В тускло освещенный зал пыточной камеры неспешной походкой вошел главный экзекутор. Он скользнул приценивающимся взглядом по монаху, распластанному на деревянной доске так похожей на дыбу. На лице мужчины появилась кривая усмешка. Он поправил резиновые перчатки и подошел к приготовленной жертве.
Задумчиво постояв подле монаха, экзекутор игриво постучал руками по груди парня, будто он был не живой человек, а кусок дерева, принесенный столяру для оттески.
— Итак, приступим, — по-хозяйски буркнул палач.
Он проверил надежность кандалов, пересчитал свои рабочие инструменты и, взяв ножницы с мастерством профессионала, разрезал сутану парня. Потом он выкинул бесформенные обрезки на пол, и наступила очередь нижнего белья. Избавишь от всей одежды жертвы, экзекутор снова взглянул на уже обнаженного монаха.
Тихий смешок потревожил скованное унынием помещение.
— Может, сразу скажешь, все что знаешь? — без особого участия предложил палач.
Но парень не ответил, он лишь демонстративно отвернул лицо от своего мучителя.
— Что? Молчишь? А в камере такой разговорчивый был… Как там тебя? Альентес?
— Да, — тихо ответил монах.
— Ты дрожишь, хе-хе, правильно, — экзекутор смаковал каждое свое слово.
На реплики палача Альентес не обращал внимания, он лежал с плотно сомкнутыми веками и застывшим лицом, ожидающего смерти человека.
Мучитель нагнулся к лицу монаха и провел пальцем по его губам.
— Альентес, а ведь тебе будет очень больно, я постараюсь. Я не отпущу тебя, пока с этих пухлых губ не слетят слова истошных молитв и прошений о помиловании. Но даже тогда, я не прекращу… Я разговорю тебя, и ты выдашь мне все, даже самые свои сокровенные мысли. Я не шучу.
— Я ничего не знаю, — произнес Альентес.
— Что ж тогда начнем, посмотрим, как ты запоешь, когда с тебя слезет десятый слой кожи.
Экзекутор рассмеялся.
Он взял тонкий извивающийся хлыст, и, взметнув его в небо, обрушил на тело связанного монаха весь гнев своей души. Экзекутор вошел в раж, но Альентес не проронил ни слова, даже несмотря на то, что его грудную клетку изрешетила сеть кровоточащих рассечений.
— Смотрю, ты привычный, — прокомментировал изувер из Акведука, пренебрежительно отбрасывая бесполезную плетку, — Попробуем иначе…
Мужчина взял другой хлыст, венчающийся острыми крючками, так напоминающими лапу кошки. Пытка началась с новой силой. Крюки оставляли на теле парня воронки с вырванными кусками кожи, но даже такая боль, извлекала из груди Альентеса лишь тихие стоны.
Экзекутор был доволен, он утер пот со лба и усмехнулся. Ему доставляло удовольствие работать с неподатливым материалом.
Мужчина приблизился к своей жертве. Он погладил татуировку на груди монаха, рассматривая ее хитросплетения.
— Серьезное тату, — произнес он, — Выглядит заманчиво, должно быть, ты хотел показать всю свою силу… Может, уже сдашься и все выложишь, пока я не продемонстрировал тебе твое ничтожество?
— Я ничего не знаю, — простонал Альентес, мотая головой.
— А так… — лукаво повысил голос мучитель и засунул свой палец в свежую рану от крюка.
Монах дернулся и изогнулся, насколько позволяли тугие кандалы. Экзекутор усилил нажим, оскаливая свои пожелтевшие зубы.
— Еще… — проговорил он, — Говори!
Палец вошел еще глубже, и Альентес не в силах больше сдерживаться впервые вскрикнул.
— Ха, какой голос прорезался, — прокомментировал довольный мучитель, — Может, уже расколешься, я же вижу, тебе больше не хочется испытывать боль.
— Я ничего не знаю, — прокричал монах и снова откинулся на жесткую лежанку.
— Ну, тогда продолжаем, — пожал плечами мужчина.
Он извлек свой палец из раны, вытер его об брезентовый фартук, оставляя красные подтеки крови.
Подойдя к столику с инвентарем, экзекутор вооружился длинными тонкими иглами, походившими больше на острия шприцов, нежели на какое-то пыточное приспособление.
— Знаешь, что это? — с усмешкой поинтересовался палач у своей жертвы, — Это иголки из особо прочного сплава, они могут проколоть даже кости. Впрочем, сейчас твои ребра в этом убедятся.
И в подтверждении своих слов, экзекутор принялся за работу. На этот раз Альентес не мог вытерпеть, он истошно кричал и бился в исступлении, вырываясь из оков, но тяжелые кандалы лишь оставляли новые раны на его светлой коже.
— Больно? — с ехидной усмешкой осведомился палач Акведука, когда из каждого ребра парня торчало по одной игле.
— Больно… — тихо признался монах.
Из его глаз капали слезы, и он не мог унять дрожи.
— Дальше будет хуже, признайся лучше сейчас. Скажи, кто шпион ордена?
— Я не знаю… Ничего не знаю, — прошептал Альентес.
— Уверен? — экзекутор надавил на одну из игл.
Монах завопил, и его тело подкинуло судорогой, но нужного эффекта палач не достиг. Парень продолжал твердить, что ничего не знает.
— Ладно, не хочешь по-хорошему, будет тебе полный набор, — заключил мучитель. Он приоткрыл дверь помещения и отдал кому-то приказ. Через несколько секунд рядом с пыточной доской появилась перевозная печка с тлеющими в ней углями, в которых лежали разные металлические предметы, раскаленные докрасна.
Экзекутор приблизился к телу тяжело дышащего монаха и несколько раз слабо ущипнул его за соски.
— А ты оказывается такой чувствительный, — проговорил палач, наблюдая, как на щеках парня рождается румянец, — Жаль, наверное, будет, лишиться столь нежных органов.
Альентес страдальчески свел брови, предчувствуя, что его ожидает в следующий момент. А экзекутор с ледяным спокойствием надел махровые перчатки и, ухватившись за ручку щипцов, извлек их раскрасневшиеся клещи из печи.
Сначала он просто приложил инструмент к груди парня, который с нечеловеческим терпением выдержал жаркое прикосновение. Но затем он защемил сосок монаха и медленно стал прокручивать по часовой стрелки, когда пытка достигла своего апогея, умелая рука истязателя дернула инструмент на себя, вырывая пленный кусок человеческого тела. Крик, прорезавший воздух в ту секунду, был криком настоящей подлинной и бессознательной боли. Ради таких человеческих мучений, экзекутор и продолжал свой жестокий труд, только такая боль наполняла его счастьем.
Мужчина рассмеялся.
Он промокнул кровь куском сутаны, чтобы она не заливала его рабочую поверхность и не мешала вести пытку дальше.
Постучав Альентеса по щекам, экзекутор привел его в чувства и вкрадчиво спросил:
— Расскажешь? Хватит уже себя мучить, проще покориться.
— Я ничего не знаю… Правда, — срывающимся шепотом ответил парень.
Мужчина нахмурился. Вообще по закону жанра, монаху уже следовало заговорить, или хотя бы начать плести хоть какую-то более-менее связную ахинею.
Но экзекутор не остановился. Он повторил свою безжалостную пытку коленным железом. Однако ответа он не услышал. На груди парня вместо сосков зияли свежие рваные раны с обожженными краями, но слов о шпионе так и не было произнесено. Охая и бормоча проклятья, палач окатил Альентеса холодной водой.
— Давай, очухивайся, — гневно прохрипел экзекутор захлебывающемуся от воды парню, который успел потерять сознание.
Альентес еле откашлялся.
— И почему ты молчишь… Проще сказать! Давно я таких упертых не видел, — вполне искренне протянул мужчина.
Монах тихо простонал.
— Сам себе смертный приговор подписываешь, — хмуро заметил палач.
Но отступать он не мог, да и права такого не имел, ко всему прочему у него и в мыслях не было пожалеть розенкрейцера.
Со столика экзекутор взял новое приспособление — металлическую тонкую палочку с проводками тянущимися далеко вниз. Мужчина встал между ног своей жертвы и на секунду остановился, как бы размышляя над следующим шагом.
— Пожалуйста, — тихо прошептал Альентес, — Не надо…
Кажется, он понял раньше экзекутора, какая боль его ожидает.
— Тогда говори, — бесстрастно ответил палач, уже беря в руки половой орган парня.
— Но я ничего не знаю… Ни про шпиона, ни про другие дела ордена, — монах широко распахнул глаза и нервно покачивал головой, произнося отчетливо каждое слово, — Я клянусь, я ничего не знаю… Не надо…
Истязатель хмыкнул и принялся за свою работу.
Альентес задрожал всем телом.
— Не дергайся, — буркнул палач, — Поврежу уретру, в тысячу раз больнее будет. Хотя какое мне дело.
Введя приспособление, экзекутор нажал кнопку на проводке. Послышался тихий треск разрядов тока, и протяжный вопль монаха ознаменовал начало новой пытки.
Экзекутор ловко чередовал порции ударов током по нежной плоти свой жертвы и прикосновения к иглам, пронзившим ребра парня. Когда Альентес уже был доведен до лихорадки и, устав от крика, просто тихо скулил, экзекутор вынул из него иглы.
— Рано тебе еще помирать от болевого шока, — произнес он, — Зато пора все выложить, хватит уже шутки шутить.
— Чертов идиот… Я не знаю…ничего… — прохрипел Альентес.
— Как знаешь…
Экзекутор поставил прибор, все еще находящийся в теле монаха, на волновой режим, и парня сотрясли новые конвульсии от электрических разрядов.
— Наслаждайся, — хмыкнул экзекутор, — А я пойду готовить тебе новое развлечение.
Мужчина отошел от замученного им монаха и принялся колдовать над столиком с инструментами.
Когда он подошел и взглянул на монаха, то его лицо стало еще более напряженным.
— Все упрямишься, вот придурок, — проговорил экзекутор, склоняясь над лицом парня, — Все губы себе в кровь разорвал.
Он провел пальцами по истерзанным губам Альентеса, на перчатке остался кровавый след.
— Ради чего ты терпишь? Мог бы и соврать.
— Диего… — прошептал монах, тяжело сглатывая кровь.
— Шпион? Это имя шпиона? — обрадовался экзекутор.
— Дурак… Это тот ради кого я терплю, — на одном дыхании выпалил Альентес.
— А шпион?
— Не знаю…
— Тогда я не могу не продолжить.
Мучитель снова встал между ног своей жертвы. В руках у мужчины была белая пластиковая емкость с коричневатым мутным веществом, от основания которой тянулся длинный тонкий шланг.
— Это уксус, — мигнул глазами на раствор экзекутор, — Он прожжет тебя… Лучше скажи все сейчас, а то сам понимаешь, после уксуса дороги назад не будет.
— Нет… Не делай этого, — встрепенулся монах и даже приподнялся из последних сил, — Только не там… Не надо.
— Почему? — пожал плечами палач, — Не хочешь уксуса, тогда скажи мне правду…
— Ублюдок! Я не знаю…
— Ну и продолжай настаивать на своем.
Экзекутор резко засунул свои пальцы в задний проход монаха, и, приподняв брови, проговорил:
— О, да я смотрю, ты апробирован, так что не дергайся, а принимай подарочек.
По мановению руки изувера шланг скользнул в анус парня, экзекутор открыл заглушку в емкости и едкий раствор устремился внутрь человеческого организма.
Альентес опять раздирал легкие криком. Его тело изгибалось и извивалось на деревянной доске, но избежать пытки он, увы, не мог. Однако экзекутор не дал жидкости глубоко проникнул в тело монаха, шланг он вынул достаточно быстро.
— Видишь, я пожалел тебя, — констатировал мужчина, — Не выводи меня из себя, пойди на встречу. Скажи, кто шпион ордена в Акведуке!
— Идиот! Я понятия не имею… — срывающимся голосом прохрипел Альентес. Его била лихорадка, и зубы стучали из-за дрожи во всем теле.
— У тебя должно быть, все горит внутри, — подметил экзекутор, — Я могу добавить, если ты не скажешь. Но тогда уксус разъест все ткани, и ты умрешь, чем глубже он проникнет, тем хуже последствия. Ты готов?
— Но я ничего не могу поделать… Как ты не понимаешь, я не знаю! Ничего не знаю! — взревел Альентес, — И умоляю, убери ток… Я не в силах… не в силах больше выносить…
Он тихо заскулил, уже не пытаясь унять слез.
— Не знаешь? Я уже не верю, хоть ты и выглядишь сейчас очень жалко. У меня остался последний аргумент, и ты меня здорово разозлил.
Экзекутор резко выдернул из парня электрод, и полез за следующим агрегатом боли.
— Узнаешь? — насмешливо спросил палач, демонстрируя монаху его боевой лом, — Я засуну тебе его в задницу и проверну по часовой стрелке. Ты сам напросился!
— Не смей! — зашипел Альентес, дергаясь всем телом, — Только не Реновацио! Не оскверняй его! Умоляю… прошу не надо… Я умоляю, сжалься…
— Как ты запел…
— Я прошу… Нет! Нет! Только не это!
Альентес бессильно закатил глаза и уронил голову на лежанку. Он снова лишился чувств.
— Умоляй, не умоляй… — пожал плечами экзекутор, окатывая монаха водой.
Альентес пришел в себя, и сразу с пробуждением в его тело был бесцеремонно водворен пик Реновацио.
Парень вскрикнул.
— Говори! — рявкнул на него экзекутор.
— Не знаю… Прекрати! Вытащи!
— Говори же! — отозвался мучитель, вдавливая лом еще глубже.
Альентес уже не ответил, он не мог… Крик заполонил его легкие.
— Говори мне! Отвечай! — ревел экзекутор, уже не контролирующий себя. Он вводил лом все глубже и глубже, давя рукой на живот своей жертвы и доводя ее до новых болевых пределов.
Опомнился он только, когда по его резиновым перчаткам струилась кровь.
— Твою ж мать, — тихо выругался экзекутор, быстро вытаскивая из монаха лом. На пол хлынула кровь. Альентес беззвучно лежал на своем ложе, дрожа и вздрагивая, его дыхание стало прерывистым и тяжелым.
— Блин, — палач машинально вытер руки об фартук, — Я же разорвал тебя… Я же нахрен пробил твои внутренности… Чертов монах… но ты сам виноват! Какого ты меня злил?! Не надо было молчать…
Внезапно открылась тяжелая дверь и экзекутора тихо позвали. Он еще раз окинул тяжелым взглядом свою израненную и истерзанную жертву, заметил кровь, продолжающую пузырясь стекать на пол, и поспешил выйти вон, по освободительному зову коллег и начальства.