Паутина

26

Бабушка недовольно поджала губы, когда я рассказала ей про встречу с Максом, но отговаривать от визита в Центр не стала. Она понимала, что я всё равно поеду. В её взгляде читалась напряжённость, словно ей было не по себе от одной мысли о моей встрече с ним. Я знала, что она ревнует. Макс вызывал у неё странное чувство неприязни, которое никак не поддавалось логике.

Мне же было страшно.

Я всю ночь думала, как это будет. Как приеду туда. Как снова посмотрю в глаза Максимилиана, которому больно от одной мысли о моём аборте, но который всё равно готов помочь. Он не осуждал, не давил, не пытался переубедить — и от этого становилось ещё тяжелее.

Но, как оказалось, в самом Центре я успокоилась быстро.

Вместо Макса меня встретила Наталья. Она шагнула ко мне, крепко обняла, прижимая к своей груди, но ничего не сказала — ни вопросов, ни сочувственных слов, ни морали. Просто молча держала меня, пока я не расслабилась в её тёплых объятиях. Затем взяла за руку и повела наверх, на третий этаж, туда, где располагалось отделение акушерства и гинекологии.

Сердце билось так отчаянно, что я слышала его стук в ушах. Едва сдерживала лёгкую дрожь в пальцах, пытаясь не показывать своего волнения.

— Нет, милая, так дело не пойдёт, — уверенно сказала Наталья, окинув меня внимательным взглядом, когда двери лифта закрылись. — Давай-ка для начала успокоимся, а после уже всё остальное.

Я хотела возразить, сказать, что мне не до этого, что просто хочу пройти осмотр и поскорее закончить всё это, но её голос был таким мягким, таким спокойным, что не нашла в себе сил сопротивляться.

Она провела меня в небольшую комнату с приглушённым светом. На полу лежали мягкие подушки, воздух был наполнен лёгким травяным ароматом, где-то в углу негромко звучала расслабляющая музыка.

— Просто сядь и дыши, — сказала Наталья, садясь напротив.

Мы начали с дыхательных упражнений. Сначала я чувствовала себя глупо, но постепенно напряжение в груди стало спадать. Затем дыхание сменилось энергичными движениями, и, наконец, спустя какое-то время, я просто лежала на подушках, приводя своё состояние к относительному спокойствию. Наталья сидела рядом, её тёплые руки мягко лежали на моих плечах. Она дышала синхронно со мной, не торопила, не подгоняла, просто была рядом.

— Ну что, легче стало? — спросила она, когда я открыла глаза, невероятно отдохнувшая и посвежевшая. — Попьем чаю, родная?

Она подала мне кружку от которой исходил почти волшебный аромат, сама же молча взяла вторую. Ее глаза смотрели по-доброму, но все же грустно.

— Вы… вы меня осуждаете? — внезапно вырвалось у меня. Этот вопрос стал невероятно важным.

— Нет, милая, нет, — Наталья тут же коснулась рукой моего запястья, успокаивая, — кто в здравом уме станет осуждать тебя, девочка моя? Ты приняла решение — мы можем только помочь тебе, чтобы минимизировать все риски для твоего организма.

Мне стало намного легче от ее слов. Слова вдруг сами полились из меня, словно что-то прорвало плотину. Я рассказала ей о своем постоянном страхе, о том, что не могу совладать со своей жизнью, о том, что кажется весь мир восстал против меня. И… о своих подозрениях. О запахе, который преследовал меня даже во снах.

— Интересно… — потянула она. — То есть ты, возможно, знаешь…. Кто это сделал.

— Только подозрения, Наталья. И запах. Головой понимаю, что этого мало, что, возможно, наговариваю на невиновного… но…

Она замолчала, пристально вглядываясь в меня, будто пытаясь понять, насколько твёрдо я в этом уверена. Затем чуть склонила голову набок, явно тщательно подбирая слова.

— Лиана, — наконец сказала она, и в её голосе появилась особая сосредоточенность, профессиональная точность. — Цитрус и удовое дерево… Сочетание, с одной стороны, дорогое, с другой… очень характерное. Если ты запомнила именно эти два запаха, значит, они были доминирующими в его парфюме, а это, милая, довольно редкий состав.

В животе неприятно похолодело.

— Почему редкий? — хрипло спросила я.

— В классических мужских ароматах цитрусы почти всегда сочетаются с лавандой, специями, иногда с морскими аккордами. Но уд…. Дорогой, сложный, капризный аромат, раз почувствовав который уже никогда не забудешь… Не всякий парфюмер использует удовую смолу. И если уд стоит рядом с цитрусами, это значит, что парфюм либо нишевый, либо дорогой люкс с нестандартной пирамидой. Такие композиции встречаются у определённых брендов, ориентированных на восточную или древесную группу. Я вообще удивлена, что ты знаешь аромат уда.

Я почувствовала, как внутри что-то сжалось.

— Когда-то папа знакомил меня в разными ароматами…. У них это было что-то вроде клуба — нишевый парфюм. Выходит и у…. него тоже….

— Уверена, что не помнишь больше ничего, девочка моя? — серьёзно спросила она.

Молча кивнула, отводя глаза и отпивая большой глоток чая. Слова Натальи отозвались внутри какой-то жгучей остротой.

— Лиана, — женщина снова положила свою руку на мою ладонь. — Можно задам очень личный вопрос? Если будет больно или неприятно…. Если не захочешь отвечать — не надо.

— Конечно, — снова кивнула, понимая, что таиться от этой женщины не буду.

— Родная моя…. Прости сразу…. Но… если бы этот ребенок был бы не от…. Насильника…. Не от Роменского, — она впервые назвала имя, которое я боялась произнести даже внутри себя. — Ты бы подумала, чтоб…. Чтоб оставить его?

В носу защипало от боли. Я не задавала себе этот вопрос, старалась не задавать. Но он острым ножом задел что-то внутри меня. Что-то настолько глубокое, что мне хотелось плакать.

Наталья молча ждала ответа. Или его отсутствие.

— Не знаю…. — выдавила я из себя. — Не знаю….

Она снова обняла меня, осторожно поднимая на ноги.

Кабинет Ирины отличался от всех гинекологических кабинетов, которые я посетила в эти дни. Он был…. Уютным, что ли. Нет, все та же стерильная чистота, то же самое кресло, но вот кушетка — она была мягче, приятнее, свет не резал глаза как в других местах. Даже едва слышимая музыка скорее успокаивала, чем раздражала.

Ирина встретила нас с грустной улыбкой и сразу забрала мои анализы, результаты которых я принесла с собой. Внимательно изучила каждый документ.

— У тебя отрицательный резус-фактор? — удивленно подняла глаза.

— Да, — устало и обреченно ответила я, ожидая от нее новой порции убеждений из-за этого фактора.

Но Ирина лишь сосредоточенно продолжила изучение документов.

— Хорошо, Лиана, — мягко улыбнулась она, поднимая на меня глаза. — Как я понимаю, седьмая неделя?

— Да, — не смотря на полное спокойствие и дружелюбие, мне было сложно смотреть на нее. Эта женщина воплощала в себе хранительницу, акушерку, ту, что спасает детей, а не убивает их. В предыдущие посещения Центра я видела как она разговаривает с беременными женщинами, как они смотрят на нее с огромной любовью, уважением и даже, я бы сказала, обожанием.

— Время есть, моя дорогая. Я как врач не могу рисковать тобой, не сделав своих исследований. Но, — она тут же подняла руку, предотвращая мои протесты, — это займет два-три дня. Часть анализов возьмем прямо сейчас. Лиана, дорогая, — она усадила меня на кушетку, — моя задача — минимизировать твои риски, с учетом твоего резус-фактора. Дальше решение только за тобой. Согласна?

Я кивнула, стыдясь своих эмоций.

— Хорошо. Сначала кровь, потом…. Давай сделаем УЗИ, ладно?

— Зачем? — я резко дёрнулась, будто меня ударило током.

Внутри всё перевернулось. Я не хотела. Не хотела видеть. Не хотела слышать.

— Я должна оценить все — снова терпеливо повторила Ирина. — Если что-то пойдет не так, Макимилиан Эдуардович мне голову с плеч снимет. Если хочешь, можем это завтра сделать….

От одной мысли, что придется ждать еще несколько дней у меня все сжималось от тоски. Ходить по квартире, смотреть в темные окна и думать, думать, думать….

— Лиана, — Наталья, сидевшая на кресле внимательно взглянула на меня. — Эти два-три дня ты проведешь здесь у нас.

— Ой… — вырвалось у меня. — В смысле?

— Нет, если не хочешь — не надо. Я просто думала, тебе будет удобнее здесь. Не надо с раннего утра ехать на край города, потом возвращаться. Сейчас у нас есть несколько свободных комнат для гостей, ты можешь разместиться в одной из них. Я и сама часто пользуюсь своей комнатой, а Макс так вообще в квартире в городе неделями может не появляться.

Я задумалась.

Идея показалась мне неожиданной, но чем больше я о ней думала, тем больше понимала, что это действительно удобно.

Не возвращаться домой, не выслушивать обеспокоенные вопросы бабушки, не пытаться разглядеть смысл в тёмных окнах…

Просто переждать это время.

— А вечером ты сможешь маму увидеть, с ней провести больше времени, — улыбнулась Наталья. — Думаю, тебя ожидает сюрприз, — нежно улыбнулась она.

— Мама?! — от этой интонации мне захотелось бежать к маме прямо сейчас.

— Вечером, дорогая, вечером. Сейчас займись собой. Сдай анализы, предупреди бабушку, я покажу тебе комнату, выдам одежду. Вечером ужин, потом релакс и мама. Согласна?

Наталья расписала мой день так, что в нем не осталось места для раздиравших сомнений и одиночества. Я молча кивнула.