Наталья, — и не одна.

Я снова невольно улыбнулась шутке.

— Готова? — спросил Макс.

— Не знаю, — честно призналась я, переводя взгляд с него на Наталью и обратно, — что мне нужно делать? И… мне надо переодеться? Я взяла с собой деньги, где…

— Стоп, — прервал меня Макс, подняв ладонь. — Выдыхай, бобёр.

Я моргнула, сбитая с толку его шутливым тоном.

— Лиана, сегодня ты — гостья и волонтёр. Поэтому про оплату мы не говорим.

Его голос был спокойным, уверенным, но при этом в нём звучала лёгкая смешинка, словно он заранее знал, что я сама себя накручу.

— Второе. Вся эта одежда — просто символ. Она создана для удобства гостей и персонала, чтобы мы не путались, кто есть кто. Волонтёрскую форму получают только те, кто действительно хочет работать с нами и помогать другим, понимаешь? Если тебе не комфортно носить зелёный шарф — не надо. Сегодня ты всего лишь посмотришь, попробуешь наши методики…

Я уже собиралась кивнуть, но что-то внутри меня дёрнулось. Если я пришла, то должна попробовать по-настоящему.

— Макс, я надену шарф, — поспешила заверить его. — Если уж я здесь — буду следовать правилам.

Он чуть склонил голову набок, будто снова оценивал моё состояние.

— Хорошо, — коротко кивнул он, уголки губ дрогнули в слабой улыбке. Потянулся к шкафу и достал оттуда красивый зелёный шарф. Ткань была мягкой, шелковистой, приятно переливалась в свете ламп. Подойдя ближе, Макс аккуратно накинул его мне на плечи, чуть задержав концы в своих руках.

Я почувствовала его тепло, близость, от которой сердце вдруг на миг сбилось с привычного ритма. Воздух между нами стал плотнее, ощутимее. Макс стоял так близко, что я могла уловить его дыхание — ровное, спокойное.

Аромат кофе и корицы — лёгкий, почти неуловимый, но почему-то до жути уютный — окутал меня, смешавшись с чем-то ещё, едва различимым, но знакомым. Я вздохнула, позволяя себе просто ощущать этот момент, и невольно улыбнулась.

На долю секунды его лицо изменилось. Что-то совсем личное промелькнуло в его глазах — смятение? Волнение? Или, может быть, нечто большее?

Но прежде чем я успела разобраться, вмешалась Наталья.

— Так, моя хорошая, — её голос был лёгким, но в нём читалась хорошо скрываемая нотка лукавства. — Давай завяжу тебе шарф красиво.

Она ловко перехватила концы, ненавязчиво отстраняя своего сына, который тут же отступил на шаг назад, снова возвращаясь к своей привычной невозмутимости.

Через несколько секунд шарф оказался завязан затейливым узлом, мягко облегая шею, и я почувствовала, как он стал частью меня, частью этого места.

— Вот так лучше, — довольно сказала Наталья, слегка поправляя ткань.

Я провела пальцами по гладкой поверхности шарфа и снова улыбнулась.

— Идем, — позвал Макс, открывая двери и пропуская меня вперед, — покажу тебе фронт работы, а потом провожу на первое занятие.

Мне поручили уход за растениями в одной из стеклянных галерей Центра. Мягкий запах влажной земли смешивался с лёгким ароматом растений — терпким, чуть пряным, но удивительно успокаивающим. Здесь всё дышало жизнью: в прозрачных стенах отражались нежные тени листвы, воздух был прохладным, наполненным шелестом и редкими каплями воды, скользящими по широким, сочным листьям.

Я ловко щёлкала ножницами, срезая засохшие веточки, убирая старые, пожелтевшие листья. Работа была монотонной, но в этом была своя медитативность.

Перед работой я хотела сперва навестить маму, которую не видела несколько дней, но Макс мягко, но настойчиво отговорил меня, предложив навестить ее вечером, после работы. Я доверилась ему и его знаниям, надеясь, что поступаю правильно.

Через часа два, он пришел за мной и протянул картонный стаканчик с чаем: уже знакомым мне по запаху.

— Прервись на десять минут, Лиана, — он присел на одну из скамей, — составь мне компанию. А потом пойдем на сеанс. Сегодня группа маленькая, все новички, тебе не будет сложно.

Я села рядом с ним, отпивая из своего стаканчика.

— Не устала? — спросил он мягко.

— Нет, — покачала головой, — наоборот. Успокоилась. Надо было мне идти на ботаника, а не на микробиолога. Вот не думала, что это так приятно — возиться с растениями.

— Хорошо, — кивнул Макс.

— Максимилиан Эдуардович, — из одного из боковых коридоров быстрым шагом вышла чуть полноватая девушка. При звуках ее голоса я едва вздрогнула.

Увидев меня, она резко остановилась, глядя прямо на меня.

— Лиана?

— Марина?

Вырвалось у нас почти одновременно.

Макс чуть приподнял брови.

— Вы знакомы, девушки? — спокойно спросил он.

— Учимся вместе, — чуть поджала я губы, недовольно глядя на Ломову. Марина глаза отвела.

Подругами мы никогда не были, скорее испытывали взаимную неприязнь, поэтому мне стало не по себе от ее присутствия здесь. Однако Марина не стала заострять конфликт, только молча кивнула, подтверждая мои слова.

— Максимилиан Эдуардович, — продолжила она, — там приехали новые кресла, нужно бумаги подписать.

— Хорошо, Марина, — кивнул он, поднимаясь и бросая на меня взгляд, полный сожаления, — уже иду. Сможешь проводить Лиану к Василисе на занятия?

— Конечно, — Марина посмотрела на меня и улыбнулась. Это была не насмешка, не снисходительная гримаса, а мягкая, немного робкая улыбка, словно она тоже чувствовала себя неловко от этой встречи. Вопреки всему, я ответила ей тем же.

Макс покинул нас, а Марина, слегка переминаясь с ноги на ногу, осталась стоять рядом, будто раздумывая, стоит ли что-то сказать.

— Нравится тут? — тихо спросила она, не настаивая, а скорее из искреннего любопытства и желания сгладить ситуацию.

— Пока не знаю, — вздохнула я. — На самом деле — нравится, но я первый раз иду на…. Занятие.

Марина снова улыбнулась. Тепло.

— Максимилиан Эдуардович просто гений, — тихо заметила она, когда мы пошли длинными коридорами к залу тренинга. — Он многим помогает, Лиана. Здесь… — она вздохнула, — хорошо. Василиса, — мы заглянули в один из небольших залов, где собирались уже несколько человек, — я вам Лиану привела.

Василиса — высокая женщина лет сорока приветливо улыбнулась мне.

— Заходи, дорогая, не волнуйся, мы всего лишь познакомимся и подышим вместе.