Перья столь порочные

Глава 18



Галантия

Наши дни, замок Дипмарш, покои Галантии

Я так сильно хочу тебя…

Эти слова продолжали звучать в моей голове и уносили меня в беспокойный сон несколько ночей подряд, всегда превращаясь в природно-зеленые глаза. Я следила за этим взглядом и смотрела на себя. Наблюдала, как работаю рукой на члене Себиана.

— Хорошая девочка. — Его мурлыкающая похвала возвращала мой взгляд к зеленым сужающимся глазам. Они стали серо-коричневыми, блестя презрением. — Я хочу, чтобы тебе было больно.

Я резко проснулась.

Только не снова!

Пульс бился так громко в висках, что заглушал утреннюю симфонию птиц, восседающих в камышах за моим окном. Но это было ничто, ничто по сравнению со жгучей пульсацией между ног. Боги, у меня все болело!

Я моргнула в пустой комнате, рука скользнула под одеяло и между ног. Когда кончики пальцев коснулись влажности, оставленной сном, я начала ласкать свое разгорячённое тело. Водила, скользила пальцами, пробуждая дрожь и тянущуюся волну возбуждения, пока приятные покалывания не разлились от центра, гоняясь за долгожданным облегчением, но…

Облегчение не приходило.

Я крепко закрыла глаза.

Сосредоточилась всей силой.

Себиан появился в воображении на чёрном фоне, мышцы его живота напряженно двигались, когда он вгонял свой член в меня в ритм моих слегка касающихся пальцев. Он опустил ухмылку на мои губы в медленный, томный поцелуй, заставивший жар разлиться вокруг моего женского начала.

Почти… Я была так близко.

Пока снова не появился Малир. Он взял нижнюю губу между зубов и сжал, заставляя её пульсировать с такой же силой, как и дикое биение между моими ногами, и потекла кровь…

Нет!

Я быстро вытащила промокшие пальцы из-под одеяла и прижала руки к телу. Чёрт побери, как я могла быть такой порочной? Достаточно того, что я фантазировала о Себиане, но Малир…?

Это было больно.

Безумно.

Приняв поражение, я сняла ночную рубашку, кожа покрылась мурашками от утреннего холода. Тлеющие угли в очаге едва отдавали тепло, пока я шла к умывальнику. У его основания, на сером камне, меня привлекла синяя полоска. Что это?

Я схватила маленькую блестящую вещь и поднесла к свету окна. Голубая шелковая лента, местами слегка выцветшая, местами немного запятнанная, но красивая! Как она сюда попала?

И тут меня осенило воспоминание о той бурной ночи. Неужели это то, что ворона уронила из клюва? Возможно.

С помощью ногтей и зубов я завязала ленту вокруг запястья, затем повернулась, чтобы собраться. Быстро умылась, включая неприличный беспорядок между ног, и оделась. Сколько ещё до того момента, когда я наконец смогу покинуть это место?

После мгновения раздумий я направилась к двери. Возможно, у Себиана есть новости из Тайдстоуна? Если он вообще в своей комнате. На утро после шторма я проснулась одна. С тех пор не видела его, и…

— Боги… — вздрогнула я, и спазм пронёсся по мышцам, заставив подпрыгнуть и отступить к деревянной перегородке, отделявшей мою спальную зону. — Что ты здесь делаешь?

Малир сидел на синем бархатном диване у двери, чёрный жилет поверх белой рубашки был изысканнее любых других, что я видела. Как долго принц здесь сидел?

Мой желудок сжался. Сколько он мог видеть сквозь сложные резные узоры перегородки?

— Ты часто стонешь во сне? — спросил он, одновременно отвечая на вопрос и вплетая в меня нити стыда. — Приятный сон, наверное?

— Кошмар.

— Ах, значит, страх возбуждает тебя? — продолжил он. — Предполагаю, это объясняет, почему люди боятся моих теней с такой силой, что способны обмочиться, а моя маленькая голубка совсем иначе реагирует на них между бедрами.

Сражаясь с жаром, что полз по шее, я держала его взгляд, притворяясь, что не понимаю, о чём он говорит. Его тени не вызывали во мне ничего постыдного — ни приятных покалываний, ни прилива тепла.

Но чем дольше я смотрела в его разноцветные глаза, тем сильнее изгибались его губы в ухмылке, которая на Себиане выглядела бы игриво, а на Малире? Она обнажала меня. Выставляла на свет невысказанную ложь, неправильные реакции тела.

Я не могла этого вынести, поэтому взгляд мой скользнул к двери. Если бы только я могла сбежать в объятия Себиана…

— Его здесь нет. Судя по состоянию, в котором я застал его за таверной раньше, предполагаю, что он всё ещё тащится через Большой зал прямо сейчас, — сказал Малир. Он провёл большим пальцем по нижней губе, словно размышляя, взгляд пустел, прежде чем он покачал головой. — Делегация из Тайдстоуна должна достичь замка в течение часа.

В течение часа.

Я ждала, что позвоночник выпрямится, грудь поднимется или ноги затрепещут от желания броситься к воротам прямо сейчас. Чёрт возьми, я бы облегчённо вздохнула.

Но ничего не произошло.

— Тогда я, наконец, вернусь домой.

Оставляя одного жестокого принца ради другого. Как иронично.

Малир встал, маня меня к себе, пока я не оказалась так близко, что пуговицы его жилета почти зацепились за оборки моего платья. Он обхватил моё лицо, трогая щёки, словно я была его беспомощной добычей.

— Дом. Такое утешительное слово, если у тебя есть дом, не так ли? — его шёпот у виска едва отвлекал меня от стремительного прилива крови к голове. — Взращивая ложное чувство безопасности, которое заставляет совершать глупости. Например, оставлять окно открытым, чтобы мои вороны скользнули в твои покои однажды ночью, найдя тебя беззащитной, твою жизнь и невинность обесцененными для меня.

В горле пересохло.

— Ты получишь то, чего хочешь. Почему ты не оставишь меня в покое?

— Потому что ты моя. Моя, чтобы причинять боль. Моя, чтобы мучить. Моя, чтобы разрушать, — его прохладное, мятное дыхание касалось моей кожи, вызывая дрожь по разгорячённому телу. — Я приду за тобой, Галантия. Пусть это займёт год или жизнь — я приду за тобой.

— А потом?

— Потом я разломаю тебя на миллион красивых кусочков, — его губы скользнули по моему виску, сдвигая тонкие пряди волос. — Но вместо того чтобы оставить тебя разрушенной и опустошённой, я решу собрать тебя заново в своём уродливом образе. Возьму твою боль и наслаждение, твои слёзы и кровь, твои стоны и крики, чтобы собрать тебя… неправильно.

Я вздрогнула от угрозы, потому что знала — это не пустые слова.

— Ты больной.

— И ты тоже, Галантия, — шёпот у мочки уха. — Потому что мы оба знаем, что тебе это понравится.

Из меня сорвался выдох, когда я повернула голову к его лицу, но следующий вдох застрял в груди. Он оставался неподвижен, наши рты были так близко друг к другу, что мы дышали одним воздухом. Каждый мой дрожащий вдох приближал губы к его. Каждый его мягкий выдох почти целовал меня.

Я винила сон за внезапную слабость мышц, за то, как его порочные слова возродили то пульсирующее желание между ног. Ничто другое не объясняло бы, почему я стояла зачарованной, ничего не делая, чтобы отвернуться.

Взгляд Малира скользнул к моим губам, голова слегка наклонилась в его странной манере.

— Ты… жаждешь поцелуя.

Он не ошибался.

— Но не от тебя.

— Нет? — молчание длилось секунду. Две. Три. — Тогда на колени.

Я не была готова к тому, как его рука сдавила плечо, заставляя меня опуститься на пол. Не понимала, чего он хочет, когда он сел на диван и развязал шнурки на своих чёрных штанах. Он вынул твёрдый член, медленно проводя по нему рукой, пока не направил набухший кончик к моему рту. И тут до меня дошло.

— Открой рот, — сказал он, проводя пальцами по моим волосам, а затем сжал их в кулак. С резким рывком он подтянул меня к себе, запрокинув голову, пока горло не напряглось. — Смотри на меня. Я хочу видеть твои глаза, пока буду трахать твой рот. Хочу смотреть, когда ты проглотишь мою сперму… или задохнешься от нее. Любой вариант приемлем.

Мои зубы сомкнулись инстинктивно. Он не получит от меня такого наглого удовольствия.

— Можешь представить, какой ущерб твоей репутации принесет это, если люди узнают, как ты промокла для принца-ворона, а? — Он зацепил пальцем мой подбородок, засунув большой палец в рот, раздвигая челюсти. — Или как ты проводила ночи в камере Себиана? Какая же ты была мокрая, нуждающаяся шлюха для него, сосала его член, умоляя опустошить своё семя на твоём лице, как…

Я откинула голову назад.

— Ничего из этого не было!

Тени в ямках под его скулой слегка посветлели, когда он провёл кончиком члена по моей нижней губе и трижды постучал. — Не откроешь рот — и не случится.

Я не знала, что больше вызывает во мне отвращение: его требование или то, что я вообще подумала об этом. Я знала, что нельзя доверять его словам, но стоило ли это риска, если он разнесёт слухи, способные достичь Аммаретта? Сражаться с ним? Менее чем за час до того, как, наконец, выбраться из его лап?

Нет.

Я разомкнула губы. Обхватила его головку губами, язык неловко застыл в ожидании.

— Ммм, теперь я точно знаю, что он никогда не входил в этот рот. Напоминает, почему мне не нравятся девственницы, — Малир тихо рассмеялся. — Так красиво лижет кинжалы, а как сосать член — не знает.

Мои щеки накалились, словно его слова дали пощёчину, и я зажмурилась. Это не должно было ранить меня так…

— Я сказал, глаза на меня. — С резким рывком за волосы Малир вернул взгляд к себе, затем прижал мой рот к члену, заставляя брызгать слюной от требования растянуться на его толстой плоти. — Открой…

Мою голову дернули вверх и опустили вниз, пока она не начала покачиваться. Мой рот скользнул вниз по члену, ощущая каждую вздувшуюся вену, каждую пульсацию крови, которая делала его твёрдым.

— Вот так, маленькая голубка, — Малир тяжело дышал сквозь приоткрытые губы, позволяя глубокому, мужскому стону вибрировать в воздухе. — Покажи мне, как сильно тебе нравится, когда мой член трахает твой красивый ротик. Тебе это нравится, не так ли?

Я уставилась на него, открывая рот шире, вбирая его глубже. Что бы ни потребовалось, чтобы закончить это и уйти.

— Ммм, ты прямо сейчас говоришь себе, что ненавидишь это? — он откинулся назад и слегка повернулся вбок, обхватив меня сзади и запустив руку под юбки. Его пальцы скользили по моим ягодицам и между ног, обнаружив, что мое лоно такое же влажное, как и раньше. — Ври себе, сколько хочешь, Галантия, но твоё тело не может скрыть, как оно хочет быть моей шлюхой. Как ты втайне жаждешь ожога от пореза, жжения от укуса, покалывания от пощечины.

То, как он вращал вокруг моего влажного входа, заставляло меня стонать. Что еще хуже? То, как мои бедра сами кружили в такт его движениям, добиваясь этого. А что если он прав? А что если я действительно желаю всего этого?

— Да, ты желаешь, что застало меня врасплох, признаю, — промурлыкал Малир, словно читал мои мысли, что было унизительно само по себе, но не настолько, как то, что он вынул пальцы и держал перед моим лицом блестящее доказательство моей развратности. — Оближи мои пальцы. Попробуй вкус своего вожделения.

Я задыхалась вокруг его члена.

— Нет…

Шлеп.

Его ладонь ударила по ягодице, прежде чем он отдернул мой рот с члена, но не боль от этого заставила меня почувствовать жар — нет, дело было в том, как он поглаживал пальцами у меня во рту, и я ощущала привкус своего возбуждения на деснах, вокруг языка, на зубах.

Уничтожая любое отрицание.

Малир прижал мою голову обратно к члену, пока его головка не уперлась в заднюю стенку горла. Там он держал меня, зажатую между его пахом и силой его захвата, заставляя меня хрипеть, давиться… стонать.

Когда я задыхалась, он позволял лишь чуть-чуть отступить, чтобы я вдохнула. Потом толкал бедрами вверх, удерживая мою голову за волосы, независимо от того, как я извивалась, боролась, пыталась отстраниться. Только когда лицо пылало, глаза горели, и все вокруг расплывалось, он снова погрузился глубже на диван и уставился мне в глаза.

И я поняла тогда, зачем он пришёл.

Он пальцем коснулся внешнего уголка моего глаза, будто хотел вытеснить слёзы, но их не было.

— Ты правда не будешь плакать, да? — спросил Малир.

Он снова провёл пальцами под юбками. Скользил ими по моему влажному влагалищу, пока я сосала его член, пока… ШЛЕП. Он ударил пальцами по моей киске, посылая волны удовольствия к клитору и жар глубоко в живот.

— Хочешь знать, что хуже, чем быть вынужденной терпеть самые… развратные действия? — ШЛЕП. Ещё один удар по киске, затем чудесное давление, нарастающее до кульминации. — Получать от этого удовольствие. Кончай, маленькая голубка.

Его требование разжигало ярость внутри, разогревая слёзы, которых я не могла пролить. Больше не было ни гордости, ни провокации. Только трезвая правда: со мной что-то не так.

И он это знал.

Он шлёпал и вводил пальцы в моё разгорячённое тело, пока при последнем ударе оргазм не поразил меня, как удар молнии. Он разлился от центра по всему телу и по всем нервным окончаниям, разрушая меня.

— Такая хорошая маленькая шлюха, — мурлыкал он. — Может быть, ты не драгоценный алмаз, которым я считал тебя сначала, отполированный до блеска, что ни одна корона никогда не вернёт мне. Может, ты уже немного треснута, немного сломана. Посмотри на меня.

Эти слова разрушали во мне всё: достоинство, рассудок, чувство ценности, когда я смотрела на него. Он, должно быть, видел повреждение в моих глазах, раскол моей души, потому что из груди, где билось его чёрное сердце, вырвался хриплый стон. Когда солёные струи покрыли мои десны, у меня не осталось сил удерживать его семя, и оно начало стекать тёплым и густым потоком по горлу.

Он отпустил мои волосы, отстранился ото рта и выпрямился.

— Открой рот, — сказал он, сжимая моё лицо руками и наклоняясь, пока лоб почти не коснулся моего. — Покажи, как ты проглотила всего меня.

Мой рот разомкнулся сам собой.

Что-то тёмное и страшное блестело в глубине глаз Малира. Его губы разошлись, и он сжал моё лицо сильнее, прежде чем плюнуть мне в рот, позволяя тёплой слюне стекать по языку.

— Это самое близкое, как мои губы когда-либо коснутся твоих, — он поднялся, обошёл меня и ушёл. Пользуясь случаем, помыл руки в кувшине, смывая с себя все следы меня, прежде чем убрать всё на место и завязать переднюю часть штанов. — Советую привести волосы в порядок и вытереть то, чему ты позволила стекать по подбородку. Я не могу позволить, чтобы ты вошла на эту встречу, выглядя как шлюха. Придётся сохранять видимость.

Я пыталась сдержать сырую, жгучую злость, точившую сжатые челюсти.

Пыталась — и не смогла.

— Хочу, чтобы ты знал, что я тебя ненавижу, — вырвалось у меня, когда я поднялась и повернулась к нему, каждая мышца дрожала от напряжения и ярости. — Я сожалею, что тот камень в тот день не был достаточно острым, чтобы убить тебя. Ещё больше сожалею, что не разбила о твою голову более крупный, чтобы убедиться, что ты никогда больше не поднимешься. Единственное, что приносит хоть какое-то облегчение от всех этих сожалений — это надежда, что то, как я остановила твой побег в тот день, добавило тебе месяцев в подземельях.

Всё его тело напряглось, губы то расходились, то сжимались, глаза то сужались, то расширились, всё лицо — гримаса постоянно меняющихся эмоций. Замешательство. Шок. Агония. Всё мелькало на его лице за секунды. Минуты. Вечности.

Странный вздох заставил его плечи дернуться, будто он только теперь вспомнил, что нужно дышать, и дрожь появилась на губах.

— Что ты только что сказала?

Дыхание застряло в легких, от блеска в его глазах, от цвета, который покинул его лицо.

— Я… я сказала, что…

Его рука схватила меня за горло, прежде чем он резко развернул меня и прижал к перегородке.

— Что ты только что сказала!?

Мой рот открылся, но ни один звук не прорвался сквозь удушающую хватку его ярости. Тьма потемнела по краям моего зрения. Петли скрипнули. Что-то сдвинулось справа.

— Что ты делаешь? — Себиан подошёл к нам, быстро схватив запястье Малира. — Отпусти её.

Одна слеза скользнула по лицу Малира, застряв на челюсти, дрожа от его рыка.

— Ты убила моего брата!

Кровь застыла в жилах.

Его… брата?

— Блядь… — Себиан обвил одной рукой шею Малира, оттягивая его назад, а другой пытался оттащить пальцы с моего горла. — Отпусти её, Малир. Ты не думаешь ясно. Убив её, ты не вернешь Харлена, и семья не восстановится. Давай, отпусти.

Когда пальцы Малира наконец медленно отпустили меня, Себиан посмотрел на меня и кивнул в сторону двери.

— Выйди и жди меня там! Сейчас же!

Я поспешила наружу, втягивая воздух через ноющее горло и задыхаясь в подёргивающихся лёгких. Я убила его брата. И если я не выберусь отсюда сейчас…? Я знала, что Малир разобьет меня на столько кусочков, что собрать меня снова будет невозможно.