Паутина

42

Время до вечера коротали в свободном режиме. Василий всем своим видом дал понять, что говорить пока больше не будет, растянулся на скамье, натянул кепку на лицо и притворился спящим. Игорь ушел на кухню, готовить ужин. Никто меня больше не держал, телефоны валялись на столе, словно всем стало все равно буду ли я звонить куда-то или нет.

Я ходила по дому, как львица в клетке, стараясь хоть на мгновение заглушить в голове поток вопросов, злости, хаоса и страха. Страха, впервые за этот год, не за себя. Я боялась за Беату, боялась за подруг и бабушку и боялась… за своих похитителей, хоть в голове так и не укладывалась мысль о том, что Максимилиан способен на то, что я видела на фото.

В итоге первая не выдержала Катя.

— Да угомонись ты уже, — вырвалось у нее. — Иди вон, ягод собери нормальных, что ли, задолбалась я несколько дней красные от зеленых сортировать.

Я невольно хмыкнула, скосив глаза на Игоря, мариновавшего мясо.

— Я думала, — слегка откашлялась, понижая голос, — что это ты собирала….

— Ага, бегу и падаю, — фыркнула женщина насмешливо. — С утра шел и обдирал все, что под руку попадалось. А потом матерился, глядя сколько мне выбрасывать приходилось!

Я не удержала улыбки.

— Почему мне не отдавала?

— Чтоб у тебя к стрессу и шоку еще и понос прибавился? — фыркнула Катя, и я невольно расхохоталась, заливаясь краской и радуясь, что этот разговор мужики не слышат. — Знаешь, — добавила она, выдавая мне с полки маленькую корзинку, — если это не любовь, то я вообще не знаю, что люди этим словом называют.

Совета ее я послушала, все лучше, чем слоняться без дела. Собирала сочные, алые, налитые соком и сахаром ягоды, а в голове метались тысячи мыслей и вопросов.

А когда вернулась, Василий уже проснулся от дремы и поглядывал в сторону подъездной дороги.

— О, ягоды, — обрадовался он и тут же сгреб целую охапку, — для разнообразия даже красные, — закинул в рот пару штук. — Голубка, а от тебя, как вижу, тоже польза может быть.

— В отличие от тебя, — закончила за него Катя, глазами, показывая, чтобы я прошла на кухню.

Игорь сидел за столом и чистил картошку, но судя по лицу мысли его были далеко. На мои шаги поднял голову и молча кивнул.

Я нашла в ящике стола картофелечистку и села рядом, помогать. Солнце уже клонилось к закату, а мы просто молча сидели рядом, объединенные общими мыслями и молчанием.

Когда закончили, он без слов забросил овощи в духовку, точно так же молча наполнил чайник водой и поставил его на плиту. Его движения были плавными, неторопливыми, и в этом было что-то настолько домашнее, настолько обыденное, что я позволила себе на мгновение просто погрузиться в это. Не думать о прошлом. Не задумываться о будущем.

Я смотрела, как вода закипает, слушала, как чайник начинает тихо потрескивать, как его дыхание ровно смешивается с тишиной комнаты. Когда первый пар начал подниматься из носика, я сама встала и заварила чай, механически, бездумно, словно делала это уже тысячу раз в этом доме.

Когда поставила перед ним большую кружку с горячим напитком, он удивленно посмотрел на меня, приподняв бровь.

— Спасибо, — тихо сказала я, садясь рядом.

— За что? — его голос был немного хрипловат, и он смотрел на меня так, будто не привык к подобным словам.

Я смутилась, почувствовав, как щеки слегка нагрелись.

— За клубнику, — улыбнулась, опустив взгляд в чашку.

Он усмехнулся, махнув рукой.

— А, — протянул он, будто это не стоило упоминания.

Я посмотрела на него исподлобья.

— У тебя… — я откашлялась, — дальтонизм?

Он коротко хмыкнул, откинувшись на спинку стула.

— Угу, как-то так…

Я закусила губу, сдерживая улыбку.

— А как же ты индикаторы различаешь?

Он усмехнулся шире, на секунду взглянув на меня с той самой легкой насмешкой, но без злости.

— А на что мне студенты даны? — отозвался он с нарочито важным видом. — Должно же быть в положении наставника хоть какое-то преимущество.

Я покачала головой, не сдержав короткого смешка.

— Пользуешься служебным положением?

— Конечно, — темные глаза на несколько минут наполнились искорками смеха — искреннего, настоящего, на который невозможно было не ответить, хотя щеки уже полыхали.

Звук подъезжающей машины ворвался в наше спокойное одиночество, разом разрушив все очарование. Я вздрогнула, заметив, что Игорь тоже напрягся.

Он молча встал и подошел к окну, выводившему на подъездную дорогу.

— Что там? — прошептала я.

Игорь обернулся, и лицо его снова было каменным.

— Пойдем, Лиа. Приехал наш гость. Пойдем, — он вдруг порывисто притянул меня к себе. Всего на мгновение и тут же отпустил, и я поняла — ему тоже страшно.

Мы вышли на веранду, где сидела мрачная Катя. Василий стоял на посыпанной дорожке перед домом, встречая гостя, выходящего из потрепанного старого внедорожника. Мужчины тут же обменялись крепкими рукопожатиями, о чем-то быстро переговариваясь. Игорь погладил меня по плечу и тоже спустился к гостю.

Они мгновение смотрели друг на друга, а после тоже пожали друг другу руки. Страх чуток разжал свои когти — значит приехавший был другом, а не врагом.

— Кто это? — тихо спросила у Кати.

— Я его не знаю, — тут же ответила она, тоже подходя к перилам и поглядывая на мужчин.

Незнакомец в этот момент поднял голову и посмотрел прямо мне в глаза. Он был невысоким, даже чуток щупловатым, с короткими светло-русыми волосами. Но что-то в его движениях, его жестах, в чертах его лица показалось мне невероятно знакомым. Словно я знала его, но никак не могла вспомнить.

Мужчины, повинуясь приглашению Василия, прошли на веранду. И незнакомец протянул мне руку.

— Рад познакомиться, Лиана, — голос его был глубоким, сильным, никак не вяжущимся с его внешним видом, а вот в глазах стояли тоска и боль, не смотря на легкую улыбку, с которой он поздоровался со мной. — Жаль, при таких обстоятельствах.

— Мы знакомы? — тихо спросила я.

— Заочно, девочка, — тяжело вздохнул он. — Возможно обо мне ты слышала… от моей дочери.

Я приподняла брови, переводя взгляд с незнакомца на Игоря.

— От Марины, — тихо добавил мужчина. — От Марины Ломовой, Лиана. Я — Аркадий Ломов, папа Марины.

Теперь я понимала, что именно показалось мне таким знакомым — они действительно были очень похожи с Мариной. Форма глаз и тот же упрямый изгиб губ, который я когда-то видела на лице его дочери, светло-русые волосы, даже некоторые движения.

— О, да, — я кивнула, — Марина говорила о вас. Вы — журналист… Живете в Москве, да?

— Верно, — кивнул он, проходя на веранду и садясь за стол. Катя ушла на кухню и вернулась с горячим чайником, разливая всем чай.

— Как Марина? — тихо спросила я, — у нее все хорошо? Как она осваивается в Москве?

На долю секунды на веранде повисло тяжелое, томительное, густое молчание, а потом Аркадий поднял на меня потемневшие глаза, полные тоски и боли.

— Марина умерла, Лиана.

Пол покачнулся у меня под ногами.

— Ее сбила машина, — тихо закончил за Аркадия Игорь, придерживая меня за локоть. — Месяц назад. У меня на глазах.

Катя поставила передо мной стакан от которого исходил ощутимый запах валерьянки или корвалола. Я вцепилась в холодное стекло, как во что-то реальное, когда в голове царил полный, непередаваемый хаос.

— Как…. Когда…..

— Ээээ, нет, голубка, — вмешался Василий, вернувшийся из дома с большим ноутбуком, — давай-ка все по порядку. Нам всем сейчас нужно разобраться в бардаке, который развернулся вокруг тебя и Роменского. От начала до конца. Поэтому сначала я кое-что расскажу тебе, а потом, все мы будем дополнять эту историю, собирая частицы паззла. Есть возражения, друзья?

Он обвел всех нас глазами, но никто возражать не стал. Мы сидели вокруг длинного деревянного стола, с дымящимися чашками чая, с ягодами на столе, и эта нормальность никак не укладывалась в голове в сравнении с тем ужасом, что звучал в словах всех этих людей.

Василий включил ноутбук.

— Ты, голубка, — обратился он ко мне, — задала вопрос: зачем я оставил тебя наедине с фильмом «Клятва». Весь посмотрела?

Я молча кивнула, на секунду прикрывая глаза.

— Ничего не напоминает, а, пташечка?

Вопрос, который ответа не требовал.

— Ладно. Небольшая лекция, Лиана. Секта, культ — это всегда пирамида, голубка, — его голос стал тише, он продемонстрировал картинку на экране. — Наверху стоит лидер. Его любят. Его почитают. Его уважают. Ниже идёт строгая иерархия, обозначенная особыми атрибутами: шарфами, значками, нашивками, сертификатами. В «Нексиам», про который ты посмотрела фильм, это были шарфы. У сайентологов — шевроны, специальные значки. Атрибуты, подчёркивающие статус, создающие ощущение принадлежности. Если ты попадаешь в поле действия секты, ты уже на крючке. Потому что система затягивает, обволакивает, создаёт иллюзию комфорта. Они говорят: «Ты одна из нас». И ты веришь. Так строится любая деструктивная система, от террористических организаций, заманивающих молодые умы, до ультрарелигиозных. Думаю, многие из них у тебя на слуху.

— Смотри, голубка, как это работает. Сначала тебя находят — через друзей, случайные знакомства, соцсети. Они изучают тебя: что ты любишь, чего боишься, о чём мечтаешь. Потом дают приманку — приглашение на встречу, добрый совет, комплимент твоему уму, помогают в беде, дают поддержку. Ты приходишь, потому что это кажется безобидным, потому что тебя «понимают». Дальше начинается второй этап: тебя окружают вниманием, дают почувствовать, что ты особенная, что без тебя всё рухнет. Они называют это “любовной бомбардировкой” — ты тонешь в похвалах и заботе, их любви, и мозг уже не хочет думать, что тут что-то не так. А когда ты в деле, начинается третья стадия: контроль. Тебя просят доказать преданность — деньгами, временем, отказом от старых связей, твоими ресурсами, тобой самой. И вот ты уже не можешь уйти, потому что вся твоя жизнь теперь там. Это как лягушка в кипятке: сначала тепло и приятно, а потом уже поздно прыгать

— Меня…. Никто не агитировал….

— Оооо, милая, — вздохнул Василий. — Это только в фильмах в секту вовлекают проповедники на улицах, хотя… в некоторых случаях и это имеет место быть. Но это самая низшая форма вовлечения, этим занимаются новички, низшая ступень посвящённых. Сейчас культы вовлекают людей совсем разными способами. Любишь джаз — тебя пригласят на концерт, увлекаешься шахматами — с тобой заговорят о шахматах. Не думай, голубка, что ты самая тупая или слабая. Нисколько. У каждого человека есть свои слабости, Лиана. У тебя, у меня, у Игоря…. У всех. Разве что у Катюхи их нет — баба со стальными яйцами, — Василий тут же получил затрещину от Кати. — Все, молчу, у тебя тоже есть. И сектанты отлично умеют давить на это. И нет значения сильный человек или слабый, при должном подходе они найдут ключ к любому. Через боль, через радость, через страдания, через страх…

— Знаешь, такую журналистку Елену Костюченко? — тихо спросил Аркадий.

— Конечно, — кивнула я.

— Она сама попала на крючок секты, называемой «Роза мира»******, Лиана, — подхватил Василий. — Она умная, самодостаточная женщина, великолепный журналист, расследовавший множество скандальных историй, сама стала жертвой деструктивного культа, когда расследовала смерти двух девушек-моделей, покончивших жизнь самоубийством после так называемых тренингов личностного роста.

Понимаешь, голубка, секты — это не только про безумцев с горящими глазами. Они маскируются под нормальность. Тренинги успеха, курсы медитации, клубы по интересам — всё это может быть ловушкой. Они не говорят: “Вступай к нам или сгоришь в аду”. Они говорят: “Ты можешь стать лучше, а мы тебе поможем”. И ты веришь, потому что хочешь быть лучше. На этом построены практически все так называемые тренинги личностного роста от Байгужина до Блиновской. Они говорят тебе все, что ты хочешь услышать. А потом, когда начинаешь задавать вопросы, тебе отвечают: “Ты просто ещё не готова понять”. И ты молчишь, потому что боишься показаться глупой или предать тех, кто стал твоей “семьёй”.

Я это сейчас к чему, голубка: никто из нас ни может дать гарантию, что сам не окажется жертвой той или иной манипуляции, начиная от так называемых занятий по личностному росту и завершая совсем уж дикими культами, по типу «Дети Бога»***. Или “Семья” Мэнсона — начиналось как коммуна хиппи, а кончилось кровью.

Том Круз и Джон Траволта до сих пор не скрывают свою связь с сайентологами****. Элисон Мэк осуждена за участие в культе «Нексиам»*****. Осуждена за то, что принуждала женщин становиться рабынями, Лиана! Рабынями. В современных США. Независимых, самодостаточных женщин, успешных в жизни, состоявшихся. Им казалось, что они идут за развитием, за ростом, за силой. А в итоге они шли в рабство. Культ «Нексиам» клеймил этих женщин. Клеймил их телесно, физически, огненными знаками, выжженными на коже. Символами, которые соединяли инициалы Элисон Мэк и основателя культа Кита Раньера. Ты ведь сама видела это в фильме. Видела, что с ними делали.

Я обхватила голову руками, пытаясь перевести дыхание. Всё, что говорил Василий, всё, что я видела на экране его ноутбука, — фотографии, имена, события, документальные кадры, снятые кем-то, кто знал, что ищет… Всё это складывалось в страшную, ледяную картину, которой мне не хотелось верить.

За последние три дня этот документальный сериал открыл передо мной двери в мир, который я предпочла бы никогда не видеть. И теперь — теперь оказалось, что он имеет ко мне самое непосредственное отношение.

— И вот теперь, голубка, — вздохнул Василий, беря в руки кружку с кофе и делая медленный глоток, — мы медленно, но верно подходим к нашему с тобой случаю.

Я подняла на него глаза, не уверенная, что хочу слышать продолжение.

— У любой секты есть рядовые последователи, те, кто просто несёт деньги, распространяет учение, участвует в ритуалах. Но есть и элита. Те, кто особенно ценен. Их не заманивают в открытую, нет. Их окружают. Иногда, создают искусственные обстоятельства, которые, как кажется этим людям, они выбирают сами. Они думают, что это их путь. Судьба. Призвание. Но на самом деле всё давно рассчитано.

Я сглотнула, чувствуя, как холодок пробегает по позвоночнику.

— Такие люди становятся не просто адептами, а инструментами. Так случилось с Марком Висенте — талантливым кинооператором, сценаристом, режиссёром. Он был ценен не деньгами, а тем, что стал лицом, рупором секты, помогая продвигать её идеи. А Том Круз — неофициальное лицо саентологов. Лия Ремини выросла в этой же секте, её завербовали ещё ребёнком, а потом использовали её славу актрисы, пока она не сбежала. Адвокаты, финансисты, маркетологи, журналисты… Их вербуют не как обычных последователей, а как тех, кто способен влиять, менять общественное мнение, скрывать следы, продвигать интересы. Их обрабатывают с особой тщательностью, месяцами, а иногда и годами.

Голова шла кругом.

— Как это связано со мной? — спросила я, но голос прозвучал глухо, будто говорил кто-то другой.

Василий молча щёлкнул мышкой, и на экране ноутбука появилось изображение.