— Альентес?! — я был выбит из колеи и беспомощно звал своего товарища.
Я оббегал весь периметр монастыря, но так его и не нашел. Теперь сил не осталось, я покрылся пылью и грязью от ушей до пят. А хуже всего, я был потным и голодным.
Поискав еще чуть-чуть, я вернулся в дом Рауля.
— Где вещи Аля? — первым делом выговорил я, входя в помещение и понимая, что там нет ни Реновацио, ни дорожной сумки друга.
— Диего?! — Рауль, отставляя тарелку с супом, вопросительно на меня посмотрел.
— Где его вещи??? — свирепел я.
И без того поиски пошли впустую, а тут еще такое… Никаких нервов не хватит.
— Успокойся, присядь, ты весь в пыли и выглядишь вымотанным! — засуетился наставник, наливая мне чай.
Напиток пришелся в самый раз. Я за секунду осушил стакан и потихоньку успокоился.
— Сумки Альентеса забрал Данте, он буквально 15 минут назад понес их в его келью. Вы должно быть разминулись.
— С какого? — насупился я.
Данте не может быть доверия! Этот паразит готов замыслить что угодно, а Альентесу так легко причинить боль… Он ведь совсем беззащитен перед людской ненавистью. Мой Аль винит себя, а не других, в себе он видит зло… дурачек… Не прощу Данте, если он причинит вред Алю!
Я невольно сжал чашку в руках.
— Эй, Диего, не кипятись! — Рауль, трепетный до домашнего скарба, выхватил чашку у меня из рук.
— Я не нашел его…
В полном отчаянии я буквально упал на стул и опрокинулся корпусом на поверхность стола. В таком положении я смахивал на готового алкоголика.
— Не переживай, он может оказаться где угодно… Я уверен, Альентес появится, он бы не ушел без разрешения.
— Его не было под нашим деревом… Я чувствую сердцем что-то неладное! Игнасио отказался от Аля, теперь он свободен. Что же щелкнет в его голове?
— Диего, не накручивай себя.
Рауль безуспешно пытался меня утешить, но он и сам не верил в справедливость своих слов, поэтому получался обратный эффект. Я нервничал гораздо сильнее.
— Рауль, — проговорил я, сквозь смятение в грудной клетке, — Моя любовь похожа на пожар, но… Я так отчаянно, безумно и страстно люблю, как будто в последний раз, как будто моя любовь обречена, и я скоро ее потеряю… Рауль, мне страшно…
— И это слова из уст Диего? — с ухмылкой ласки переспросил наставник, — Ну, нет. Я знаю своего мальчика, он никогда не сдается! Он твердо верит в свое сердце, поэтому всегда идет вперед. Я бы сказал, прет танком.
— Ты умеешь воодушевить, — я распрямил спину, — Но я и не думал отступать от цели… Просто я слишком сильно опасаюсь потерять Альентеса.
— Диего, борись за него.
— Конечно! Только где он… И с чего Данте занялся чужими вещами?? Прохиндей!
— Ты знаешь Данте, он слишком эгоцентричен. Он ревнует тебя…
— Ревнует? С чего бы! Мы с ним не пара и уж тем более не давали друг другу никаких обещаний. Откуда такое чувство собственности???
— Он влюбился в тебя, безответно… Ему больно и одиноко, — удрученно проговорил Рауль.
— Ему? Выросшему на всем готовом? Да он с жиру бесится!!!
— Он чрезвычайно импульсивен. Пойми его, он так надеялся на твою взаимность…
— Рауль, ты хочешь, чтобы мы с тобой поссорились?
— А? — не понял наставник.
— Ты что сейчас пропагандируешь? — я не на шутку разгневался, — Можно подумать, ты и взял нас двоих лишь бы вырастить парочку.
— Не говори так… — кажется, Рауль оскорбился, — Ты помнишь, как я старался вернуть Альентеса, я действительно хотел, чтобы вы росли вместе. Вы мне напоминали меня и Пабло, но… Я взял Данте, чтобы у тебя появился брат и верный друг, который поймет твою печаль и разделит тоску. Мне казалось, я поступаю верно… Но я был таким эгоистом, думая только о своей мечте дать жизнь нашей с Пабло любви. Я совсем не учел желаний Данте.
Рауль выглядел подавленным и расстроенным.
— Прости, я не должен тебя обвинять, я знаю, ты делал все, что мог… Ты искренне желал нам с Данте добра. Просто этот парень не захотел принимать твои наставления. Он воспринимал все в негативе под углом болезненного самолюбия.
— Не говори так, в душе Данте неплохой. Он способен на любовь…
— Извращенная у него любовь!!!
Рауль вздохнул.
— Да, я никак не могу объяснить ему, что ненавидеть Альентеса глупо.
— Что?! — я сжал руки в кулак, — Ненависть??? Да как он только может? Аль ему ничего не сделал, он вообще ни сном, ни духом о душевных терзаниях Данте. Как можно ненавидеть столь безвинного человека, который готов себя обвинить во всех смертных грехах и который прошел через такие страдания… Данте идиот!!!
Я ударил кулаком по столу.
— Он доведен до отчаяния, ревность снедает его изнутри.
— Вместо того чтобы изводить себя идиотскими мыслями, пусть пойдет и займется полезным делом, дерево на пример посадит. И вообще я никогда не воспринимал Данте, как сексуальный объект… Немыслимо просто! Я ему и повода ни разу не давал…
— Любовь не спросила разрешений, — Рауль развел руками, — Данте мне дорог так же, как и ты, и сейчас, оказавшись между двух огней, я испытываю неимоверную душевную тяготу. Я замечаю, какие нехорошие перемены происходят с Данте, мне трудно видеть его страдания. Но я так же понимаю, что он абсолютно неправ в отношении к Алю, у Альентеса была страшная жизнь, и он не заслуживает нелюбви или презрения.
— Знаешь, как бы я ни уважал тебя, но, если Данте причинит вред Алю, я его на куски покромсаю. Я серьезно…
— Диего… — вымученно протянул Рауль.
— Учитель, моя любовь безмерна, она душит меня, но… даже если я поставлю на чашу весов весь мир, любовь к Альентесу его перевесит.
— Так любить нельзя, слишком страшно… — прошептал мой наставник, берясь за лицо руками. Невольный жест шока.
— Я знаю, знаю… Но я схожу с ума от одной только мысли, что я снова его потеряю.
— Диего, все будет хорошо, — как можно увереннее проговорил Рауль, — Ты не я, ты отнюдь не мягкотелый и безвольный человек, тебе под силу свернуть горы. Если угодно оспорить даже решение небес.
— Правда так считаешь? — всерьез удивился я.
— Да. Меня всегда в тебе это поражало, как и в Данте неприятно удивляла его безудержная мстительность…
— Обо мне сплетничаете??? — мы с Раулем так увлеклись беседой, что не заметили прихода Данте.
Он стоял на пороге с кислой миной, держа перед собой плюшевого медведя, своего верного и потрепанного спутника.
— Данте… — еле слышно выговорил Рауль.
Мы оба знали, что последует за этим.
— Опять у вас Данте самый плохой! — высоким голосом протянул Данте.
Ох, как он был зол!
Всегда ненавидел его внезапные вспышки неконтролируемого гнева.
— Заткнись! — рявкнул я, — Ты мне надоел. То, о чем мы говорим с Раулем, тебя не касается.
— Ну конечно! Только мое имя прозвучало, а значит, еще как касается!
— Ребят, хватит! — взмолился Рауль, мечущийся между нами.
Но я проигнорировал просьбу пускай и уважаемого мной человека, я был не на шутку заведен, а Данте явно планировал и дальше испытывать мое терпение.
— Диего! — взревел мой собрат, — Я всегда любил тебя больше всего на свете! А ты плевал мне в душу! Отворачивался от меня!
Данте стиснул в руках медведя.
— Придурок! Мне что следовало тебя трахнуть??? — я сжал кулаки, — Не беси меня. Я никогда не проявлял к тебе подобного интереса. Да, это просто смешно. Ты часом не забыл, что находишься в монастыре и обязан блюсти его нравственные законы…
— Ох, — выдохнул Рауль, хватаясь за голову.
Данте истерично рассмеялся. Мы впервые выясняли наши отношения так открыто.
— Тебя-то устав монастыря не сильно останавливал, да и его тоже, — Данте кивнул на нашего наставника, — Так почему один я должен что-то соблюдать?! Значит, ты будешь лобызаться со своим Альентесом, а я по боку… А Данте заткнись? Диего, ты его уже трахнул, скажи? Или ты остался один из монастыря, кто не познал его податливого тельца?
— Данте! — я снова ударил кулаком по столу, да так сильно, что даже Рауль подпрыгнул вместе со стулом, на котором сидел.
— Ты не смеешь так о нем говорить! — продолжал я.
— Почему? Если это правда! Вы сейчас изображаете из себя благодетелей, а сами… Сами вы не лучше Игнасио. Да я для вас всегда был пустым местом. Рауль даже взял меня как замену этому козлу Альентесу. Я каждый день чувствовал, что лишь заменяю его. Думаете так легко? А чем я-то хуже???
— Я никогда не воспринимал тебя как замену Альентесу, — я чуть смягчился, — Ты изначально был мне как брат, но твой ужасный характер отвернул меня от тебя.
Данте расщедрился на хохот.
— Конечно, я не стал заменой! Ведь у меня есть характер и гордость, — парень демонстративно выпрямился, — Я бы не позволил использовать меня и дальше. Но меня бесило, что мои самые любимые люди видят во мне лишь копию. Используют меня, чтобы забыть боль и разочарование от потери Альентеса. Да я чувствовал, как напрягаю вас только тем, что не могу на него походить!
— Глупости…
— Нет, ты ведь Диего, желал, чтобы на моем месте был Альентес. А до моих чувств тебе не было дела, а я ведь так любил тебя. Даже сейчас…
— Данте, дело не в тебе! Я признаюсь, Аль мне дороже всех. Понимаешь, абсолютно всех!!!
— Вот видишь я прав!!! — глаза Данте вспыхнули ненавистью, — Я был твоей игрушкой!
— Ты такой глупый…
— Диего, скажи, — Данте оскалился, но его глаза стали выражать мольбу, — Ну, чем я хуже? Смотри на меня… Я симпатичнее, моложе, я еще девственник и буду принадлежать только тебе. Не то что он…
— Замолчи! Не смей его оскорблять. Альентес не виноват, что попал к извращенцу Игнасио, который заставил его вытворять все те мерзости, на которые ты так усиленно намекаешь.
— Нет! Я все-таки не могу понять, чем я хуже. Что ты нашел в Альентесе? Почему он вам всем так важен! Он, а не я? За что вы меня сделали плагиатом на грязную шлюху!!!???
— Что ты сказал?! Да, как ты смеешь?! — я подлетел к Данте и, схватив за грудки, начал потрясывать.
Данте прищурился. Его лисья морда стала еще более отталкивающе злой.
— А ты не знаешь? — ехидно протянул он, — Весь монастырь так о нем говорит… Знаешь, как его называют? «Общественная шлюшка». И, мол, если приспичит снять напряжение, то надо прямиком к Альентесу… Он не откажет, он готов перед любым раздвинуть ягодицы. Понял, Диего, чего стоит твой драгоценный Аль?!
— Завали пасть! Никто о нем не смеет так думать! Это бред!
— Думают, теперь, думают. С моей легкой руки, я позаботился об этом. Ты ведь знаешь, я мастер сплетен!
— Больной, — я отшвырнул от себя Данте.
Мне стало мерзко, хотелось отмыться. Даже стыд появился, за то, что Данте был моим соседом по дому.
— Это ты больной гомик! — огрызнулся Данте, сжимая в руках медведя, у плюшевой игрушки вылезали на лоб пуговицы-глаза, — Я так поступил, чтобы доказать тебе, что я лучше Альентеса. Чтобы ты и все окружающие увидели его истинное нутро, поняли, какой он на самом деле. И прекратили восхвалять, ведь он не лучший боец ордена, не чистейший голос монастыря, да он даже не достоин называться человеком, он дерьмо… половая тряпка, об которую только и нужно, что вытирать ноги.
Я стиснул зубы.
— О! Ты покраснел?! — заверещал Данте, — Неужели я тебя так задел?! А, понимаю, ты с ним уже переспал. Небось, воспринял это как нечто особенное, да очнись ты, Альентес готов со всеми. Интересно, чьи имена он выкрикивал, когда ты его трахал?
Лучше б он этого не говорил.
Я уже был готов порвать его на начинку для плюшевых медведей, которые Данте так любил, но неожиданно между нами встал Рауль.
— Хватит! — в отчаянии крикнул он, — Вы посмотрите на себя. Диего у тебя в глазах сатанинская ярость, Данте ты говоришь очень нехорошие и несправедливые вещи.
Я послушно отступил. Рауль был прав, мы оба вели себя недостойно.
Но Данте явно не собирался униматься:
— Да, что ты постоянно лезешь? — с досадой выжал он, шваркая об пол медведя, — Ты уже достал своими соплями! Да какой ты наставник, так, глупая пассивка!
Я аж онемел.
— Ой, — Данте растерялся.
Но отнюдь не из-за крепкого словца в адрес человека его воспитавшего. Взгляд моего буйного собрата был устремлен на медведя.
Мы все проследили за ним.
На полу рядом с игрушкой лежала открытка, свернутая в несколько раз. Она вывалилась из лопнувшего шва. Все бы ничего, обычная бумажка, но по реакции Данте, я понял, что дело здесь нечисто.
Данте тоже понял, что я понял.
Он с криком рванул к медведю, но я его оттеснил, буквально бросившись всем корпусом на плод раздора.
О Рауле мы забыли, наставник едва успел отскочить от столкновения двух непримиримых ураганов.
— Отдай! Мое! Мое! — орал и трясся Данте, безуспешно пытающийся выхватить у меня открытку. Выглядел он, как будто наступил Армагедон и все пропало. Его реакция лишь подогрела мой интерес и укрепила веру в подозрения по поводу клочка бумаги.
Я быстрым движением развернул открытку и тут же обмяк, душа, словно ушла в пятки на вечное поселение. Данте тоже отступил, он виновато насупился и нервно поправлял сутану.
По мере того, как я читал послание, ярость во мне вскипала как адское варево.
— И когда ты мне собирался это показать? — рявкнул я на Данте.
Он вздрогнул.
— Не собирался…
— И ты воспользовался чужим письмом, чтобы распустить грязный слух?
— Он заслужил, он предал тебя…
— Это мне решать.
— Диего, разве ты не видишь? — в глазах Данте стояли слезы, — Он тебя не заслуживает, он глист на теле планеты. Люби меня, а не эту грязную шлюху!!!
В следующую секунду я уже лупцевал Данте кулаком.
Я всерьез намеревался его убить, ведь, кто и был глистом на теле планеты, так это только он.
— Остановись, Диего, — мой кулак перехватил Рауль.
Я взглянул на наставника. Его лицо заставило меня остепениться, столько боли, столько страдания проступило на нем.
— Извини, Рауль, — прошептал я, прижимая к груди послание моего возлюбленного, — Я должен наказать еще кое-кого, кто воспользовался болью Аля…
Я пошатнулся, но, поймав равновесие, бросился прочь из дома, ведомый одной только ненавистью.
— Данте, — тихо позвал Рауль своего воспитанника.
Данте приподнялся на руках, а потом встал пошатываясь. Из разбитого носа шла кровь.
— Данте, горе мое, разве так можно… — Рауль ласково попытался обнять мальчишку, но тот грубо его оттолкнул.
— Не подходи, — зло прорычал он, — Я ненавижу тебя! Это все ты виноват! Ненавижу!
— Но…
— Пошел ты!
Данте поднял с пола медведя и тоже выбежал на улицу.
Холодный ночной ветер теребил его волосы и обветривал ссадины, оставленные столь отчаянно любимым человеком. Парень дошел до лавки, где час назад расстался с Альентесом, и присел на самый край.
— Ран, — прошептал он, поднимая морду медведя на уровень глаз, — Почему все так несправедливо? Я люблю его… Эта страсть меня убивает, но ничего не могу поделать. Он такой величественный, недосягаемый, что с каждым днем я хочу его все больше. Ох, какая безумная любовь…
Данте покачал головой.
— Но почему? Почему он отворачивается от меня… Я ведь могу дать ему намного больше, чем придурок Альентес…
Медведь молчал, взирая пуговицами на хозяина, которого начинали душить рыдания.
— Ран, почему все против меня? Почему меня никто не любит? Даже таких гнид, как Альентес касается любовь… И чья! Моего Диего… Моего! Ран, я так одинок… Так одинок, — слезы текли по щекам парня, и он не мог унять рыданий, — Только ты со мной, Ран. Только ты меня понимаешь и любишь.
Данте прижал к себе медведя, и его плечи затряслись с новой силой.
— Ты прав, Ран, во всем виноват этот негодяй Альентес. Он совратил Диего! Он забрал его у меня. Мы отомстим, мы обязательно отомстим…
Я вернулся домой через полчаса. Мой праведный гнев много времени не занял. Зато ныли костяшки рук, окровавленные чужой кровью.
— О! Господи! Черт… Святые угодники! — Рауль встретил меня разнообразной палитрой удивления, — Что стряслось?
— Все нормально. Я наказал ублюдка, воспользовавшегося минутной слабостью другого человека.
— Ты об Игнасио? — с опаской спросил наставник, бинтуя мне руки.
Оказывается, себе я тоже рассек кожу. Неудивительно, я не церемонился.
— Его я не нашел, — честно признался я, — Но хотел…
— Слава богу, — выдохнул Рауль, — Но я знаю, что не нашел, иначе ты бы не вернулся. Игнасио сильный боец. Его класс превышает твой, тем более ты стрелок, а он специалист по ближнему бою…
— Значит, я стану мастером ближнего боя, — отчеканил я.
— Диего…
— Где Данте?
— Убежал.
— Я вспылил, не стоило его избивать. Я лишь руки свои об него испачкал. Извини, Рауль, но Данте вырос конченной мразью.
— Он не виноват, это я слишком плохой наставник…
— Нет! — я обнял Рауля, — Вовсе нет! Пускай ты не обладаешь железной волей и мертвой хваткой, но ты научил нас главному… Добру, уважению, любви к окружающим… Пониманию…
— Научил? Разве? Нет, я такой безалаберный и безответственный, что не смог даже приучить вас относится друг к другу с уважением.
— Рауль…
— Данте вырос капризным мальчиком, который не знает слова ответственность и не несет ее. Это моя вина…
— Надо было пороть его, но я счастлив, что моим наставником стал именно ты. Я же сказал, меня ты научил главному, и хорошо, что ты такой, какой есть.
— Но Данте… Может, мы и правда с ним нечестно поступали?
— Смотри… — я сунул Раулю в руки записку Альентеса, — Вот на этом Данте сыграл…
Наставник пробежался глазами по тексту.
— Читай вслух, — проговорил я, опуская голову на руки.
— Уверен?
— Угу…
Рауль откашлялся и зачитал:
«Милый мой Диего, — я так и видел мелкий ветвистый почерк, плетущийся как узор по открытке, — Мое первое настоящее письмо тебе… Так необычно, хотя ничего нового, ведь я миллион раз писал тебе послания. Хочется улыбнуться, но я не могу. Слишком грустное оно будет. Прости. Все, что я могу сказать.
Прости…
Но между нами не может быть связи. Я… Я не имею права на твою любовь. Я приношу одни огорчения и неприятности, всем, даже неблизким мне людям. Знаешь, я встретил Данте, он так заботится о тебе, он по-настоящему к тебе привязан душой, а я отнял у него тебя. Я нехороший человек. Моя натура сама, бессознательно творит зло, как бы я ни противился. Так уж вышло, во мне бесы. Смой скорее мои следы на своем теле, оно слишком чисто и свято, чтобы носить мою скверну.
Я до последнего лелеял надежду, что смогу быть с тобой. Снова, как в детстве. Но… По приезду в монастырь, я понял, что не смею даже заикаться об этом. Игнасио вернул меня на землю. Видишь, я столь ужасен, что даже он от меня отказался…»
Рауль поперхнулся.
— Читай… — поторопил я.
«И как я могу с тобой быть после такого? Диего, я знаю, что твое желание все еще сильно, но ведь в этом виноват только я. Я развратил тебя, как многих других из моего прошлого, и, знаешь, ничего кроме смерти они не получили. Сизиф тоже пострадал. Я нанес удар по ордену, меня приютившему. Пускай я призираю ложь розенкрейцеров, но поступать гадко, как предатель, я не имел права.
Мне довелось смотреть запись, что сделал Джордж. Гленорван меня не выдал, зато обвинил орден в том, что со мной происходило. Опять я всем помешал, смотри, мною даже попрекают! К тому же все теперь знают, что происходило со мной на протяжении девяти лет послушания у Игнасио. Мне так стыдно…
Я не позволю тебе расхлебывать мои проблемы, ты слишком высоко паришь над греховностью бытия, над сточной канавой, где я обитаю. Твой свет останется чистым. Обещаю…
Я гадок, Диего. Серьезно! Я совершил поступок, после которого ты точно от меня отвернешься. Ведь ты не простишь мне измены? Секс ничего не значит для меня, ни с тобой, ни до, ни после тебя… Какой же я врун… Но, Диего, как бы там ни было, заметив, что брат Винченцио заинтересован в моей персоне, я потакал его желанию. Я переспал с ним… Да, это правда. Я переспал с ним прямо на компьютерном столе медиатеки. Мне и без того было плохо, ведь я должен был отказаться от тебя, так что мой поступок никак особенно на мне не сказался…
Винченцио назвал меня «общественной шлюшкой», он прав, я ничуть не обижаюсь. Мое поведение достойно данного определения. Мое тело не отчистить даже святой водой… Оно не может принадлежать тебе. Только не тебе… Нет, не потому что я не люблю тебя.
Ты единственный, кого я впустил в душу и к кому привязался! По-настоящему привязался, понимаешь? Как же тяжело даются слова.
Но, Диего, ради тебя, я откажусь от своих чувств. Прости… Прости за все! Сейчас я навсегда покину монастырь. Я выбрал себе хозяина, и это Джордж Гленорван. Я заставлю его взять на себя ответственность за все, что он сделал с нашей судьбой. Я стану служить ему… Если он потребует, я буду с ним спать. Потому что именно такого отношения, я и достоин.
Прощай.
Я люблю тебя.
— Диего, — деликатно начал Рауль, — У меня серьезные опасения, что Альентес… Что его психика серьезно пострадала…
— Я бы посмотрел на тебя… — я стиснул руками голову, — Но он не псих.
— А я и не говорил, — пожал плечами наставник, — Винченцио хоть жив…?
— Да, наверное. Я выбил ему зубы…
— М-да, неприятно.
— Меня убило то, как он обратился к Альентесу.
— Тебя не коробит, что Альентес…? — Рауль потупил глаза.
И почему принято недоговаривать подобные вещи!?
— Ни сколько! — твердо заявил я, — Если у меня выросли рога, я их спилю нахрен. Эта измена для меня ничего не значила, да и не измена это никакая… Аль поступил так ради меня, глупыш. Я все равно от него не отрекусь, чтобы он не делал! Пусть хоть все его заклеймят позором, я буду с ним рядом. Да я носы всем разобью за нелицеприятные отзывы об Але!!!
— Я поговорю с Данте… Он не должен был обнародовать чужое письмо.
— Бесполезно.
— Я верю…
— Рауль, я верю в тебя, — я вымученно улыбнулся.
— Что теперь?
— Разве есть выбор…
— Перехват?
— Именно, я верну Аля. Хватит ему решать за меня, я сам знаю, что для меня лучше.
— Трактор…
— Помоги мне, я же должен как-то добраться до Москвы.
Рауль кивнул.
— Значит, я был прав, что собирал эти вещи.
Он поставил передо мной коробку с бутербродами и бланк разрешения на выезд в Россию.
Я аж подавился слюной.
— Когда ты успел? — ошарашено вытаращился я.
— Ой, бутеры делаются за пять минут, когда ты убежал, я нарезал хлеба…
Рауль умело прикидывался невинной овечкой.
— Да, я не об этом. Я о бланке, его же надо за неделю подавать.
— Ты забыл, что твой наставник невнимательный разгильдяй? — Рауль потрепал меня по полосам, — Мне приходилось раз десять переписывать все эти бланки, чтобы вышло без ошибок. Конечно, остались черновики, которые я не зная, зачем сохранил. На этом разрешении я немного напачкал чернилами, но это такая ерунда! Хорошо, что я бросил в середине заполнять, поэтому дату не успел проставить. Видишь, — наставник показал на число внизу бланка, — Мне оставалось лишь вписать сегодняшнюю дату…
— Рауль, ах ты старый хитрец!!! — выпалил я, восхищаясь наставников.
— Не трать время на похвалу своего никчемного наставника.
— Да, надо собрать вещи…
— За дверью… Я собрал. Я ведь знал, что ты ринешься за Алем, куда бы он не пошел. А слухи по братству распространяются быстро, его заметили возле монастырских стен. Фабрицио сказал. Вот я и решил все подготовить…
— Круто!
Я вскочил, взял свой паек и сумку, разрешение спрятал в нагрудный карман.
— Спасибо тебе, Рауль, спасибо за все! — сказал я, останавливаясь в дверях.
— Брось, лети скорее за своим Алем. Вы должны быть вместе, поспорь за любовь с проведением. Я на твоей стороне!
В глазах Рауля стояли слезы.
Мы обнялись.
— До встречи! — произнес я, — Вернусь не один! Спасибо за все!
— Удачи.
Через секунду я летел навстречу неизвестности, споря со временем ради единственной любви, своего ненаглядного Альентеса.