Утром меня потрясывало. То ли от страха, то ли от напряжения, то ли от неуверенности, что поступаю правильно. Пол ночи я просидела на кровати, глядя в темное окно. Мама вечером была еще более живая, чем накануне, я говорила с ней о всякой ерунде, о том, как скучала без нее, а она… она обнимала меня в ответ. И хоть довольно часто снова погружалась в томительное молчание, но все же часто и отвечала на мои вопросы. Естественно, рассказать ей о происходящем я не могла.
Несколько раз звонила бабушка, один раз — пытаясь убедить меня приехать домой. Но я твердо решила остаться на еще одну ночь. Здесь, в этом месте я нашла то убежище, в котором мне отказал настоящий мир. Понимая, что пользуюсь гостеприимством Макса и Натальи, я всеми силами старалась помочь, чем могла. Вечером меня поставили дежурить в столовой.
Ополаскивая одну тарелку за другой, невольно погрузилась в медитативное состояние, навеянное приятными запахами кухни и тихой музыкой. А когда пришла в свою комнату — опять обнаружила чай и записку: «Отдохни. Ты молодец».
Два дня не видя Максимилиана, я вдруг с удивлением поймала себя на мысли, что скучаю по нему: по его спокойному голосу, по выразительным синим глазам, по его мудрым словам. И также поняла, что завтра, перед процедурой, хочу встретиться с ним, поговорить. О чем? Да и сама этого не знала.
Утром, сразу после завтрака, отправилась к нему на этаж без приглашения. Знала, что нарушаю порядок, но ничего поделать не могла. Если занят — уйду, не стану мешать, но вдруг… вдруг у него найдется время для меня.
Двери в кабинет были чуть приоткрыты, девушки секретаря на месте не оказалось. Я уже хотела зайти внутрь, постучавшись, как замерла, услышав знакомые голоса.
— Максимилиан Эдуардович, это опасно, — в голосе Ирины звучала тревога, — у нее отрицательный резус-фактор. Анализы не очень хорошие…
— Ирина, я не идиот. Ты думаешь, я не понимаю? — Макс говорил ровно, но в его голосе звучала усталость, словно он уже не раз обдумывал этот разговор в голове. — Но что я могу сделать? Запереть её здесь? Уговаривать? Если мы откажемся, она найдёт другой способ. Если не у нас, то где-то в другом месте, в худших условиях, с людьми, которым плевать на её здоровье. Здесь я хотя бы могу контролировать ситуацию, минимизировать риски.
— А ты не думал, что, если она сделает это сейчас, потом может больше никогда не родить? — Ирина говорила тише, но в её голосе было столько напряжения, что даже через приоткрытую дверь я чувствовала, насколько сильно она переживает. — Это не просто эмоциональное решение, это биология, это её будущее. Ты же знаешь, сколько женщин потом жалеют…
— Ир, меня убеждать не надо… — я почти видела, как он прикрыл глаза рукой. — Я-то знаю, что такое потеря ребенка…. Но…
— Макс, пожалуйста….
Я решительно толкнула двери и зашла внутрь. Оба тут же замолчали, Макс рот открыл и закрыл.
Меня трясло.
— Вы оба правы, — я сама не верила тому, что говорю. — Вы оба правы. Я не могу. Я не могу это сделать….
Произнесла это вслух и почувствовала, как земля уходит из-под ног.
Колени ослабли, ноги перестали слушаться, и я почти рухнула на ближайший стул, тут же закрывая лицо руками.
Не видела, но чувствовала, как что-то изменилось в воздухе, как Макс и Ирина переглянулись, как тишина в кабинете стала наполненной, давящей, но больше всего — как моё собственное признание эхом разлетелось внутри меня, ломая все стены, которые так долго возводились.
Ирина, повинуясь едва заметному кивку головы Макса, быстро вышла, оставляя нас одних. Он вскочил с кресла, и, не колеблясь ни секунды, стремительно подошёл ко мне.
Я ощутила его тепло ещё до того, как он прикоснулся ко мне.
Он опустился передо мной на колени, его руки бережно, но уверенно сомкнулись вокруг моих плеч, а затем он притянул меня к себе, обнял, почти используя силу, чтобы подавить моё сопротивление, чтобы не дать мне отвернуться, не дать мне снова спрятаться в себе.
— Лиана… — его голос был тихим, но в нём звучало столько тепла, столько уверенности, что у меня вдруг перехватило дыхание.
Я попыталась отстраниться, но он только крепче сжал меня в объятиях, не давая уйти.
— Лиана… ты не одна, — его голос звучал низко, глубоко, в нём не было ни капли сомнения, только твёрдость и что-то ещё, что я не сразу смогла распознать. — Я… мы не оставим тебя, девочка моя.
Я чувствовала, как напряглись его плечи, как ускорилось его дыхание, будто он боролся с чем-то внутри себя, пытаясь подобрать правильные слова, но затем, словно приняв какое-то решение, он чуть отстранился, заглядывая мне прямо в глаза.
— Я помогу тебе…
Эти три слова прозвучали почти интимно, как обещание, как клятва, как что-то, что он уже давно решил для себя.
Он был настолько близко, что я могла различить оттенки в его глазах, могла увидеть каждую тень, пробежавшую по его лицу, могла почувствовать его дыхание — лёгкое, тёплое, почти неощутимое, но отчего-то пробирающее меня до кончиков пальцев.
Максимилиан не отводил взгляда, его пальцы едва заметно сжались на моих плечах, словно он пытался удержаться, но что-то внутри него всё же пересилило.
Его глаза потемнели, в них промелькнуло что-то дикое, необузданное, и прежде чем я успела осознать, что происходит, он, словно подчиняясь нахлынувшей волне эмоций, наклонился ко мне.
Я задержала дыхание, но уже в следующую секунду его губы нашли мои.
Это было неожиданно, почти невесомо, но от этого ещё более разрушающе.
Губы Макса были тёплыми, мягкими, но при этом настойчивыми, в поцелуе чувствовалось не только желание, но и борьба, сдерживание, словно он сам до конца не осознавал, что делает, словно не мог остановить себя, словно эта близость была неизбежной.
Через секунду меня охватила паника, словно инстинкт, пробудившийся раньше разума, заставил сердце сбиться с ритма. Я дернулась, попыталась отстраниться, но Макс не сразу понял, что что-то не так. Прижал сильнее, крепче, не давая вырваться. В его движениях была уверенность, сила, но при этом…
Что-то внутри меня забило тревогу, что-то, что не имело логического объяснения, но ощущалось каждой клеткой. Всё было слишком быстро, слишком резко, слишком неожиданно.
Я отпрянула, резко, почти испуганно, не позволяя ему взять надо мной власть, не давая себе возможности раствориться в этой ситуации, которая казалась неправильной, чуждой, сбивающей с толку.
Фейерверк эмоций взорвался в голове — вспыхнуло что-то тягучее, болезненное, отталкивающее.
— Прости, — он тут же отстранился, отпустив мои плечи так резко, словно боялся, что ещё одно прикосновение уничтожит всё окончательно.
Его дыхание сбилось, он быстро встал и ушёл на максимальное расстояние, будто пытаясь физически отделить себя от ситуации, от своих эмоций, от меня.
— Прости, Лиана… — в его голосе было столько раскаяния, что на мгновение мне стало его жалко. — Я… никогда больше…
Он тяжело дышал, сжал пальцы в кулаки, пытаясь совладать с собой, но затем, не находя слов, просто оперся на стол, сгорбившись, как человек, только что осознавший, что совершил ошибку.
— Прости меня, ради бога… — повторил он, закрыв глаза, будто не мог вынести моего взгляда. — Я идиот, Лиана…
Я молчала.
Где-то глубоко внутри понимала, что он не хотел ничего плохого, что его поступок был вызван не только желанием, но и болью, отчаянием, страхом за меня.
Макс выпрямился, провел рукой по лицу, глубоко вздохнул, явно заставляя себя успокоиться, вернуть контроль над ситуацией. В его глазах больше не было того порыва, что заставил его поддаться эмоциям, осталась только усталость и серьёзность.
— Лиана, — он говорил уже чётко, ровно, словно окончательно взял себя в руки. — Прости меня.
Я снова промолчала, не зная, что сказать.
— Ты… особенная для меня. И это уже не изменить. — Его голос был спокойным, почти отстранённым, но в этих словах чувствовалась абсолютная искренность.
Я вздрогнула. Не ожидала этого признания.
— Но я могу дать тебе слово, что подобного больше никогда не повторится, — он посмотрел на меня так, словно хотел убедиться, что я поверю ему, что услышу это так, как он хочет.
Я не отвела взгляда.
— Если хочешь, я вообще больше не стану искать твоего общества.
Эти слова прозвучали неожиданно, и я вдруг почувствовала, как внутри что-то неприятно сжалось.
— Мама, Ирина, Центр — здесь ты всегда найдёшь помощь, поддержку, защиту.
Он отвёл взгляд, будто с трудом говорил последнее.
— А я… — начал он, но тут же покачал головой, словно отказываясь от собственной мысли, не желая её озвучивать.
Я смотрела на него, чувствуя, как внутри нарастает странное, тягучее чувство вины, которое было не совсем моим, но которое я принимала, потому что понимала, что его боль — это тоже результат моих решений, моей неуверенности, моего внутреннего ужаса перед самой собой.
— Макс, подожди… — я сделала шаг к нему, но он не двинулся с места, только напряжённо выжидал, не отводя от меня взгляда. — Я… это не в тебе дело, понимаешь?
Я не знала, как объяснить, не знала, как подобрать слова так, чтобы он не подумал, будто он сделал что-то неправильно.
Мне стало горько от осознания того, что я сломанная, испорченная, что не могу нормально ответить на его чувства, что даже самое бережное, самое заботливое отношение, которое он мне давал, не способно было преодолеть эту пропасть во мне.
Я видела, что он хочет что-то сказать, что, возможно, хочет возразить, но вместо этого он только тяжело выдохнул, проводя ладонью по лицу, будто пытался стереть с него всё, что только что между нами произошло.
— Я знаю, — наконец сказал он, но в его голосе не было облегчения, не было той привычной уверенности, с которой он обычно говорил. — Я знаю, Лиана.
Он замолчал на секунду, а затем резко отвёл взгляд, словно не хотел, чтобы я видела то, что сейчас читалось в его глазах.
— И будь он… проклят! — стиснув зубы, выдохнул Макс, и в его голосе звенела такая ярость, что я вздрогнула.
Это был не просто гнев. Это была боль, горечь, бессилие, срывающееся наружу, несмотря на все его попытки сдержать себя.
Он быстро шагнул в сторону, будто не доверял себе, если останется рядом со мной, будто ему требовалось пространство, чтобы справиться с тем, что внутри него бушевало.
— Лиана… — он снова повернулся ко мне, в его взгляде было отчаяние, но и решимость. — Я разобьюсь, но помогу тебе, понимаешь? Не сейчас, не когда ты носишь этого малыша… но позже… когда ты будешь готова.
Я не успела ничего сказать, но он шагнул ближе, почти умоляюще глядя на меня.
— Мы справимся и с этим, — твёрдо сказал он, словно пытался внушить мне эту мысль, заставить меня поверить в то, что это возможно.
Я верила. Хотела верить. Опустила голову, упираясь лбом в сильное плечо. Будь что будет….