Перья столь порочные

Глава 6



Галантия

Наши дни, замок Дипмарш

Тяжёлый. Выпуклый. Острый.

Я балансировала серебряным кинжалом на ладони, стоя у маленького столика возле потрескивающего очага, наблюдая, как пламя отражается на заострённом кончике. Он появился вместе с буханкой ржаного хлеба, сыром и ежевикой ещё какое-то время назад. Ягоды я уничтожила сразу. Всё это принесла юная девушка-Ворона вскоре после того, как я очнулась в этой комнате — с большой дубовой кроватью, тяжёлыми синими портьерами и деревянной ширмой, за которой скрывались обитые тканью диваны.

Сколько времени я здесь? День? Три? Пять? Я не знала.

После нападения Малира я погрузилась в беспокойный сон, балансируя между сознанием и бредом. В нём были шёпоты, пальцы, касающиеся моего горла, лица, склонённые надо мной.

И хлопанье крыльев.

Всегда — хлопанье крыльев.

Опустив кинжал обратно на тарелку, я повернула голову к двери. Девушка-Ворона принесла мне воду для ванны и простое голубое платье — его я и носила сейчас. Потом она ушла, не сказав ни слова, и за дверью не щёлкнул замок, не опустился засов.

Чем дольше я смотрела на неё, тем быстрее билось сердце. Я не смела открыть. Не смела узнать, что там, за пределом. Несомненно — чёрноволосые Вороны. И много.

Я подошла к окну у четырёхстоечной кровати и прижала висок к холодному стеклу. Даже человеку, который никогда не видел этого края, было нетрудно догадаться, что меня привезли в замок Дипмарш — Глубокие Топи.

Потому что я находилась в замке.

Окружённом топями.

Мили и мили тёмно-зелёных болот тянулись перед глазами, усеянные бурым камышом, высокими пурпурными травами и тростником с алыми кончиками. Сырые, холодные, непроходимые. Я не настолько глупа, чтобы надеяться на побег. Я — изнеженная высокородная, и даже не знала, где искать Аммаретт.

Нет, нужен был другой план. А для этого я должна выяснить, что им от меня нужно. Скорее всего, Вороны держали меня ради выкупа — ведь ничем иным я не могла оправдать тёплую комнату, еду и платье.

И сам факт, что я была всё ещё жива.

Лорн упоминала бегство «той золотой стервы». Очевидно, речь шла о матери. Она жива. Эта мысль принесла облегчение куда большее, чем я ожидала, учитывая, что меня она оставила…

Пальцы скользнули к горлу, коснулись синяков, тёмных настолько, что их можно было различить в отражении на стекле. Широкие полосы, узкие переплетения, пятна. Почему этот… Властелин Теней — Малир — так жестоко на меня набросился?

В который раз с момента пробуждения я прижала пальцы к мраморной коже. Тупая боль вспыхнула, я удержала напряжение, наблюдая, как ощущение расползается, как тупое жжение превращается в острую судорогу. Было что-то странно притягательное в этой… боли.

На верхней границе обзора за окном возникло нечто тёмное. Оно росло. Ближе. Ещё ближе.

Бух!

Я дёрнула голову назад, сердце подпрыгнуло из груди в горло. Когти заскрежетали по стеклу. Взмахнули крылья. Мгновение — и чёрная птица исчезла из виду.

Холод страха прошил грудь, я отступила от окна. Шаг. Второй. Может, ворона, может, ворон. На третьем шаге я ощутила тепло — там, где секунду назад ничего не было. Оно обволокло спину, и кровь в жилах застыла.

— Красота. — Глубокий, хищный голос мурлыкнул у меня за шеей, заставив сердце забиться быстрее. — Повернись. Дай мне взглянуть на мои теневые метки.

Тишина натянулась, как струна, дрожа в воздухе. Если бы я родилась мальчиком, отец ждал бы от меня верности, храбрости и силы. Но разве для этого нужно иметь сморщенный орган, болтающийся между ног?

Подняв подбородок, я повернулась лицом к Малиру. Он возвышался надо мной так, что я вдруг оказалась напротив его чёрного жилета, на груди которого красовался огромный символ, выдавивший воздух из моих лёгких: серебряный ворон, сидящий на расколотом от виска до темени черепе, коготь вонзён в глазницу.

Герб дома Хайсал?..

Невозможно.

Я подняла взгляд к его странным глазам — серым по краям радужки, темнеющим к центру до густо-коричневого, так что зрачки казались расширенными даже на фоне света из окна.

— Кто ты на самом деле?

Малир шагнул вперёд. Прижал меня к стене так, что твёрдый камень врезался в спину. Его ладонь легла мне на грудь, а большой палец скользнул по горлу, изучая оставленные им следы с самодовольной улыбкой.

— Больно? — Когда я промолчала, не желая признаться, его палец вдавился в синяк, и боль разрослась, пульсируя, наполняя живот непрошенным теплом. — А сейчас?

Я ненавидела то, как дыхание сбилось, переходя в учащённые вздохи, выдавая мнимое отчаяние.

— Чего ты от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы ты страдала. — Его палец вжал глубже, усиливая боль, пока губы не коснулись моего уха. — Хочу, чтобы ты плакала, всхлипывала и рыдала.

— За что? Что я тебе сделала? Почему ты так ненавидишь меня? — голос дрогнул, но я не позволила себе сломаться.

— Потому что ты — невыносимо человечна. С этими твоими такими… светлыми волосами. — Его пальцы вцепились в них, дёрнули голову назад, и рот сам раскрылся в судорожном вдохе. — В походке, в жестах, в полном отсутствии хоть капли магии — во всём ты человек… мой враг. — Он отпустил волосы и сжал горло, то лаская, то душа, его пальцы дрожали. — И что хуже всего — я смотрю в эти твои… чёртовы светло-карие глаза и вижу твоего отца.

Я болезненно сглотнула.

— Я не мой отец.

— Нет. Ты куда лучше — кожа чистая, душа неиспорченная, тело… — хватка на горле ослабла, пальцы скользнули по набухшему изгибу груди, — неосквернённое.

— Тебе выгоднее, если я такой и останусь, — процедила я. — Где капитан Аскер? Я хочу поговорить…

Размах крыльев. Я резко глянула на дверь — она была приоткрыта. Из щели выскочил ворон. Тот самый, что бился в окно? Он проковылял несколько шагов по камню и взмыл в воздух — прямо к хозяину.

Когда птица врезалась в Малира и слилась с его телом в вихре чёрных перьев, его пальцы вонзились в мою грудь. Сжали сильнее, пока вокруг не поднялись волны теней.

Паника рванулась наружу. Я дёрнула голову, проскользнула мимо и отступила назад, пока не ударилась о стол. Деревянная кружка опрокинулась, а кинжал с глухим звоном скатился с тарелки.

Малир развернулся и снова сомкнул расстояние, прижимаясь горячим телом к моему. О боги… он был твёрд.

— Ты боишься меня?

Горло сжалось, пропуская только хриплые вздохи.

— А должна? Тебе ведь нужно, чтобы я жила.

Он прижался сильнее, низкий стон вибрировал меж нами и дальше — в самые кости.

— Если ты думаешь, что смерть — худшее, что я могу дать тебе… значит, ты слишком мало знаешь о жизни.

Мои руки дрожали, сжимая край стола, я упиралась в его нависающее присутствие, в распухшую плоть под тканью брюк.

— Что бы ты ни замыслил, отец и слова не скажет ради переговоров о дочери, обесчещенной и, возможно, беременной полукровкой.

— Ничто не позабавило бы меня сильнее, чем отправить тебя домой с моим ублюдком в животе. Но тебе повезло: я никогда не опущусь до того, чтобы плодить потомство с человеком. — Его колено втиснулось между моих ног, юбки быстро задрались, рука скользнула под ткань, по ягодицам. — Но я могу пролить семя там, где оно не даст ростка. Взять тебя… — палец упёрся в самое запретное место, и мышцы судорожно сжались. — Вот здесь.

— Нет! — Я брыкалась и толкала его грудь, вырываясь из унижения. — Отстань!

— Будет больно. Я об этом позабочусь. — Улыбка резанула лицо, он глубже вжал колено, прижимая ногу к моему лону, а палец чуть проник внутрь, вызывая жгучее сопротивление. — И ты будешь плакать для меня так красиво. Правда, голубка? Отдашь мне все свои слёзы?

— Пусти!

Онемение страха дрожало в кончиках пальцев, но не заглушало паники, выжигающей живот. Бесполезные удары, рывки, попытки вывернуться — ничего. Только тарелка задрожала на столе за моей спиной.

И тогда я ощутила его — край кинжала, дрожащий рядом с моей рукой. Пальцы нащупали рукоять. Я сжала её. Одним быстрым движением, ведомая и страхом, и яростью, подняла кинжал к его горлу.

— Слезь с меня, ебаный ублюдок! — прорычала я, наблюдая, как клинок дрожит над синей жилой, проступающей под мраморно-белой кожей. — Или клянусь, я полосну быстрее, чем ты каркнешь.

— Ммм, какое неожиданное, но до неприличия заманчивое предложение. Я весь во внимании, Галантия. — Его верхняя губа дёрнулась, и рот скривился в ухмылке. — Знаешь ли ты, как резать так, чтобы доставить наибольшее удовольствие? А я знаю.

Сбитая с толку его словами, я вдавила лезвие глубже в кожу, взгляд метался между его неподвижными глазами и каплей крови, собирающейся на серебре.

— Я сделаю это.

— Мне едва удаётся сдержать восторг. Смотри… — он сам подался на клинок, и алые струйки побежали по его шее, падая тёплыми каплями на мою грудь, пока он тёрся твёрдым членом о сочленение моих бёдер. — Ты получаешь наслаждение от первого надреза. Я же получу от второго и всех последующих — вырезая себя под твоей кожей так, как твой гребаный отец вырезал себя под моей.

Неистовая дрожь сотрясла руку, и лезвие дрогнуло по его горлу, оставив мелкие порезы. Он и бровью не повёл.

— Ты встречал моего отца?

— О да, я знаю его… слишком близко. Нет такой раны, такого синяка, такой сломанной кости, такого унижения, которых бы твой отец мне не подарил. — Он оскалился, и мой пульс забил в ушах громче колокола. — Из-за него я — миллион осколков, склеенных неправильно. А теперь убери этот чёртов кинжал, пока сама случайно не поранилась. Только я имею право причинять тебе боль.

Малир голой рукой выхватил клинок. Ни малейшей дрожи в пальцах — он просто оттолкнул его от своей шеи и развернул к моему лицу. Кровавая ладонь скользнула к рукояти, ложась тёплой и скользкой поверх моей руки.

— Открой рот, белая голубка. — Он подтянул клинок выше, прижимая холодный металл к моим губам. — Оближи его. Медленно. Пока он не рассечёт твой язык. Ах-ах… голову не отворачивай. — Один палец соскользнул с рукояти и провёл окровавленной подушечкой по моим губам. — Открой эти красивые губы для меня.

Его палец мягко надавил, раздвигая их. Он проник в мой рот, вышел и снова вошёл, размазывая вкус соли и железа по дёснам. Лезвие всё глубже входило в рот, пока тепло в животе не спустилось ниже, вплетая странное возбуждение в страх, пульсирующий между бёдер.

Клинок царапнул нижнюю губу. Усилил жжение, дыхание сорвалось и стало прерывистым, грудь то поднималась, то опускалась в хаотичном ритме. Из груди вырвался жалобный звук, но вышел он не стоном отчаяния, а богохульным стоном наслаждения.

Голова Малира резко дёрнулась вбок — движение слишком быстрое и инстинктивное для человека, как у хищной птицы, уловившей писк мыши. Его чёрные пряди упали на сторону, открывая под мочкой уха родимое пятно.

Чёрное. Круглое.

Пульс обезумел, стуча в висках так, что края зрения затуманились, оставив лишь этот знакомый знак. Я уже видела его. Но…

Нет. Это не мог быть тот мальчишка из подземелий.

Тот мальчишка умер.

Я его убила!

Давление кинжала чуть ослабло.

— Ты видела этот знак раньше?

Я быстро вернула взгляд к его прищуренным глазам, чувствуя, как в животе скапливается ледяной страх от того, что он заметил мой интерес. Может, он не видел меня в тот день? Может, видел, но не узнал? Или не помнил — ведь он тогда ударился головой.

Удача.

Потому что этот воронёнок, которого отец держал в темницах Тайдстоуна… принц? Он, похоже, выжил после ранения в голову — и вырос в мстительного, гнилого монстра. Что он сделает со мной, если узнает, что именно я разрушила его побег?

Я выдержала его взгляд.

— Нет.

— Твой отец велел вбить этот знак иглой и чернилами под мою кожу, чтобы узнавать меня, если я сбегу из его проклятых подземелий. Навсегда оставить на мне свое клеймо. — Он схватил лиф моего платья, рванул ткань вниз, а сам расставил ноги шире, зажимая меня, словно в клетке. Второй рукой он опустил острие кинжала к моей груди, в ложбинку между обнажёнными холмами. — А теперь я оставлю свой знак на его дочери.

— Нет! — закричала я, извиваясь под тяжестью его тела. — Я нужна тебе невредимой!

— Не все твои части. — Его голос был низкий и ледяной. — Лицо твоё останется красивым. И драгоценная утроба тоже. А вот остальное… — Из его тела потянулись тени, холодные и жгучие. Они обвились вокруг моих запястий, икр, всего тела, сковав меня так плотно, что я не могла шевельнуться. — Может, мне вырезать на тебе своё имя? Титул, что ваши люди даровали мне — Властелин Теней? Или… м-м-м, думаю, я знаю.

Одним ударом он полоснул меня.

Но боли не было. Не сразу. Только металлический блеск лезвия скользнул вниз по груди, разрывая плоть и поднимая на поверхность пузыри крови. Сначала — ничего. А через несколько секунд накатила жгучая, обжигающая боль, будто огонь охватил всё тело.

— Скули, Галантия, — сказал он. — Дай услышать твои рыдания.

Я извивалась и дёргалась, но тени только крепче стягивали меня, пока перед глазами не поплыли тёмные пятна.

— Прекрати!

— Это не похоже на скулёж. — Лезвие ушло глубже, едва не скребя по кости. — Поплачь для меня, голубка. И я постараюсь сделать это красиво.

— Да проклянут тебя боги!

Это были последние слова, сорвавшиеся с моих губ, прежде чем я стиснула зубы, заперев в себе крик, мольбы, стоны. Он не получит их! Вместо этого я дышала сквозь рваную боль от его ровных, выверенных надрезов, и мысленно повторяла детскую мантру.

Вдох. Не плачь, Галантия.

Выдох. Не плачь, Галантия.

— Я получу твои слёзы со временем.

Когда дело было сделано, когда моя грудь горела сплошным огнём, он рванул меня на дрожащие ноги, схватив за лиф, и прижался губами к самому уху, прошептав:

— Беги…

Его приказ сопровождался вихрем теней и перьев. Крылья захлопали, и в черепе зазвучало оглушительное карканье ворон. Когти вцепились в мои волосы, дёргая и вырывая, раскаляя кожу головы огнём. Что-то твёрдое стукнуло по черепу. Тук. И снова. Тук.

Тук. Тук. Тук.

Они клевали меня!

Боль пронзила мозг, вырвав из меня крик, пока я не закрыла голову руками.

— Остановитесь!

Я отмахивалась одной рукой, прикрываясь другой. Ткань треснула, по руке разлилось пламя боли, уходя глубоко под кожу. С очередным воплем я рванула к двери и проскользнула в щель. Прочь. Надо было прочь от этих тварей.

Вслед за мной катились хриплые карки, а я бежала по коридору, позволяя костяному ужасу затмить разум. Мимо дверей, мимо людей, мимо пляшущего огня на каменных стенах. Где я? Куда бежать?

Взмах крыльев.

Близко. Всё ближе.

Ноги понесли меня быстрее. Я свернула за угол, мчалась дальше по коридору, пока — шлёп! — удар не врезался в грудь, и боль расплескалась по конечностям, сбив меня с ног.

— Эй! — Чьи-то сильные руки подхватили меня, прижимая к кожаному торсу. — Ты вся в крови…

Я моргнула, сбитая с толку, вслушиваясь в знакомый голос. Передо мной — зелёные глаза.

— Себиан.

— Шшш… всё хорошо, милая. — Он провёл рукой по задней части моих бёдер и легко поднял меня на руки. — Я держу тебя.