Перья столь порочные

Глава 3



Галантия

Наши дни, деревня Ларпен

Я уставилась на жареную птицу, оставленную девушкой из кухни на столе в моей комнате всего мгновение назад, на которой она так аккуратно разложила припорошенное солью и перцем мясо на подушке из красной свеклы, что это вызывало тошноту.

— Ты, должно быть, шутишь.

Риса нахмурилась, оценивая крошечную птицу, а потом просто пожала плечами.

— Она слишком мала для ворона, значит, это, наверное, перепелка.

Наверное…

Мой желудок сжался.

— Даже если бы она была размером с воробья, я бы всё равно не тронула её.

Я отвернулась, прислонилась к оконной раме и уставилась сквозь толстое стекло на горы, над которыми солнце поднялось несколько часов назад.

— Как они могут есть то, что совсем недавно выглядело как человек?

— Наверное, потому что после ощипывания и жарки она выглядела вполне как курица, — сказала Риса, отходя от деревянной ванны, в которой я купалась раньше, и мою кровать. — Люди голодают, Галантия.

— Я знаю. — Я отвернулась от окна, прижимая руку к животу из-за внезапной боли. — Чёрт побери. С едой не связано, но я не должна так плохо себя чувствовать. Она была Вороном.

Злая. Порочная.

Причина опустошённых полей, голодающих подданных и почти двадцати пяти лет кровопролития и вражды. Всё ради Ворона, который похитил и изнасиловал невесту короля Барата, нарушив веру людей самым отвратительным образом.

Я провела рукой по волосам, снова гладким после того, как кудри смылись, вспоминая, как отец погладил меня по голове после того, как я убила того Ворона-мальчика. Принца, которого, как оказалось, всё же держали в наших подземельях по причинам, о которых я никогда не осмеливалась спрашивать.

Хотя это не имело значения.

Если бы я родилась мальчиком, я бы сама охотилась на этих Воронов, снова радуя отца. В тот день колокола звонили для меня, и я не позволю этим неприятностям вытеснить воспоминание о их звоне.

— Вороны — злые паразиты, которых нужно сжигать, как тех, что расползаются по нашим полям, — сказала я, выпрямляясь с новой решимостью. — Один мёртвый Ворон — на одного врага меньше на поле боя для наших солдат.

Момент тишины, а затем…

— Я же говорила, не смотри, — строгий комментарий Рисы привлёк моё внимание к её нахмуренному взгляду на вспотевшие, мятые простыни на моей кровати, которые она разгладила ровными движениями руки. — Но ты не послушалась, и теперь всю ночь ворочалась.

— Потому что ты храпела. Действительно, это стало чрезмерно громко за годы. — Я подошла к очагу, где в железной корзине, разогреваясь в углях, лежали мои глиняные бигуди, уже надевая туфли, ожерелье с драгоценным камнем и зелёное шелковое платье с излишком оборок, шнурков и люверсов⁶. — Со мной всё в порядке, а ты слишком суетишься.

Когда её взгляд упал на белое пуховое перо, которое, должно быть, выскочило из подушки во время моих ворочаний, рука Рисы на мгновение замерла, а затем с неодобрением смахнула перо с кровати.

— Да, ты выросла из ребёнка во взрослую женщину. Старая няня останется позади, некому больше заботиться. Пусть хотя бы я побеспокоюсь, пока еще с тобой.

Пока еще с тобой…

Давление за глазами росло, странное и нежеланное. Ещё две недели в дороге — и я наконец покину Тайдстоун. Я буду бегать, плакать, гулять под дождём и трогать все эти чёртовы кинжалы!

И оставлю Рису позади.

Отец хотел уволить её, когда мне исполнилось двенадцать, говоря, что она давно перестала быть нам необходимой, но мать настояла на её сохранении. Вероятно, чтобы не иметь дел со мной.

Мой нос вдруг заложило, словно я вот-вот заплачу. Маловероятно. Я не пролила ни одной слезы… боги, даже не могу сказать сколько лет.

Я моргнула. Ещё раз.

Слёз не было.

Что ж, и к лучшему. Как я справлюсь с Аммаретт без Рисы, не знаю, но едва ли я смогу привезти няню в брачное ложе…

— Ну что ж, глина для бигуди должна быть достаточно горячей. — Я подошла к мягкому стулу и села. — Боги знают, сколько суеты нужно, чтобы мои волосы закрутились, не ломаясь. Достаточно?

Улыбка расправила морщинистые уголки рта Рисы, когда она поспешила ко мне, схватила длинную ручку железной корзины с огня и аккуратно поставила её на маленький столик рядом со мной, который уже потемнел от старых ожогов.

— В день твоей свадьбы с принцем не найдётся прекраснее невесты во всей Дранадe.

Вплотную затянутый корсет сковывал меня, но я сидела спокойно, пока Риса мягкой щёткой расчесывала кожу головы.

— Почему я должна выживать на этих крошечных глотках воздуха, ещё далеко до Аммаретта, — это выше моего понимания…

Топот.

Пыль сыпалась с балок, и я подняла взгляд к фронтонам, а затем обернулась к Рисе.

— Что это было?

Она прищурилась, пальцы скользнули с волос, но услышанный лай солдат заставил её резко повернуться к двери. Тяжёлые шаги, звон металла о металл, звук скрипа деревянной мебели по полу… всё это проникало в мою комнату через щель внизу двери.

Лихорадочный холод пробежал по затылку, сталкиваясь с теплом от глиняных бигуди рядом со мной. Неужели мне это причудилось от недосыпа? Или я делаю из мухи слона из-за того, что стража готовится к нашему отъезду?

Как только я поднялась к окну, пытаясь увидеть, закончили ли они готовить карету, Риса схватила меня за руку.

— Нет. Никому не показывайся в окне. Мы останемся в этой комнате, Галантия, пока капитан Теолиф не прикажет иначе.

Должно быть, она слишком драматизирует.

— Может, это просто драка…

Стекло треснуло.

Я обернулась к окну.

Ледяной ужас охватил меня.

Черные, лохматые птицы влетели через разбитые стекла, каркая и крича. Их крылья сгибались и искривлялись, перья скручивались в тенистые щупальца, которые закручивались, переплетались и формировали фигуру человека.

Его тело ещё полностью не сформировалось из меняющейся тьмы, когда зелёные глаза встретились с моими, прерываемые лишь прядью чёрных волос, свисавшей на лицо, ускользнувшей из длинных собранных прядей, боковые стороны которых были высоко острижены.

— И кто же это здесь? — Его грубый голос вызвал дрожь под моей кожей, когда взгляд скользнул к драгоценному камню на учащенно бьющемся сердце. — Похоже, я нашёл тебя.

Нашёл меня…

Ужас, которого я никогда не знала, пробежал до костей, и я сделала шаг назад, ударившись о табурет. Он толкнул стол, на котором стояла корзина с горячими бигуди. Те звякнули, когда Риса схватила ручку и вонзила раскалённый контейнер в мужчину.

— Вон! — Риса схватила меня за корсет и оттащила за собой, как только мужчина превратился в своих воронов, увернувшись от палящих шпильек. Она вытащила меня в коридор. — Нужно найти защиту у стражи, Галантия. Спускайся вниз. Быстро!

С дыханием, состоящим лишь из быстрых глотков воздуха, я поспешила к лестнице, собирая и поднимая подол платья, насколько позволяли дрожащие руки. Это удерживало меня от того, чтобы обувь зацепилась за оборки, и я не свалилась вниз, спускаясь в какофонию стонов и криков.

— Нет! — Раздался звук бьющейся керамики. — Уберите свои грязные руки!

Взгляд застилало нехваткой воздуха. Я яростно дергала корсет, но лёгкие отказывались расширяться. Вместо следующей ступеньки я наступила на подол, ткань рвалась, пока я скользила, размахивая руками, пока не восстановила равновесие на нижней площадке.

И тогда я это увидела.

Мужчина — Ворон — держал крестьянку, прижимая её грудь к столу, крепко удерживая за коричневые волосы. Его штаны были опущены до бёдер, обнажая каждый тёмный скрученный волос на теле. Мышцы напрягались при каждом его движении, весь стол подпрыгивал и смещался, деревянные кружки катались.

— Нет-нет-нееет… — женщина всхлипывала, кричала и задыхалась в тарелку с мясом, стонала от боли с каждым безжалостным толчком. — Пожалуйста…

Мужчина зарычал и прижал её лицо к тарелке, где её приглушённые рвотные звуки смешивались с мясом. — Заткнись, стерва, пока я вкладываю Ворона в твой живот.

Холодный ужас сжал мне горло при следующем вдохе, но лёгкие и вовсе окаменели, когда я увидела нашего стражника, растянувшегося мёртвым на земле с чёрным ободком вокруг шеи. Боги, смилуйтесь, если я не двинусь сейчас, меня ждёт та же участь. Как ту женщину. Как этого стража. Или и то, и то.

Коснувшись взглядом двери наружу, я заметила движение сбоку. Женщина с длинными чёрными волосами держала за горло ещё одного стражника, прижимая его бьющееся тело к стене. Потоки её чёрной магии вились в рот, нос и глаза мужчины, пока, с влажным чавкающим звуком, его глаза не вытекли из орбит, хлынув кровью.

Я вскрикнула.

Женщина дала дрожащему телу осесть на пол, обернулась ко мне своим окровавленным лицом и медленно положила руку на кожаный корсет, с улыбкой сирены на губах.

— Ах, вот и породистая кобылица.

— Беги! — Риса толкнула меня за угол, через кухню, усеянную недвижными телами, и вытолкнула наружу, в сырую утреннюю стужу. — Ты должна бежать, Галантия.

— Бежать? Куда?

— В пшеницу. Спрячься там, как только сможешь.

Тррр, пошёл подол моего платья, когда Риса разодрала оборки, впуская холодный воздух сквозь нижнее бельё, а потом дёрнула за корсет.

— Что ты делаешь?

— Никто не должен узнать, кто ты, дитя, — сказала она, кривыми пальцами срывая с меня наряды, пока не вытолкнула споткнувшуюся через кучи шелка в конюшню, полную ржущих, бьющих копытами коней. — Мужчин они убивают, женщин насилуют — да, но как думаешь, что они сделают с знатной? С дочерью лорда Брисдена? Человека, перебившего их тысячами? Беги, дитя. Беги!

— Но как же ты…

— Беги! Не оглядывайся!

Толчок в спину вышвырнул меня из конюшни. Глаза шарили по колышущемуся горизонту: голые кусты, покосившиеся зернохранилища, пустые стога сена. Где я? Где поля?

Сердце грохотало в ушах, но не настолько громко, чтобы заглушить крики, вопли и стоны, разрывающие деревню. Пшеница. Пшеница. Где эта чёртова пшеница?!

Впереди один из наших стражников лежал лицом в грязи — мёртв. Мальчишка сжался, как черепаха, за бочкой — в его спине торчала теневая стрела — мёртв. Конь валялся на боку, окутанный туманным покрывалом чёрноты, — мёртв.

Неужели все мертвы? Где наша стража? Мать?

Я повернулась к Рисе, но её слова эхом ударили в голове: Беги! Не оглядывайся!

Сквозь оцепенение, сковавшее мышцы, я подняла руку, словно во сне, отталкиваясь от деревянного столба. Нога шагнула вперёд. Потом вторая. И вот я вышла из-под навеса конюшни.

— Куда это ты? — Чья-то рука схватила меня за талию, притянув к смраду чеснока и пота. — Мы уже тебя имели?

— Отпусти! — Ни дёрганья, ни вырывания не мешали мужчине с лёгкостью нести меня к бочке у пустого стойла. — Немедленно отпусти меня!

— Ещё разок не повредит. — Он толкнул меня в лопатку, и верхняя часть тела ударилась о дерево, железное кольцо врезалось в низ живота, пока он ногой раздвигал мне ступни. — Молоденькая… вся мягкая, кожа тугая.

Я брыкалась о бочку, зажатая между неумолимым дубом и тяжестью мужского тела.

— Да покарают тебя боги!

— Будешь дёргаться и орать — придётся поделиться этой маленькой розовой щёлкой. — Его грубые пальцы скребли по колену и ползли вверх по бедру, задирая юбки, открывая то, чего никогда не видел ни один мужчина. — Но сначала я хорошенько вытрахаю эту дырочку.

Пульс бился в висках, пока он стонал у моей шеи, пригибаясь, прижимая пах к моей обнажённой коже. Его твёрдый член тыкался между моими бёдрами, шаря в поисках входа, размазывая что-то липкое и влажное по коже.

Сжимая ногтями дубовую бочку, я пыталась подавить рвотные позывы за стиснутыми губами. Если молчать и терпеть, я, может, выживу. Но ради чего жить? Без чести у меня не останется жизни, достойной того, чтобы её жить.

— Отвали от неё! — Громовой крик разнёсся над пугающе затихшей деревней. — Она — та, что нужна судьбе, идиот!

Тяжесть мужчины исчезла с меня, он отшатнулся в сторону, выругался и поспешно натянул штаны.

— Откуда мне знать? На знатную она не похожа.

— Конечно. Ведь у вас, в деревне, крестьянки носят драгоценности на чистой шее, да? — рывок зацепил моё ожерелье, перекрыв воздух, поднял меня и развернул лицом к зелёноглазому Ворону из моей комнаты. Он держал меня цепочкой, туго натянутой в его руке, угол его губ изогнулся, пока взгляд лениво скользил по моей нижней рубахе. — Хотя, знаешь, без шелков ты выглядишь куда соблазнительнее. Сбросила свои пёстрые перья до простого хлопка, да? Кто ты такая?

Мои губы разомкнулись.

Из них не вырвалось ничего.

Только рвотный спазм в горле, жгучая волна в груди.

Они что, возьмут меня в заложницы? Подумают, будто за любую знатную женщину можно выручить возы монет и серебра? Да, должно быть так.

Человек или Ворон — война всё равно стоит золота.

Но… если они пришли за мной, разве он не должен знать, кто я? И если не знает — стоит ли говорить? Если я откроюсь, эти дикари могут изнасиловать, пытать, убить. Или хуже: изнасиловать и оставить в живых.

— Проглотила язык, крошка? — он ухмыльнулся, кожа тёмно-коричневых кожаных доспехов обтягивала грудь, как тетива, натянутая поверх тиснёной кирасы⁷. Его пальцы чуть ослабили хватку на моём ожерелье. — Имя.

Страх стучал в висках, застилая разум. Что я должна сказать? Всё это не имело смысла.

— Ох, только гляньте, какая стеснительная. Сладкая девочка.

Мой взгляд метнулся к той самой женщине-Ворону. Она подошла ближе, сжимая пальцами шею Рисы. Из-под длинных ногтей в морщинистую кожу тянулись чёрные жилы, оплетая горло, будто верёвочные петли.

Горький ком застрял у меня в глотке. Нет. Нет, только не Риса!

— Лорн… — Ворон рядом со мной отпустил ожерелье, но я почувствовала, как он придвинулся ближе. — Зачем тебе эта старая карга?

— Эта пыталась спасти девчонку. Ах, смотреть на это было так трогательно. Может, мать? Нет. Слишком стара. Служанка? Горничная? Какая разница, Себиан?

Себиан пожал плечами.

— Всё равно.

— Неважно, — Лорн дёрнула Рису за шею, вырвав из неё жалобный крик, который вскоре перешёл в сип под давлением теней. — Давай проще. Девчонка, кто эта женщина?

Я взглянула на Рису, видя, как она задыхается, слыша её хрип.

— Моя нянька.

— Нянька, — Лорн усмехнулась. — А кто… ты… такая?

— Н-н-нет! — хрипнула Риса.

Я сглотнула слишком много слюны, едва не вырвало обратно. Скрывать правду даст лишь время, не избавит от неизбежного. Но если раскрыться — может, Рису отпустят? Я не могла потерять её. Не сейчас. Не так.

— Если я назову своё имя, ты её отпустишь? — Когда Лорн кивнула, я выпрямилась настолько, насколько позволял страх, жгущий позвоночник. — Я — леди Галантия из дома Брисден, дочь лорда Брисдена.

Себиан шумно втянул воздух сквозь зубы, но именно злобная улыбка Лорн скрутила мне желудок, прежде чем она произнесла:

— Дочь Брисдена. Ведите её к Малиру, а я попробую выследить тех солдат, что сбежали с золотой сучкой.

Ужас бился во мне, но я сглотнула его, пытаясь спасти хоть кого-то.

— Тебе придётся взять и мою няньку. Т-тебе же нужна она. Чтобы присматривать за мной! Если тебе важна моя ценность, знай — она в моей чести.

— «Моя ценность в моей чести», — передразнила Лорн тоненьким голоском, закатила глаза, потом рассмеялась и вытащила чёрный кинжал из петли на поясе. — Милая, ты уже слишком взрослая для няньки. Время повзрослеть.

Она подмигнула мне.

А потом вонзила кинжал Рисе в горло.