Перья столь порочные

Глава 7



Галантия

Наши дни, замок Дипмарш, покои Себиана

Глиняная кружка дрожала в моих неуверенных руках, и на колеблющейся поверхности чая плавал кусочек древесной коры. «Чтобы успокоить нервы», — сказал Себиан после того, как отнёс меня в свои покои, усадил в кресло у окна и вложил в ладони тёплую кружку.

Он расстёгивал ржавые пряжки своей коричневой кирасы, стоя возле кровати с балдахином.

— Выпей всё до дна, иначе боль станет только хуже.

С каждым глотком жгучая боль притуплялась, вместе с ней уходило и напряжение. Мой взгляд блуждал по новой обстановке — покои были почти как мои, разве что в открытом шкафу рядами стояли десятки маленьких глиняных горшков. Здесь пахло травами, пчелиным воском и кожей.

Пахло им.

В животе тревожно заворочалось, но настой притупил этот рой. В шоке я не задумывалась, куда Себиан меня ведёт, лишь бы подальше от воронов Малира. Но стоило ли мне быть здесь? Одной? С мужчиной?

Нет, хуже…

С Вороном.

Себиан бросил кирасу на сундук у изножья кровати, его белая рубашка смялась, едва стянутaя на широкой груди.

— Расстегни платье спереди.

Моё горло сжалось.

— Что?

— Эти раны нужно очистить и смазать салом, — он подтолкнул ко мне табурет носком сапога, ножки жалобно заскрипели по камню. — Иначе загноятся.

Я опустила взгляд на грудь — кровавый ужас: вздувшиеся рубцы, клочья кожи, прилипшие волосы, сукровица. Слишком много крови.

— Шрамы останутся всё равно.

Он взял деревянную чашу с водой от камина.

— Только если не умрёшь раньше от заражения крови.

Он был прав, но…

— Разве нет целителя, к которому я могла бы обратиться?

— Конечно. Если хочешь пройти через весь замок с видом, будто тебя едва не разорвали собаки, — в его голосе прозвучало раздражение. — Я предлагаю помощь. Прими её или перестань заливать мою комнату кровью и уходи.

Мои мышцы напряглись. В сравнении с Малиром Себиан казался меньшим злом, но он всё ещё был Вороном. Тем, кто поймал меня. Я не могла забыть этого. Но и позволить инфекции изуродовать меня окончательно тоже не могла. Если я хотела избежать позора и пятна на имени моего рода, выбора не было.

Я развязала верхнюю ленту на платье и оттянула ткань, обнажив рану.

— О боги… Как он мог так поступить со мной?

— А он ещё не помочился на нее?

То, что Себиан не уточнил, «кто он», сказало мне одно: подобная жестокость не выходила за пределы характера Малира.

— Нет.

— Значит, могло быть хуже.

— Малир изувечил меня. Оставил метку… метку…

Боги, из-за всей этой крови я и сама не могла разглядеть, что именно. Что скажет принц Домрен? Слишком многое поставлено на кон, чтобы разорвать помолвку, но что если я буду отвратительна ему? Что если он никогда не сможет желать меня такой?

— Жизнь оставляет следы на каждом, — Себиан опустил тряпку в воду. — Но по-настоящему уродливы, как правило, только те шрамы, что внутри.

Слова, достойные простолюдина, которому дозволено не обращать внимания на изъяны. Никто не заботился о моём «внутреннем», разве что о регулярности моих менструаций, и то…

Я вскрикнула и отшатнулась.

— Твоя рука…

По его пальцам, костяшкам и перепонкам тянулись возвышенные шрамы, словно опалённая кожа, темнеющая охрой. Обожжённые рубцы поднимались к запястью и скрывались под рукавом. Я не заметила их в тот день, когда он схватил меня. Сколько его тела было покрыто этими уродливыми морщинистыми пятнами?

— Ожоги, — он прижал влажную ткань к моей груди, и по ране потекли капли. — Привыкай, милая, тебе придётся видеть это здесь постоянно.

Моё нутро скрутило от ужаса.

— Почему?

— По той же причине, по которой у Тайдстоуна есть катапульты с утяжелёнными сетями: они ловят наше вороньё, стоит нам подлететь слишком близко. Держать нас на земле, лишённых шанса на побег, — значит сделать удобной мишенью. Птицы с перьями, опалёнными до корней, летают плохо… если вообще летают, — он осторожно коснулся раны влажной тряпкой, и то ли настой, то ли вода, то ли и то и другое вместе делали жжение терпимым. — У твоего отца особая страсть — поджигать нас.

Что ж, я целиком поддерживала это увлечение, но говорить ему об этом сейчас было бы глупо: ответов на вопрос, зачем я здесь, это бы мне не прибавило. А если уж Ворон решил заняться моими ранами, стоит ли надеяться, что он раскроется? Была лишь одна возможность проверить.

Я глубоко вдохнула.

— Зачем вы держите меня в плену?

— Пленникам не полагаются свежая одежда, тёплые обеды и долгие купания в ванне. Осмелюсь сказать, ты — наша гостья.

— Гостей не режут на куски, но допустим. Почему же я ваша «гостья»? Вам нужно что-то от моего отца в обмен на моё возвращение, верно?

Его яркие глаза встретились с моими лишь на миг, прежде чем на полных губах появилась насмешливая улыбка.

— Догадалась, да?

Напряжение покинуло мышцы.

Наконец-то хорошие новости.

— И что же? Золото? Перемирие?

— Твой отец держит одного из наших в своих подземельях. Мы хотим обмена пленными.

— Странный способ назвать гостей.

Он усмехнулся.

— У тебя острый язычок. Я знаю немало способов пустить его в дело, и мне это нравится. Малиру — нет. Так что советую при нём быть поосторожней.

Слова застряли у меня в горле, когда смысл сказанного дошёл до сознания. А если этот Ворон, которого держит отец, слишком ценен для войны, и я не равна ему по значимости?

Но что может быть ценнее для отца, чем укрепление союза с королём Баратом? Столица обеспечит его лучниками, пехотой, кавалерией, чтобы держать Воронов подальше от границ. Всё необходимое, чтобы Тайдстоун устоял. Конечно, отец вернёт меня!

Странная боль сжала грудь, но я заставила себя дышать ровно. Хорошо… может, лично я ему и не нужна, но эта помолвка — нужна. А значит, нужна и я.

Сжатие повторилось.

Но действительно ли я? Браки связывают дома, это верно, но то же самое делает и отчаяние. О боги, всё это ужасно.

Себиан промакивал и вытирал рану медленно и осторожно, открывая воспалённые линии, где кровь уже почти остановилась.

— Как только мы получим нашего Ворона обратно, лорд Брисден снова обретёт свою «любимую дочь».

Любимую дочь. Что бы он ни подлил в этот проклятый чай, он действовал слишком сильно, потому что я хихикнула, будто не была в полной заднице.

Рука Себиана замерла, его глаза сузились.

— Ты сомневаешься, что твой отец согласится на такой обмен?

Ещё бы.

— Ни капли.

Удовлетворённый, он снова сосредоточился на ране.

— Резал глубоко, но чисто.

— Так этот… Ворон, которого держит мой отец? — спросила я, уже почти забыв про боль, увлечённая тем, что услышала. — Кто он?

— Она. Марла — связанная пара капитана Аскера.

Она. Значит, всего лишь женщина, но…

— Связанная пара? — мои уроки с Рисой никогда не касались таких вещей. Да и прочего о его народе тоже. «Тебе незачем знать это», — всегда говорила мать. А отцу… ему и вовсе было всё равно. — Это вроде жены?

Он приподнял бровь, будто я только что призналась в невежестве.

— У Воронов есть предназначенные пары, избранные нашей богиней, чтобы быть связаными навеки.

Женщина. Жена. Пара.

Для отца — одинаково бесполезные слова.

— А вы уверены, что она жива?

— У Аскера вся стая в полном оперении, — сказал он. — Если бы она умерла, его вороны выдирали бы себе перья от горя.

Облегчение пронзило мою притуплённую панику. Слава богам, сделка возможна! Им бы уже готовить карету, чтобы везти меня домой. Или прямо к свадебному пиршеству. Последнее, пожалуй, предпочтительнее.

— Отец уступит. — Возможно, он держал ту женщину лишь затем, чтобы подразнить капитана вороньего войска. Не более чем жалкая шпилька на фоне моей помолвки. Но оставалась одна проблема… — Могу ли я встретиться с этим капитаном Аскером? Убедить его в том, что отцу необходим этот обмен? Если я это сделаю, то, может быть, он сумеет как-то помешать Малиру?

— Аскер подчиняется Малиру, а не наоборот.

Мои плечи опустились. Конечно. Разумеется. Мать снова оказалась права в своих суждениях, не так ли? Малир был не лордом.

— Он — Хисал.

— Последний, — Себиан смочил чистый край тряпки в воде и взялся за мой подбородок. — Он сын короля Оманиэля и королевы Эльноры.

— Принц Малир из дома Хисал… — Я опустила взгляд на грудь, ощущая, как сердце начинает биться быстрее, словно подгоняя жар по венам. Ярко-красные линии сходились в рисунок ворона, сидящего на черепе. Он вырезал на мне свой знак. Как принц Домрен сможет полюбить жену, навсегда помеченную печатью его врага? — Хуже быть не может.

— Поверь, дорогая, может, — Себиан слегка потянул меня за подбородок, заставляя поднять взгляд, чтобы стереть кровь с моих губ.

— Не провоцируй Малира. Не привлекай к себе ещё больше его внимания.

— Я и не искала его внимания, — выдохнула я. Оно было слишком сильным, слишком пугающим, слишком… чуждым. Когда ткань коснулась пореза на губе, я шумно втянула воздух. — Ай!

В ответ раздался низкий, мужской стон Себиана, пробежавший дрожью по воздуху между нами. Сначала я приняла его за раздражение моей мнительностью, но нет. Это не было раздражением. Не с той осторожностью, с какой он склонился ближе, прищурившись, глядя на мою губу, и облизал собственные.

— Он… рассёк тебе губу. Интересно.

Лизни клинок, Галантия.

Дыхание выбило из легких при воспоминании о том, как острое лезвие едва коснулось меня, вызывая в теле отклик, противный разуму и здравому смыслу. А теперь эта дрожь возвращалась, оседая где-то внизу живота, заставляя меня беспокойно шевелиться на стуле.

— В твоём запахе есть нечто странное, — сказал Себиан, и я не поняла, что именно он имел в виду. — Как бы то ни было, ты чиста, дорогая.

— Спасибо за заботу.

Его челюсти напряглись, будто он стиснул зубы.

— Не привыкай.

Так близко к нему, я впервые заметила: глаза у него чуть вытянуты, кожа смуглая, тени ложились под скулами так глубоко, что придавали лицу резкость. Для существа, покрывающегося перьями, его подбородок был слишком гладким — ни малейшего намёка на щетину. Так же, как и на груди, где под рубашкой перекатывались мощные мышцы.

Какое-то странное тепло наполнило меня, тревожно напоминая о том, насколько мы близки. Если бы мать увидела меня рядом с мужчиной… хуже того — с Вороном! — она бы упала в обморок.

Внутри я едва заметно улыбнулась этому.

Хоть не должна была.

Это было опасно.

— Тебе не следовало приносить меня сюда, — я отодвинулась чуть назад. — Даме неприлично оставаться наедине с мужчиной… без дуэньи⁸, которая подтвердила бы, что ничего непристойного не произошло.

— Непристойного… — он проговорил это слово медленно, лениво, и на его губах заиграла кривая усмешка. — А что это за непристойности, Галантия? Скажи мне.

Мои зубы стиснулись так сильно, что заболели челюсти. Я слышала пересуды служанок в Тайдстоуне. Не была уж такой невежественной насчёт того, что происходит между мужчиной и женщиной в тёмных углах.

— Ты смеёшься надо мной?

Его усмешка расползлась шире, и в глазах мелькнула искра веселья.

— Ты не слишком ли взрослая, чтобы быть незамужней? Нетронутой?

— Не по причине отсутствия отцовских амбиций. К твоему сведению, меня уже дважды обручили. И давно я была бы замужем, если бы не то, что ваши проклятые твари имеют привычку отрубать головы моим женихам ещё до того, как я их встречаю.

— М-м-м, привычка, которую я с радостью продолжу. — Его улыбка померкла. — Но ты так и не сказала, Галантия, что это за непристойности.

— То, что может запятнать мою репутацию и поставить под удар мою нынешнюю помолвку. — Они наверняка были в курсе. Но если нет, то самое время было упомянуть это, чтобы подчеркнуть мою ценность. — Я обручена с принцем Домреном.

Снова этот скрежет зубов.

— Ты говоришь так, будто это повод для радости.

А он звучал так, словно был уверен в обратном.

— А какая девушка не ждала бы с нетерпением брака с прекрасным принцем?

— Прекрасным? — Он опустил миску на пол, бросил тряпицу на стол и поднялся, направившись к шкафу. — Дорогая, у него лицо лошади.

Комок подкатил к моему горлу. Будь он проклят — выходит, он видел принца собственными глазами, а вот мне такой возможности не дали. Спрашивать, насколько всё ужасно по сравнению с присланным семейством портретом, я не решилась.

— Тогда… — я выдохнула. — Благородный.

— Благородный… — Его губы сжались в тонкую линию. Он вновь уселся напротив, держа в руке маленький глиняный горшочек. — Это облегчит боль и ускорит заживление. Наноси дважды в день, но не чаще. Трава, из которой я готовлю мазь, растёт только в горах. Там суровые ветра, и моим воронам трудно пробираться сквозь них.

— Из-за твоих ожогов? — Когда он кивнул, я проследила, как он зачерпнул на палец густое зелёное средство. — Вот чем ты занимаешься, когда не похищаешь знатных женщин? Варишь мази? Зелья?

— У нас есть учёные Вороны для этого, но я провожу много времени в дикой местности, собирая растения, которые им нужны, — поэтому кое-что в этом понимаю. — Его палец коснулся моей нижней губы, размазывая кругами тонкий жирный слой. В этом прикосновении было столько заботы, что я невольно вспомнила Рису. Неожиданно… утешающе. — Для следопытов вроде меня это просто — заметить траву с высоты, учуять цветы, что ещё даже не расцвели.

Это объясняло запах трав, смешанный с влажной землёй, хвойной смолой и лесом, что исходил от него.

— У тебя обострённые чувства?

— До такой степени, что я слышу, как кровь бежит по твоим венам. Как сердце бьётся сильнее, когда я подхожу ближе. Как дыхание сбивается, когда я прикасаюсь к тебе… — его палец вновь дотронулся до моей губы. — …вот здесь.

Прикосновение столь иное, чем у Малира: осторожное, исследующее, но всё равно неправильное. Моё сердцебиение не должно было учащаться, дыхание — сбиваться. Хуже всего было то, что он это заметил…

Я выпрямилась, увеличив между нами расстояние. Я была просто смущена, ошеломлена, не более.

— И это всё? — спросила я, хотя его слова объясняли раннее замечание о моём запахе. — Это и есть твоя магия?

— Мы называем это дарами. И нет, дар следопыта — это чуть больше, чем обострённые чувства.

Любопытство кольнуло меня.

— Например?

— Разве не очевидно? — Его палец сделал последний штрих по моей губе, и он подмигнул. — Мы невероятно обаятельны.

Лёгкость разлилась внутри меня, и я остолбенело уставилась на него.

— Обаятельны?

— И привлекательны.

Мускулы, давно забывшие улыбку, дрогнули, и неожиданная усмешка скользнула на мои губы. Странное дело, что именно Ворон оказался тем, кто сумел её вызвать.

Себиан расплылся в довольной улыбке.

— Не согласна?

О, он был красив — куда красивее, чем полагается похитителю, — но в странной, тревожной манере. Неоспоримо — Ворон.

Запретный.

И всё же именно он принёс меня сюда. Именно он обработал мои раны, смазал губы целебной мазью и невольно вызвал улыбку. И да, он спас меня от судьбы других женщин в деревне, хоть вовсе не обязан был вмешиваться, кроме своей миссии поймать меня. Всё это вместе вызывало благодарность. И, возможно, стоило признать это — могло даже помочь склонить его на мою сторону.

— Себиан?

Он зачерпнул новую порцию мази и осторожно намазал мне грудь.

— Хм?

— Спасибо за то, что… ну, защитил меня.

Его рука застыла, задержавшись на долгие секунды, прежде чем он сузил глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— От того Ворона, — пояснила я. — В деревне.

Он уставился на меня ещё на миг, его лицо менялось между удивлением и… чем-то иным. Тем, чему я не знала названия.

Пока он не поднялся и не отвернулся.

— Тебе лучше вернуться в свои покои и отдохнуть. Через несколько дней будет пир, чтобы представить тебя двору.

— Представить меня? — Прекрасный способ назвать то, как меня будут выставлять напоказ, словно пленницу. — Какому двору?

— Разумеется, Двору Воронов.