Хоть я и не спал всю ночь, днем мне так и не удалось пополнить истощившийся энергетический запас организма. Как только я открыл холодильник, я понял, что продукты остались нетронутыми. Казалось, что Альентес вообще ничего не ел. Меня это опечалило.
Поэтому, напялив на себя фартук, я принялся за готовку. Сегодня Альентес поест у меня вдоволь! Провозившись у плиты добрую половину дня, я остался довольным. Фаршированная курица, рис, тушеные овощи, — мои кулинарные способности поразили даже меня самого. Вообще я не слишком люблю готовить и вести быт, но ради Альентеса я готов стать домохозяйкой. Бедные женщины… Домашняя работа одна из самых утомительных, я это теперь по себе знаю.
После кулинарного колдовства я принялся драить квартиру. Пыли оказалось немеренно, застарелая грязь чернела по углам, пришлось вычищать. В ванной я два часа стирал и отскребал кровавые разводы, оставленные сутаной Альентеса. После генеральной мойки настала очередь стирки белья.
С этим я справился куда быстрее, благо опыт у меня уже был.
Теперь квартира сияла.
Еще я погладил все вещи Альентеса, которые только нашел в ванной. Я радовался, что могу хоть чем-то помочь другу. Как он там на задании?
Как его раненый глазик? Болит ли? Беспокоил ли его?
Сердце было не на месте. Я страшно волновался за собрата и попросту не знал, куда себя деть. Неожиданно, проходя мимо ванны, я заметил краем глаза белоснежный носок, валяющийся на полу. Должно быть, выпал из кучи белья, когда я переносил ее в комнату. Я нагнулся и поднял вещицу.
Моего носа коснулся родной запах Альентеса. Носок был абсолютно чистым, стиранным, но все равно хранил в себе едва уловимый аромат хозяина.
Мое сердце сжалось, и я прижал носок к носу, жадно вдыхая запах. Я представил, как Аль надевает его на свои маленькие ножки, которые когда-то в детстве я мог уместить на ладони. Конечно, сейчас все изменилось, я понимал это, но образ вырисовался столь яркий, что я никак не мог оторваться от аромата исходящего от носка.
Глупо, наверное, выглядело со стороны.
Но мне было неважно.
Запах заставлял забыть обо всем, окунувшись в сладостные волны воспоминаний об одном только Альентесе. Сердце бешено колотилось, стучало в грудную клетку, и вызывало волну жара нисходящим потоком обрушивающуюся вниз живота. Я не мог понять, что происходило со мной, от чего я так возбужден и взволнован. Но все мое наслаждение концентрировалось между ног, смущая меня столь неожиданным проявлением.
Не в силах выдержать сладкого напряжения, я ворвался в ванную. Прижимая носок к носу, я расстегнул штаны и коснулся своего уже возбужденного полового органа. Я не соображал в тот момент, что я творю. Но в моей голове нескончаемым калейдоскопом рождались картинки нашего с Альентесом детства. Вот я обнимаю его, вот мы лежим рядом на кровати, вот мы раздетые плещемся в воде. Вскоре детские образы заменили фантазии реальности. Я представил Альентеса с распущенными волосами, ясно увидел, как он откидывается на постель, как я касаюсь его тела, как погружаюсь в него…
Голова закружилась, а голос сорвался на стон. Меня обдало раскаленным ветром. И тут я очнулся, отдышался и открыл глаза. Я стоял в ванной, а я с моих рук стекала сперма. Носок был тоже перепачкан моим семенем. Стало жутко стыдно.
Я наспех сполоснул руки и, бросив носок на пол, поплелся на кухню, обещая себе прибраться потом.
Сев за стол, я обхватил голову руками. Меня наперебой разрывали смущение и стыд. Ведь, если вдуматься я сейчас совершил постыдный поступок. Я мастурбировал на образ своего друга, используя при этом его вещи. Говоря проще, я подрочил на носок Альентеса.
Отвратительно.
И как мне к этому относится? Почему я так поступил? Что со мной происходит?
На эти вопросы я едва ли мог дать ответ. По спине пробежали мурашки, я вовсе не хотел оказаться извращенцем, да и раньше со мной ничего подобного не происходило. Если быть откровенным, мне всегда нравился Аль, я любил бывать с ним. Но разве ненормально испытывать приятные эмоции, находясь подле друга???
Вот-вот, мои чувства к Альентесу были обычными чувствами к другу, даже к младшему брату… Но… Недавно, когда я высасывал яд из плеча Аля, я впервые ощутил прилив страсти. Тогда я не предал этому значения. Зато теперь впору задуматься…
Хотя, во всем виноват Рауль со своими дурацкими расспросами. Не акцентируй он моего внимания на тактильных контактах, все было бы иначе! Я бы не загонялся так!
Да… Я убедил себе в том, что мое состояние вызвано не чем иным, как постоянными мыслями о провокационных вопросах наставника, к тому же наверняка сказывалась усталость и недосып.
Я выдохнул.
Безумно хотелось есть, но трогать приготовленный для Аля обед я себе не позволил. Еще во время готовки я твердо решил, что обедать мы будим вместе, когда Альентес вернется. Но вот сроки оставались неясны. Он мог вообще сегодня не появиться, ведь слежка за Акведуком обещала затянуться на долгое время, не делая скидок на сон и еду. Однако вопреки всему, даже здравому смыслу, я все равно пообещал дождаться собрата, и во чтобы то ни стало разделить с ним трапезу. А пока, чтобы убить как-то время, я достал лист А-4 и карандаш, начав выводить контуры знакомого и дорогого мне лица.
Я достаточно неплохо рисовал, мои успехи в классе изобразительных искусств всегда радовали Рауля. Я с любовью выводил каждую черточку портрета. Альентес получился задумчивым. Хотя ничего удивительного, ведь он всегда таким был. Челка прямой линией делит лоб пополам на белое и черное, глаза устремлены вдаль, а пухлые губы с волнующим изгибом линий чуть приоткрыты. Римский нос лишь придает лицу харизматичности, делая его привлекательным за счет непропорциональности. Особенно мне удалось передать прелесть маленьких чуть оттопыренных ушек Альентеса. Когда он был ребенком, кто-то из воспитателей внушил ему, что он лопоухий и неплохо бы скрывать свой изъян волосами. Вот поэтому Аль носил лохматую прическу, состоящую из торчащих в разные стороны прядей волос.
Сейчас, его прилизанная геометрическая прическа лишала уши прикрытия. Однако их озорная оттопыренность вовсе не портили Альентеса. Мне даже нравились диспропорции облика товарища. Ушки меня покоряли… Они были такие маленькие и хорошенькие, что я невольно умилялся.
Полюбовавшись рисунком, я отложил его в сторону. Солнце уже садилось, и город зажигал свои огни, поблескивающие нервным сиянием, словно прожекторы вышек. Без Альентеса я чувствовал себя одиноко. Мне по-прежнему было стыдно за свой недавний поступок и еще за то, что мой товарищ вынужден трудиться, а я никчемно просиживаю время на пятой точке.
Как жаль, что я ничем не могу ему помочь! Моя бесполезность меня уязвляла и ранила в самое сердце, задевая самолюбие.
Незаметно для себя я опустил голову на руки и провалился в дремоту, вымотанного переживаниями и трудом организма.
Проснулся я глубоким вечером от звука открывающегося замка. Я выбежал в прихожую и радостно заулыбался, увидев Альентеса. Он выглядел уставшим и измотанным.
— Наконец-то! — произнес я, — Я уже заждался.
Он молча вошел в квартиру, небрежно скинув ботинки у порога.
— Будешь есть? Там обед на столе!
— Возможно.
— Надо только разогреть!!! — я продолжал опекать собрата.
— Не требуется, — буркнул Альентес, садясь за стол и закуривая.
Я присел напротив него, любуясь, с каким аппетитом Аль поглощает приготовленную мной пищу. Ел он жадно и быстро, по всему было видно, что за день он здорово проголодался, а поесть так и не удосужился.
— Вкусно? — осведомился я.
Аль сохранил молчание, тщательно разжевывая пищу. В те секунды, когда он отрывался от еды, он затягивался сигаретой.
— Пусть ты и куришь, зато поешь нормально, — заключил я.
Альентес с раздражением скользнул по мне взглядом и съязвил:
— В этом фартуке ты похож на педика.
— Прекрати, чем тебе фартук то не угодил?! — рассмеялся я.
Меня не обидели подначки товарища, наоборот, я был счастлив, что он шутит. Или не шутит??? Я непроизвольно качнул головой.
Аль только фыркнул в ответ.
— Хорошие собачки, — я поднял подол фартука и начал его демонстративно рассматривать, — Такие миленькие.
Альентес отставил пустую тарелку и затушил сигарету. Кажется, он не замечал моих реплик.
— Как твое задание? Слежка окончена?
— Нет.
— Тогда странно! Раз все продолжается, зачем ты вернулся домой? Может объект наблюдений решит погулять ночью… Как тогда?
— Неважно.
Альентес встал, держа в руках тарелку. Он направился к раковине.
— Оставь, — воскликнул я, подскакивая, — Я сам вымою, ты ведь устал за сегодня.
Мой собрат лишь хмыкнул, но спорить не стал, небрежно опустив тарелку в раковину.
— Как твой глаз? — я начал мыть посуду.
— Нормально.
— Болит?
— Нет.
— Обезболивающее в холодильнике на верхней полке.
— Спасибо.
Альентес открыл дверцу холодильника, нашел нужное ему лекарство и, высыпав на руку горсть таблеток, закинул их в рот.
— Запей! — я не удержался от совета.
Аль презрительно поморщился.
— Я в ванную, — предупредил он и исчез.
Мои руки потянулись к дверце шкафа, чтобы положить отполированную до блеска тарелку на ее законное место, но внезапно я застыл в ужасе. Я совсем забыл о носке…
Тарелка полетела вниз. Стукнувшись об керамический бортик раковины, она разлетелась на мелкие куски. Но я не заметил маленькой кухонной аварии.
Меня пробила дрожь, и я почувствовал, как краснею.
Медленно развернувшись, я уставился на кухонную дверь, ожидая скорой кары за свой грех. Как же я сгорал от стыда!!!
Теперь Аль увидит, каким низким и испорченным я стал. Он разочаруется во мне. Моя беспечность будет стоить мне слишком дорого. Я потер переносицу рукой, душа погрузилась в смятение.
Альентес не заставил себя долго ждать. Уверенной походкой он влетел на кухню и швырнул мне в лицо носок. Выражение лица у него при этом было брезгливым, полным отвращения ко мне и моим действиям.
— В ящике еще много моих носков, — холодно кинул мой товарищ, — Если хочешь, можешь на каждый передернуть, только предупреди заранее. Я не собираюсь после тебя и твоих мерзостей их носить. И сделай одолжение больше никогда не трогай мои вещи, мне противно к ним прикасаться после тебя.
— Эй! Это уже слишком… — даже чувствуя свою вину, я разозлился на последнюю фразу Альентеса, уж больно он был несправедлив ко мне.
— Возможно, — кивнул он, — Тебе лучше убраться отсюда. Ты только осложняешь мне жизнь, я серьезно.
— И не подумаю! — фыркнул я.
— Не мешай мне.
— Я и не мешаю!!! Кроме того, что я прибрался в квартире, ничего плохого я не сделал. С носком, да, дурно вышло. Я не специально, извини. Постираю…
— Излишне. Просто выкини.
— Как скажешь, — я скорчил обиженную мину.
— И порви это… — Альентес кивнул на нарисованный мной портрет, прислоненный к чайнику на столе, — Учитель не давал тебе разрешения запечатлевать мой образ.
— А мне не нужно позволений, чтобы рисовать своего друга. Это мое право, а не сфера влияния Игнасио.
— Диего… — Аль замер, буравя меня болезненным взглядом, — Не заставляй меня наказывать тебя за неучтивость к Учителю.
— Прости, — сдался я, — Я сделаю, как ты просишь.
Я сделал вид, что собираюсь рвать рисунок.
— Вот и хорошо, — кивнул мой товарищ с бесстрастным выражением лица. После этого он развернулся и ушел в комнату. Я же сложил листок с портретом и засунул себе за пазуху в потайной карман рубашки. Конечно же, я и не думал избавляться от милого образа моего товарища и никакие своды правил ублюдочного извращенца Игнасио не могли заставить меня поступить иначе. Мой рисунок принадлежал только мне, не Альентесу, и тем более не Игнасио, а значит, решать, что с ним делать, буду только я. А мое желание — оставить образ друга при себе, у самого сердца, и так тому и быть!!!
Омен.