Письма в пустоту

КАМНИ ВОПИЮТ

Пробраться в здание компании «Эконет» было несложно. Любые постройки в центре города, особенно если речь идет о старых домах, таят в себе массу лазеек и ходов, которые даже самая лучшая служба безопасности не в состоянии полностью контролировать.

Так вот, туристическая компания «Курортное приключение» базировалась как раз в таком доме. Официально она занималась туристическими перевозками в юго-восточном направлении, по факту же владелец компании Юрий Соломонович Штольц активно сотрудничал с террористами и перманентно поставлял им оружие, используя свою фирму как прикрытие. Седовласый бородач в аккуратных очках, так задорно смотрящий на меня с фото из личного дела и стал моей сегодняшней мишенью. Он был опасен, один из ферзей Акведука очень мешал ордену. Но, если бы Учитель Игнасио не приказал мне уничтожить Штольца, меня бы здесь не было.

Как-то я слишком сухо начал свое письмо, Диего.

Ну не обращай на меня внимания, ты должен был уже привыкнуть за столько лет. Моя экспрессия немного поражает, но все же будь снисходительным и не забывай, что я пишу в мыслях, а они не бумага, они имеют тенденцию сбиваться.

Так уж вышло.

Я научился думать письмами, все мое мышление — нескончаемое сочинение тебе, Диего.

А пока я пишу ментальное послание, я успеваю двигаться к цели. Я пролез по крыше и попал в здание через чердак. Реновацио застрял в узком коридоре старой постройки, пришлось немного пошуметь.

Как думаешь, Диего, мои враги заметили?

Полагаю, что нет.

Я дошел до конца коридора, впереди крутилась спираль винтовой лестницы. Металл ступенек обещал создать ненужный шум. Закусив губу, я прыгнул вниз, минуя пролет за пролетом. Почти у самого пола, я схватился за парапет и, сбивая скорость, спрыгнул на мраморный пол враждебного здания.

Диего, погоди минутку, я слышу голоса и мне, видимо, в срочном порядке придется разбираться с их обладателями.

— Эй! Смотри, это роза!!! — заорал один охранник, указывая на меня.

— Держи его! — отозвался криком его спутник.

Ну, вот, и первая стычка!

Розами нас называют сокращенно от розенкрейцеров. Должно быть, у адептов Акведука страсть к упрощению. Хотя, согласен, в экстремальных ситуациях куда проще кричать «роза!» нежели тщательно выговаривать помпезное «розенкрейцер!».

Охранники выхватили свои пистолеты, кажется, ТТ. В России вообще живут одни патриоты, уж очень здесь любят отечественного производителя, но мне вот больше нравится Берета, куда эстетичнее. Хотя не могу не признать, в огнестрельном оружии я полный профан.

Расчехляю Реновацио, он уже скучает по зною боя.

Мне эти простачки в камуфляже не соперники, это понятно… У них класс ниже, да и глупо это, сражаться с трясущимися от страха людьми. Тот, кто боится смерти никогда не победит.

Укладываю обоих. Реновацио сегодня в ударе, он разит без сострадания, разбрызгивая кровь по белизне мрамора.

Ну, вот, изгадил чужой дом. Как нехорошо.

Диего, это только начало, погоди чуть-чуть. Мы с Реновацио работаем, а потом, я сразу вернусь к тебе. Как ты думаешь, это ведь нормально, что я веду с тобой постоянный диалог?

Или я немного свихнулся?

Ну, да ладно. Мое психологическое состояние не столь сейчас важно.

Беспрепятственно отключаю камеры слежения, за пультом наблюдения никого нет… Уже. Хах.

Теперь у меня будет пять минут, прежде чем поднимут тревогу. Надеюсь, Акведук не приготовили нам подарок на подобии вчерашнего. Ладно, не проблема.

Врываюсь в приемную.

Главное, внезапность. Человеческий мозг соображает две первые секунды после нападения, лихорадочно стремясь рационализировать происходящее. Люди наивны, они никогда не верят в смерть. Так вот, внезапность дает преимущество в две секунды, за которые можно нанести решающий удар. Поэтому я предпочитаю ураганные атаки. Ведь как бы я отлично не владел Реновацио, против огнестрелки в руках Акведука мой класс проигрывает. Но хорошо, что пули не самое излюбленное оружие врага.

Итак, приемная…

Белые стены, золотые рамы и оправа мебели, ковры, дубовая стойка для секретаря. Секретарь, очкастая девушка в зеленой блузке.

Она не причем. Она так молода…

Но на зеленом фоне красные пятна смотрятся гармонично. Я убил ее быстро. Без боли. Хотя я склонен обходиться без ненужных жертв, у меня нет указаний оставлять свидетелей. Ненавижу кровь, но раз Учитель считает необходимым уничтожать лишние глаза, я повинуюсь его желанию, как верный слуга. Все же жаль девушку…

Выбиваю дверь кабинета.

Троица.

Два бойца Акведука и сам Штольц.

Неожиданно. Плохо.

Но времени на раздумья у меня нет. Одному парню из вражеской организации сразу сношу голову. Он не успел подготовиться к удару. Что ж за ошибки надо платить.

Второй, рыжий с веснушками мужчина получает фору. Он готов меня уничтожить. В его руках блестит катар, значит, ему необходимо подобраться ко мне ближе, иначе клинку никак не достать моего тела. У меня явное преимущество длинной в Реновацио.

С помощью Реновацио отталкиваюсь от земли и перепрыгиваю стол. Моя жертва прячется за спиной у веснушчатого мужчины. Сначала надо убить его.

Боец Акведука оказывается не так прост. Он прыгает мне на встречу, и за каких-то пол секунды оказывается прямо перед моим носом. Быстр, шельма!

И вот я уже обороняюсь. Реновацио негодует, он гневно побрякивает от соприкосновений с катаром. Надо брать все в свои руки, а то как-то я влип!

Диего, не переживай, я обещаю, что допишу письмо.

Изловчаюсь и откидываю рыжего в сторону. Мне повезло. Он падает на стол с такой силой, что тот под ним ломается. Отлично! У меня есть время выполнить непосредственно свое задание.

Я подбегаю к Штольцу, попутно отбивая пули, выпущенные им из припасенного заранее пистолета.

Глупо!

Выбиваю ТТ.

— Будь ты проклят, чертов роза! — произносит Штольц и в его злых глазах я не нахожу страха.

Протыкаю его сердце благодарным Реновацио. Мой враг сползает по стене, неестественно открывая рот.

Надо добить веснушку. Оборачиваюсь и фатально ошибаюсь. Острие катара буквально прокалывает мой бедный правый глаз. Какая неудача…

Ну, ничего.

Только крови слишком много. Мешает. В ответ я бью Реновацио и вспарываю брюхо ненавистному врагу, посмевшему лишить меня глаза.

Или не лишить?

Боль такая, что кажется мне еще и мозг задели, но это только обманчивое впечатление. Думаю, что я и глаз-то не потерял. Ну, буду видеть на 10 %, ничего страшного…

Выбиваю окно и выпрыгиваю из здания.

Четвертый этаж, невысоко, да и я обучен грамотно амортизировать.

Тороплюсь. Надо уносить ноги пока не набежало народу.

К тому же мне бы в больницу. Но нельзя. Что я скажу?

Реновацио мирно покоится в чехле на плече, он сегодня славно повоевал и теперь, сытый чужой кровью, отдыхает до следующей бойни.

Диего… Ты, должно быть, скривишь нос, увидев меня таким?! Или ты примешь мои увечья? Кто знает. Учитель Игнасио ненавидит шрамы, он вообще терпеть не может изъяны. Даже когда он укрощал мою плоть, он просил нанятых им отморозков не оставлять на моем теле следов. Игнасио считает, что человек подобие Бога, а, значит, обязан быть прекрасным. Оболочка должна быть наказана, но она не может быть изуродована. Игнасио признает только душевные шрамы, прошедшего через ад человека. Только так он вправе стать достойным воспитанником моего Учителя.

Я стал.

Знаешь, Диего, наверное, Учитель разозлится на меня за глаз. Я должен быть аккуратнее, ведь мое тело мне не принадлежит, оно чужое, а я испортил чужую собственность. Это плохо. Игнасио расстроится.

Не думай, милый друг, это не первое мое ранение. Я привык получать тумаки и раны. А иначе я бы не стал лучшим бойцом розенкрейцеров. Но, чтобы не огорчать Игнасио я всегда старался излечить свое тело. Я пил кучу лекарств и выливал на себя тонну заживляющей мази, на которую даже заработал аллергию. Но боюсь, с глазом все выйдет иначе. Тут уж рану не скрыть. Все, как говорится, на лицо.

Диего… Почему-то на меня пялятся люди. Ах, да… Кровь.

Захожу в аптеку, покупаю анальгин, воду и бинты с пластырем.

Выпиваю горсть таблеток и, не отходя от кассы, заклеиваю глаз. Бинт вмиг становится алым, пропитавшись насквозь кровью. Приходится менять повязку.

Боль утихает.

Теперь я могу думать более связно. Или как правильно сказать? Диего, ты всегда умел подбирать нужные слова.

В каком-то специализированном магазине, который нахожу в переходе, покупаю пиратскую повязку на глаз. Длинноволосый парень в кожаной куртке как-то странно при этом на меня посмотрел.

Наплевать. Они используют такие вещицы для фетиша, а мне действительно необходимо.

Повязка смотрится мрачно.

Подхожу к переходной развалке, где продают дешевую китайскую косметику. Белым лаком рисую на повязке крест. Продавец со сросшейся черной бровью и в смешной шапке с помпоном окидывает меня тревожным взглядом.

Я сую ему деньги, но лак не беру. Мне он незачем.

Надеваю повязку, так лучше. Боль уходит. Анальгин хорошее средство, но по тому, как начинает кружиться голова, я понимаю, что переборщил с дозой.

Скажи, Диего, я дурак?

В «Макдональдсе» я покупаю сок, для отвода глаз. Хорошо, что учитель Игнасио всегда дает мне деньги на расходы, а то бы туго пришлось. Тебе, Диего, кстати, Рауль не оставил денежного довольства. Он не доверяет тебе. У вас ведь совсем другие отношения, нежели у нас с Игнасио… ну не будем об этом.

В туалете я решаю посмотреть, как обстоят дела с глазом. Рана выглядит паршиво, но не так все плохо. Люди меня шугаются. Смываю кровь с лица, а вот сутану не спасти, но на черном баговых разводов почти не видно. Порез от брови до нижнего века. Зато приятная весть — глаз не вытек, а, значит, видеть я, возможно, буду. Но не сейчас.

Прихожу к одной бескомпромиссной мысли — все же надо показаться офтальмологу.

Снова залепляю глаз и устраиваю повязку так, чтобы пластыря с бинтом не было видно. А что? Мне даже идет.

Диего, я не напоминаю тебе Слепого Скитальца?

Нет?

Ну, хорошо. А то мне показалось, что есть сходство помимо общего наставника. И как он умудрялся быть самым лучшим бойцом, оставаясь слепым?! Для меня непонятно. Я никак не могу догадаться, что у него был за секрет. Неприятно…

Ладно.

Надо возвращаться. Надеюсь, Игнасио призовет меня к себе и я, наконец, покину чужую страну и вернусь в родную келью. Я хочу обратно в наш монастырь. Хочу к Игнасио… Пока он не взял нового воспитанника я остаюсь его главным собеседником. Кроме меня у него никого не осталось. Странно и почему все воспитанники Игнасио умерли или пропали без вести?

У остальных наставников целые кланы, а у Игнасио только я. Мой Учитель не переживает по этому поводу, ему безразлично.

Я как-то спросил у него, почему он не взял нового ученика, а наставник ответил, что ждет подходящего. Вот и хорошо. Пока он ждет, я для него самый близкий человек, хоть уже три года как вышел из его подчинения. Но это вполне нормально, если воспитанник остается подле Учителя. Куда я от него? Диего…

Я закуриваю.

Все же хорошо, что ты уехал. Мне спокойно.

Звонит телефон. Только один человек может со мной связываться.

— Да, Учитель! — отвечаю я.

Меня обволакивает приятный мужской голос с надломленной хрипотцой.

— Альентес, ты справился? — менторским тоном спрашивает Игнасио.

— Да, — почти благоговейно отзываюсь.

— Ясно.

Он никогда меня не хвалит. Ну и правильно, я обязан выполнять свою работу, я должен ему безропотно служить.

— Кажется, лишился глаза, — признаюсь я.

— Ублюдок, — бесстрастно заключает Игнасио, — Если ты станешь уродом, я откажусь от тебя.

— Не стану… Я вылечусь ради вас, клянусь!

— Ты меня понял, — Игнасио усмехается, — Мышонок, ты давно стал старым, ты должен понимать, что я держу тебя при себе только из милосердия. Так что старайся меня не огорчать…

— Да, Учитель! Я благодарен вам за все!

Он отключается.

Вообще-то неприятные слова, но я привык к тону Учителя. Он прав. Я давно вышел из возраста воспитанника, я больше не юный мальчишка, и Игнасио не обязан со мной возиться, ни в одном правиле ордена нет такого пункта. Всеобщая привычка не в счет. Так что только доброта Учителя… Тьфу! Какая доброта?!

Диего, ты ведь знаешь, что Игнасио садист? Так и есть. Жестокий, бессердечный мучитель, вот он кто. Но я его люблю.

Я ничего не могу с собой поделать. Его манипуляторские нити слишком глубоко под моей кожей, и никак не выпутаться. Он играет со мной, он ведет меня, он заставляет меня плясать под его дудку. И мне не отделаться от него, поэтому я заставил себя полюбить. Скажешь ужасно?

Да, Диего, это так.

Но где ты был, когда кукловод вшивал в меня командные нити? Где? Что ты делал, когда меня валяли в грязи, когда ломали и собирали заново, насквозь опутанного веревками манипулятора? А я отвечу, Диего. Ты был с добряком Раулем, ходил на речку удить рыбу, пил вкусный чай с монастырских угодий, вел светские беседы за ужином, жил жизнью простого мальчишки-подростка, опекаемого старшим братом. Вот что ты делал, пока я сидел в подвале, постигая истину бытия. Твой, Диего, наставник со своим либеральным подходом никогда не швырял тебя в подобные места, он не нанимал шайку отморозков, чтобы они над тобой измывались, он не делал ничего из того, что делал Игнасио. Поэтому заткнись?!

Понял!

Давай на чистоту! Когда мы встретились, мне стало тошно от одного твоего вида, милый товарищ. Я посмотрел в твою вечно смеющуюся рожу, и мне захотелось выбить тебе зубы. Но я не стал, Диего, из уважения к тебе, тринадцатилетнему мальчишке, которому адресованы мои письма.

Ты бы меня не предал, правда?

А этот, новый взрослый Диего предал. Мне Игнасио с упоением и подробностями рассказал, что Рауль взял вместо меня второго воспитанника. Данте. Как я ненавидел его. Да, мы чем-то похожи, поэтому я его так сильно невзлюбил. Он заменил тебе меня, он стал твоим новым другом, и твоя жизнь не изменилась с потерей меня. Меня заменили! До сих пор я морщусь от воспоминаний о дне, когда я узнал о Данте. А Игнасио тогда сказал, что видел, как вы смеетесь, и он думает, что ты счастлив. Мне было обидно, я плакал весь вечер, уткнувшись лицом в колени наставника. Учитель тогда смотрел на меня и усмехался. Ему всегда были приятны мои слезы.

Данте! Да, он посредственность. Разве нет? Диего, ты со мной согласен. А вот твой взрослый прототип явно души не чает в своем новом друге. Но мне не обидно, ведь у меня есть драгоценный Игнасио.

Наставник это все, кто меня волнует. Я его верный слуга, для остальных я камень. Пускай я пишу тебе, Диего, письма, но ведь это лишь форма мышления, ничего больше. Я прекрасно понимаю и осознаю это.