Паутина

24

Это было невероятно. Это было ошеломительно и бесподобно. Впервые за эти два чудовищных месяца я внезапно чувствовала себя почти хорошо.

Мягкость света, приглушенность звуков, теплота подушек под спиной, ровный голос Василисы. Безопасность. Тепло. Поддержка.

Я вышла с занятия едва не плача от облегчения и от острого чувства радости, растекавшегося по моим мышцам. Если в самом начале я шла на тренинг с опасениями, то сейчас понимала, что мне впервые стало легче!

Василиса не солгала — мы действительно просто дышали, просто слушали ее голос, ощущали ее легкие, ненавязчивые прикосновения. Потом просто прыгали минуты три и обнимались.

Ничего особенного.

Я вернулась домой еще за светло, вдоволь нагулявшись с мамой по заснеженному парку, поужинав с Максом в их столовой, больше похожей на кафе, даже немного поболтав с Мариной. Мне не очень хотелось уходить, но нужно было поговорить с бабушкой, которую я сильно обидела утром.

Она ждала меня и встретила мягкой улыбкой, хоть в ее бесцветных глазах я и увидела отголоски боли, что причинила своим поведением. Она волновалась за меня, боялась, и я не имела права отталкивать ее так сильно.

— Бабуль, прости, — голос мой сорвался, когда я шагнула вперёд и обняла её, вжимаясь лицом в шею, в её тёплый шерстяной свитер, в её сухонькие, тёплые ладони, что тут же обняли меня, словно укрывая от всего мира.

— Прости меня, — повторила я, закрывая глаза.

— И ты меня прости, родная, — тихо ответила она, прижимая меня к себе и медленно, размеренно гладя по волосам. — Девочки опять звонили….

— Я была у мамы, бабушка, — глухо ответила я, стараясь не обращать внимание на царапнувшие слова, — ей намного лучше. Мы гуляли по парку. Она… она даже улыбнулась, бабуль, когда снег попадал ей на лицо.

— Хорошо, — тепло прошелестела в ответ бабушка. — Очень хорошо. Жизнь идет, Лиана, не смотря на боль и страх, не смотря на отчаяние и усталость, она не заканчивается.

— Знаю, бабуль, — я положила голову на ее плечо, закрывая глаза, — знаю. Ты опасаешься, что я рушу свою жизнь, но сейчас я хочу понять, чего хочу сама. Знаешь, я все время думаю, не было ли в словах мамы доли правды? Я — Романова, но я не папа. И может… — я замолчала.

— Ох, Лиана, — вздохнула бабушка, качая головой. — Твоя жизнь — только твоя. Но…

— Знаю, — я снова обняла ее, понимая, что больше не хочу говорить с ней об этом — мои мысли ее больно ранят. Слишком больно. — Не волнуйся за меня, я справлюсь, — сложила в эти слова все то ощущение облегчения и даже радости, что получила сегодня в Центре, надеясь, что бабушка почувствует их тоже.

— Завтра тоже поедешь к маме? — тихо спросила она.

— Да, — кивнула я, — ненадолго.

Знала, что завтра и Макс и Наталья будут заняты, надоедать им не хотела, хоть Макс при расставании и дал понять, что рад будет моему приезду. А про себя решила точно — пройду их курсы, даже по той цене, которая указана на сайте. Ради себя, ради своей семьи.

Выходные промчались как один день, оставив после себя странное ощущение лёгкости и одновременно истощения. Несмотря на приподнятое настроение, физически я чувствовала себя неважно. Тошнота и сонливость не проходили, периодически накатывали приступы слабости, и я начала всерьёз опасаться, что ужас и стресс, живущие во мне, ударили по организму сильнее, чем мне казалось.

Ноябрь вступал в свои права, обрушив на город не только холод, но и мокрый снег, перемешанный с сильными порывами ветра, который продувал даже сквозь шерстяное пальто. Я куталась в шарф, пряча лицо от ледяных потоков, и торопилась в университетский корпус, в тепло.

Войдя внутрь, поспешно скинула пальто, сняла тёплую шапку и повесила их в раздевалке. Секунда — и тёплый, влажный воздух здания коснулся кожи, вызывая лёгкий озноб. Голова вдруг закружилась, зрение на мгновение словно затуманилось. Я рефлекторно схватилась за ближайшую твёрдую поверхность, которой оказался подоконник, и оперлась на него, чтобы не пошатнуться.

— Эй, — раздался рядом тихий голос.

Я повернула голову и встретилась взглядом с Мариной. За последние пару дней мы научились переглядываться мирно, без прежней неприязни, и это уже было прогрессом.

— Что с тобой? — её голос звучал спокойно, но в нём проскользнула нотка искреннего беспокойства.

— Устала. Сплю плохо, — неожиданно призналась я, хотя сама не ожидала, что позволю себе такую откровенность.

Марина понятливо покачала головой, словно что-то для себя решая, а затем, чуть понизив голос, спросила:

— После выходных больше не была на тренинге?

— Нет, — я улыбнулась ей, хоть и слабо. — Поеду снова в выходные. Нужно уладить все формальности с оплатой.

Она на секунду задумалась, затем посмотрела на меня чуть пристальнее, словно подбирая слова.

— Ты уверена, что всё в порядке?

Я проследила глазами за Ленкой и Дашей, сдавших свои вещи в гардероб и бросивших на меня быстрый взгляд. Отвернулась. Они не оставляли своих попыток поговорить, но этот разговор мне был не нужен. Я отлично помнила то, что Дашка осталась с Роменским после нашей ссоры. Снова. О чем мне было с ними разговаривать?

Сам Роменский знать о себе не давал. Один раз я пересеклась с ним на лестнице, подумав, что сейчас упаду в обморок, однако он прошел мимо, только внимательно и требовательно заглянул в глаза. На долю секунды мне показалось, что он остановиться, но… Он только поджал губы, и, не проронив ни слова, направился дальше, полностью погружённый в свои дела.

— Мы на лекцию опоздаем, — Марина выдернула меня из паутины воспоминаний. — Пошли давай.

Поднявшись на второй этаж, чуть приотстала от спутницы, когда лямка моей сумки внезапно лопнула. Я едва успела подхватить ее прежде чем она свалилась на пол.

— Да е-мое, — тихо выругалась, поддерживая сумку коленом и пытаясь привязать порванную лямку к креплению. Внезапно очередной приступ слабости накрыл меня, словно удар волны. Голова закружилась, перед глазами мелькнули темные пятна. Где-то прозвенел звонок, сообщающий о начале занятий, а я стояла, навалившись на стену, не в силах сделать ни единого шага.

— Помощь нужна? — внезапно услышала голос, от которого по спине пробежал мгновенных холод. Спокойный, ровный, равнодушный…. Чудовищный в своей силе и власти надо мной.

Едва дыша повернула голову и…. земля ушла из-под ног от жуткой слабости. Мир закружился в диком хороводе, в ушах зазвенело.

— Лиана! — услышала испуганный крик, руки, бережно перехватывающие меня за талию и почувствовала ненавистный запах, прежде чем свалиться ничком на пол.

Сознание возвращалось медленно, толчками, словно бы нечто выдергивало меня из-под толщи воды. Лежала на чем-то мягком, ощущая под головой удобный валик.

Когда открыла глаза увидела бледное, испуганное лицо Марины и нашего методиста — Татьяны, которая придерживала мою голову. Кто-то ходил рядом, меряя помещение нервными шагами.

Запах….

Застонала, отворачивая голову от ненавистного аромата цитрусов и уда, мечтая больше никогда не ощущать вообще никаких запахов.

— Ох, слава богу! — вырвалось у Татьяны, — Игорь Андреевич, она в себя пришла.

Я дернулась всем телом, не желая ни видеть, ни слышать этого человека.

Нервные шаги прекратились, но он не спешил подходить. Через пару секунд я поняла, что лежу в приемной деканата на диване, на котором обычно провинившиеся оболтусы ждали выволочку от декана.

— Боже, — хотела встать, но руки женщины уложили меня обратно.

— Игорь Андреевич вызвал скорую, лежи спокойно, Романова, — велела она.

— Мне уже лучше… — пять предметов, Лиана, пять предметов. — Марина поможет мне встать. Мне нужно на лекции.

— Тебе нужно в больницу, — резко и зло бросил Роменский, все еще не подходя ближе. Я не видела его лица, но почему-то была уверенна, что сейчас оно бесстрастным не было. В голосе явно звучали злость и приказ.

— Мне лучше, — повторила упрямо, хотя внутри все сжималось от ужаса. — Я хочу уйти.

— Нет, — отрезал он, уже не скрывая своих эмоций. — Дернешься — удержу силой!

От этих слов у меня буквально перехватило дыхание.

Желание снова упасть в обморок, чтобы просто не слышать его, не видеть, не ощущать на себе эту тотальную власть, вспыхнуло почти панической волной.

— Пока тебя врач не осмотрит — останешься здесь, — продолжил он, а в голосе сквозила холодная, безапелляционная уверенность. — Я позвонил твоей бабушке, она тоже скоро приедет.

Я судорожно сглотнула.

Он контролировал каждый мой шаг, каждое моё действие. Даже мои мысли.

Впервые он по-настоящему показался мне пауком, расставившим свою паутину, в которой я медленно застревала, не в силах выбраться. Несмотря на всю свою красоту и притягательность, в этот момент он казался ужасающим.

Я почти физически ощущала его взгляд, даже несмотря на то, что он не подходил ближе.

К счастью, приезд скорой заставил меня немного выдохнуть.

Молодая, симпатичная девушка-врач сразу же принялась за осмотр, выгнав Роменского и Марину из приёмной с деликатной, но твёрдой настойчивостью.

И только когда дверь за ним закрылась, я почувствовала, что могу дышать.

Осмотрев меня внимательно, измеряв давление и пульс, она лукаво улыбнулась.

— Когда ели последний раз?

Утром не ела из-за постоянной тошноты.

— Вечером, — ответила я, садясь на диване. — Утром не смогла — тошнило сильно. Видимо проблемы с желудком.

Татьяна резко повернулась ко мне, её брови поползли вверх, но она ничего не сказала. А вот врач улыбнулась чуть шире, но в её взгляде мелькнуло что-то внимательное, оценивающее.

— Понятно, — кивнула она, делая пометки в блокноте. — Давление упало, скорее всего, из-за слабости и недоедания. Сейчас поставлю вам глюкозу, и рекомендую недельку отлежаться дома.

— Мне казалось, — я вздрогнула, когда игла впилась в сгиб локтя, — от гастрита еще никто не умирал.

— От гастрита — нет, — хитро улыбнулась врач, — а вот сильный токсикоз может привести к печальным последствиям. Срок у вас какой?

Мир снова качнулся у меня под ногами.

— Что? — едва слышно переспросила я, не веря в то, что услышала.

Врач подняла на меня светлые глаза и повторила, коротко и внятно.

— Вы, похоже, беременны. У вас все признаки раннего токсикоза.

Лицо Роменского, появившегося в дверях в сопровождении бабушки, при этих словах побелело как молоко. Он не отрываясь смотрел на меня, а я — на него, не в силах принять этот страшный, мощный удар, который обрушила на меня жизнь.