Письма в пустоту

КОЛОСС НА ГЛИНЯНЫХ НОГАХ

Сегодня пока Альентес торчал на задании, я опять провел весь день в домашних хлопотах. Бедный Аль, он так устает! Я не могу спокойно на это смотреть, хочется прибить Гленорвана и за руку отвести моего друга домой, в монастырь, где его ничего не потревожит, потому что я защищу его.

Приготовив обед, я не знал, чем себя занять, поэтому стал смотреть телевизор. Уйти из дома я себе не позволил, Альентес мог вернуться когда угодно, а я не хотел его прозевать. Пришлось довольствоваться глупыми дневными сериалами, в которых ответы на загадки сценариста понятны еще в первой серии. Незаметно для себя я заснул, организм пытался восполнить энергию. Недосып и нервы меня когда-нибудь доконают.

Сон я увидел пренеприятнейший. Точнее, это было почти утерянное воспоминание. Наш последний день с Альентесом вместе.

Мрак опустевшей спальни и мы бьемся в едином порыве отчаяния. Наставники уже определены, черная полоса очертила нашу прошлую жизнь, разделив на две разные стороны. Мы теряли друг друга.

— Доверие, я подарил его тебе, — сказал Альентес грустным голосом, — Это был мой самый ценный дар. Неужели, Диего, ты спокойно отдашь меня…

— Нет! — закричал я.

Альентес отвернулся.

— Но что мы можем, — шептал я.

— Бежать!

— Я не… Я не знаю! Куда?

— Диего, — Альентес покачал головой, — Мы не сможем, так ведь? Но, прошу, забери меня, не отдавай этому ублюдку!

Я схватил друга за руки и сжал его ладони в своих.

— Я заставлю Рауля… Он не откажет!

— Я не хочу с тобой расставаться, Диего, только не это! Я не вынесу…

— Мы будем вместе, обязательно! Мы ведь лучшие друзья! А пока Рауль не решил проблему, пиши мне письма. Ты ведь сможешь сделать это!? Воспитанникам не возбраняется.

— Письма… Для меня невыносимо мучительно и день без тебя прожить, тем более с Игнасио. Я боюсь его…

— Аль!

— Что?

— Я не отпущу тебя, никогда! Иначе мне не нужна жизнь.

— Не шути так!

— Я серьезно.

— Тогда давай убежим??!!

— Аль, но куда… Как ты себе это представляешь? Я не знаю…

— Диего, — Альентес выдернул ладонь из моих рук, — Значит, мы останемся здесь. Мы не можем решиться на рисковый шаг, потому что мы слуги… Наша доля подчиняться, это наш путь.

— Аль, не отталкивай меня!!! — закричал я сквозь слезы.

— Нет, это нас отрывают друг от друга! Но я не хочу, не могу, это все сон, — Альентес тоже плакал.

В какой-то момент он зарыдал в голос, бросаясь мне на шею. Я обнял его, крепко прижимая к себе, и заговорил сквозь рыдания и всхлипывания:

— Я клянусь, я сделаю все, чтобы мы вновь соединились. Верь мне, ладно!? Я никогда тебя не подводил, и впредь не буду! Ты ведь веришь?

— Да, Диего! Верю! Спаси меня, спаси… Я не хочу в руки Игнасио, я не хочу умирать! Я не хочу стать как Слепой Скиталец… Мне страшно!

— Все будет хорошо. Пиши мне и страх уйдет, потому что даже частичка меня станет тебе щитом, даже одна клеточка моей души будет ожесточенно биться за тебя! В любой ситуации! Аль, я люблю тебя больше всех! Верь мне!

— Я верю, верю, верю!!! Диего, только ты можешь мне помочь…

Мы оба зарыдали в голос, уже не стесняясь слез и своей слабости. Мы верили в лучшее…

Но только через 9 с половиной лет я снова увидел Альентеса.

От осознания глубины моей боли я вскрикнул и проснулся.

Ныло под сердцем, голова стала тяжелой, а ресницы слиплись от слез.

Я хотел выть, но взял себя в руки.

Чудовищно… Как я мог забыть о страданиях Альентеса и жить так спокойно все эти годы? Хотя, видит Бог, не было и дня, когда я не воскрешал в памяти светлый образ товарища или не рвался к нему всей душой. Но выхода не было, я не мог осуществить желания, поэтому приходилось забивать гнетущее чувство безысходной тоски обыденными делами. Но, когда с моих губ слетало имя «Альентес», я вновь погружался в вихрь красочных эмоций, то рвущих, то ласкающих мою душу.

Я до сих пор люблю Альентеса. Теперь это так очевидно.

Вот почему я здесь!

Вот почему, увидев его травмированного и мучающегося от боли, я прорыдал всю ночь тихо в валик, служащий мне подушкой, так чтобы никто не слышал.

Его боль — моя боль.

Альентес пришел поздно вечером. На нем просто лица не было. Выглядел мой товарищ подавленным и разбитым.

Швырнув какой-то глянцевый пакет на пол, он в довершении ко всему пнул его ногой, при этом смачно выругавшись.

— Что это? — удивился я.

Альентес не ответил. Он проследовал на кухню и, не удосужившись даже спросить разрешения, принялся за еду.

Естественно я не возражал. Ведь я для него готовил, и было бы кощунством вообще требовать благодарности за мои мизерные старания.

Я занял место напротив друга. Мне в глаза сразу бросилось отсутствие повязки на лице Альентеса и жуткий набухший рубец, пересекший багрянцем ровно по диагонали его веко и бровь. Опухоль еще держалась, но красный капиллярами глаз уже просматривался. Я вздрогнул, на зрачке столь любимого мной вишневого цвета отчетливо виднелось бельмо.

Я нахмурился.

Альентес понял мой взгляд и мою печаль, он развернулся вполоборота, так чтобы я не мог наблюдать его рану, и ничего не говоря, продолжал есть.

— Где твоя повязка? Где швы? — вскоре я не выдержал.

— Надо полагать, остались в глазном центре, — бесстрастно отозвался Альентес.

— Ты ходил к врачу?! Слава богу! Что тебе сказали?

— Ничего особенного.

— Все хорошо?

— Естественно.

— Как зрение?

— Нормально.

— Точно???

Молчание.

— Аль, я так переживаю. Рана зарубцуется, а шрам?

— Останется.

— Блин!

Альентес не прореагировал.

— Ты прав, — выдохнул я, — Главное, чтобы ты видел.

— Не требуется, я справлюсь и с одним глазом.

— Что? Ты на что намекаешь? Что это значит??? — испуганно затараторил я, теряя слова.

— Я ослепну на правый глаз, — сообщил Альентес тоном робота.

— Аль!!! — моя душа ушла в пятки, и я не мог сдержаться, чтобы не состроить скорбную мину.

— Все нормально, мне не мешает.

— Надо срочно в братство!

— Нет, не было приказа. К тому же я не позволю вставить мне в голову уродливую линзу, — бескомпромиссным тоном заявил Альентес.

— Но ведь… — попытался возразить я.

— Игнасио против протезов, они уродуют. Я покорно выполняю волю Учителя.

На этом разговор был окончен, и Альентес ни под каким предлогом не собирался его продолжать, бесполезно было даже пытаться.

Я застыл в печальной задумчивости, глядя сквозь стол в пустоту. Мои мысли стали тусклыми, и только горечь властвовала у меня на сердце.

— Можешь посмотреть, что в пакете, — проговорил Альентес, завершив прием пищи и закуривая сигарету.

— Да?

— И забрать себе…

Я принес пакет на кухню и выгреб оттуда новые явно качественные вещи.

— Откуда это? — изумился я.

— Гленорван.

— Что??? — мои глаза чуть ли не вылезли на лоб.

— Да. Он играет со мной. В записке написал, что в сутане я буду смотреться глупо среди светского бомонда московской оперы, куда он отправится завтра…

— Вы так тесно общаетесь?

— Он же рассекретил меня, — бесстрастно отозвался Альентес, приканчивая сигарету и принимаясь за следующую.

— Господи…

— Не нагнетай.

— Но!

— Излишне.

— Аль…

— Я все контролирую.

— Ладно, — я понурил голову, отчетливо сознавая, что с ним лучше согласиться.

Альентес встал и подошел к окну, всматриваясь во мрак улиц. Его зрачки отражали трепещущие огни блудного города. Я подумал, когда он так задумчиво смотрит — вечность в его глазах. Вот бы запечатлеть его таким на рисунке…

По моему телу пробежала дрожь и сердце, ужаленное не то сожалением, не то восхищением, застучало громче. Я сглотнул комок, и принялся разглядывать вещи по второму разу.

— А он прав, — протянул я, закончив осмотр.

— В чем? — Альентес глядел на меня в отражение оконного стекла.

— В сутане ты только внимание к себе привлекаешь. Я вот ношу ее лишь из солидарности с тобой, чтобы, когда мы идем вместе, не диссонировали.

— Я уже не хожу с тобой. Задание для тебя, брат Диего, окончено.

— Ну, не суть. Просто американец прав. Лучше переодеться в мирскую одежду.

— Тебе надо, ты и переодевайся, — хмыкнул Аль.

— Если Гленорван пойдет в оперу, тебя туда могут не пустить. Тем более ты постоянно с собой таскаешь Реновацио!

— Неверно, — равнодушно заметил мой товарищ, — Когда я ходил в Цирк, Реновацио покорно дожидался в укрытии, под лавкой. Мне не обязательно все время держать его при себе, в экстренном случае я могу убить и голыми руками.

— Я не сомневался! — сдался я.

Альентес промолчал.

— Но все-таки, почему он так добр к тебе? — я выдал свою обеспокоенность.

— Добр? — Альентес скептически приподнял бровь здорового глаза.

— Я не знаю, как правильно выразиться.

— Лучше молчи.

— Аль!

— Брат Альентес, — поправил меня мой собрат.

— Нет, ты для меня Аль и навсегда им останешься! — рассержено отозвался я.

— Возможно тот, кого ты зовешь Алем и останется для тебя таковым навсегда, но он не имеет ко мне никого отношения.

— Псих ненормальный! — я в сердцах ударил кулаком по столу.

Альентес не ответил. Он приподнял голову, от чего его профиль сталь необыкновенно горделивым, как у настоящего представителя аристократии.

Мое сердце сжалось, и гнев растворился в волнах нежности, вызванных одним единственным взглядом на Альентеса.

— Прости, — виновато прошептал я.

— Джордж делает все, чтобы я им очаровался, — отозвался Аль своим неизменно хриплым голосом, — Он хочет манипулировать мной, превратив в безропотную и податливую марионетку. Одежда, Цирк, Торговый Центр, больница, опера, все это направлено на меня, и только один бог знает, что еще наш враг изобретет.

— Ты справишься, — твердо заверил я.

— Нет, он переиграет меня. Если в скором времени мне не дадут прямого задания, то интриги меня опутают, парализуя сознания.

— Аль, о чем ты? — я в растерянности почесал затылок.

— Все очевидно. Джордж обхитрит меня, и я сам не замечу, как фатально ошибусь.

— Нет! Хочешь, я помогу тебе? Давай вместе выслеживать Гленорвана?!

Альентес покачал головой.

— Аль, мне решительно не нравится, что этот америкос вьется вокруг тебя! — воскликнул я.

— Диего, ведь это моя роль следить за ним, а не его…

— Неважно! Мне это не по душе! Я боюсь за тебя.

— Такова воля Игнасио и я следую ей, куда бы она меня не привела. Нравится тебе это или нет.

— Да как ты можешь!? — заорал я на товарища, еле сдерживаясь, чтобы не кинуться и начать его трясти, — Ты же живой человек! Не робот! У тебя есть своя душа и мысли, самолюбие… Ты не вещь Игнасио! Я не понимаю, как ты можешь так слепо прислуживать наставнику! Что он с тобой сделал, Аль, родной мой?!

— Твой? Родной? Что сделал? — Альентес уничижительно на меня покосился, — А кто ты такой, брат Диего?! Я ведь совсем тебя не знаю… Кто ты? Тот Диего, который был моим другом, остался далеко в прошлом, в детстве. А ты… брат из ордена, и больше никто! Вот и не смей лезть в мою жизнь.

Я не ожидал от него такого холода.

Меня пробил озноб, и щеки запылали гневом.

— Ты хотел сказать не жизнь, а существование!? — закричал я, — Ты ведешь себя как раб!!!

— И ты, — бесстрастно произнес Аль, снова переводя взгляд на ночную темень.

В воздухе витиеватыми узорами повис сигаретный дым.

— Что я? — на меня напало замешательство.

— Ты как раб в вечной кабале на братство. Между нами лишь одна разница, ты бездумно следуешь приказам ордена, я же служу лишь одному человеку.

— Это огромная разница! Я верен идеалам братства, несущим добро всем людям!

— Чье добро? — прищурившись, спросил Альентес. В его хриплом голосе отчетливо слышались нотки вызова.

— В смысле? — не понял я, — Всеобщее добро, ценности справедливость, божью волю…

— Слишком расплывчато. Справедливость какого бога?

— Аль, о чем ты? Единого бога! Его веления и законы…

— Чью же выгоду мы преследуем?

— Выгоду? Причем тут это? Мы воины добра, и про выгоду здесь говорить неуместно.

Альентес хмыкнул и впервые улыбнулся, только как-то вымученно и злобно. Меня вновь обдало холодом.

— О выгоде всегда уместно вспоминать, — проговорил он, — Ты так и не ответил, чьи интересы мы преследуем. Про бога оставь, я не видел в святом писании ни строчки, позволяющей адептам веры чинить расправы над себе подобными. Так что не надо!

— Но… но… — сбиваясь, возражал я, — Мы жертвуем своими душами ради других.

— Я и говорю, нас используют во имя чужих интересов. Ты ведь понимаешь, что братство существует на внешние инвестиции. Только чьи? Кто стоит за орденом? Очевидно, розенкрейцеры ведут политику конкретных людей, преследующих не менее определенные цели. Только не ясно справедливы ли они… Вас напичкали высокопарной ерундой о благословенной миссии и высоких идеалах, но на поверку выходит, что вы лишь исполняете приказы расчетливых манипуляторов. Весь орден — один только обман.

— Альентес! — я был в шоке.

— Да, я Альентес. И я служу не обману с распятием и розой на цепи, я подчиняюсь одному только человеку, принимая его идеалы и желания за истинный свет и благодать. Как бы он ни был неправ, как бы ни заблуждался или какими бы ни были его истинные цели, я все равно останусь его слугой. Такова моя воля и я счастлив ею. Любовью и благодарностью к Игнасио я живу, а не верой в привитые мне идеалы «групп давления».

Сказав это, Аль скользнул по мне бесстрастным взглядом и покинул кухню, оставив меня в полнейшем замешательстве и ступоре.

Я оказался слаб перед его напором, вся моя система ценностей не выдерживала критики перед целой системой аргументов Альентеса. Мои возражения выглядели неубедительно, а доводы казались лепетом полугодовалого ребенка, заладившего одно и тоже на свой манер. Логика Альентеса почти не терпела протестов, он мастерски показал всю мою ничтожность и незрелость. Рядом с ним я оказался презренной мошкой, отстаивающей песочные замки… Возможно, он прав.

Я и сам не знал, ради чего мы ведем столь ожесточенную войну.

Мы приняли на веру слова наставников как неписаные аксиомы, а если все это ложь?

Если, выйдя за границы своей морали и мировоззрения, я ощущу холод от осознания ошибочного пути, по которому я шел всю свою жизнь?

Стало страшно.

Но я заставил себя успокоиться. Ведь помимо сомнений веры, во мне жила любовь и благодарность ордену за мое благополучное детство. Альентес, Рауль, Старейшины, другие ребята, они все составляли меня. И я не мог отречься от своей жизни, от того, что грело меня все эти годы и стало семьей…

Альентес уже спал, когда я вошел в спальню. Он лежал поверх одеяла в своей черной сутане, заложив руки под голову. Даже перед сном он не освободил свои волосы от тугого захвата резинки. Аль был как всегда строг и аккуратен. Только лицо разгладилось от привычной серьезности, приобретя ангельское спокойствие и ощущение безопасности.

Я невольно дотронулся до его щеки и, едва касаясь, провел по ней рукой. Не знаю, как я решился на столь отчаянный шаг, ведь Аль мог проснуться и я бы вновь его расстроил… Но я хотел быть ему ближе… Если бы он позволил мне защищать себя!!! Если бы только позволил!!!

Я, как верный пес, упал на пол подле Альентеса и сразу же провалился в сон.

Утром меня разбудил свет, режущий глаза своей белизной. Я поднялся. Альентес уже встал, его кровать была пуста, а по тому, что с кухни раздавался побрякивающий звук чайной ложки, стукающейся о стенки чашки, я понял, что мой собрат дома.

Я глянул на постель, измятую сном Альентеса. На одеяле лежала записка. Должно быть, выпала из кармана товарища ночью, или он специально ее оставил для меня. Хотя на последнее надежды мало.

Я судорожно развернул записку, игнорируя все каноны приличия, и прочел чужое послание. Оно гласило:

Записка была составлена на идеально русском языке, не считая английских вкраплений для выпендрежа. Создавалось впечатление, что Гленорван освоил образовательную методику ордена, позволяющую тратить на углубленное изучение иностранного языка всего один год. Альентес, к примеру, безупречно владел 10 языками, мне покорилось пять, и кажется, Гленорван от нас не сильно отстал.

Но бесило другое! Во-первых, манера обращения к Альетесу, тон в записке передавал снисходительное высокомерие Гленорвана к своему адресату. Ну, кто он такой, чтобы возвышать себя над Алем! Во-вторых, я категорически не разделял спокойствия Альентеса по поводу столь близкого общения с противником. Джордж явно делал все, чтобы подобраться к моему товарищу и причинить вред.

Разве я мог спокойно реагировать?!

Я пошел на кухню, где застал Альентеса за излюбленным занятием. Он, неспешно попивая кофе и жуя бутерброд, смолил очередную сигарету. К слову, в пепельнице набралось достаточно окурков для 10 часов утра.

— Альентес, — строго начал я, вставая в позу сварливой жены — руки в бок.

— Брат Диего, — перебил меня товарищ, — Я же просил никогда меня не трогать… К чему ты вчера дал волю своим рукам!?

Мое желание высказать претензии мгновенно улетучилось, сменяясь глубоким стыдом.

Уловив смену моего настроения, Аль кивнул.

— Я не спал вчера, — продолжал он, — Поэтому почувствовал твои прикосновения, не поступай так больше. Я сделал вид, что дремлю, лишь потому, что был уставшим, и мне не хотелось ввязываться в драку. В следующий раз я не окажусь столь лояльным…

— Извини, так вышло, — я уныло смотрел в пол, не смея поднять глаз на Альентеса, — Я не специально. Постараюсь…

— Нет, — оборвал меня Аль, — Старания мне не нужны. Диего, раз ты не умеешь себя контролировать, убирайся отсюда. Ты мешаешь мне и ввергаешь в смятение, а оно не идет делу на пользу.

— В смятение?? — меня накрыло радостное удивление. Неужели я все еще что-то значу для Альентеса???

— Да, я и не знаю, как реагировать на твои нездоровые порывы, — голос товарища поставил меня на место, лишив иллюзий.

— Говори, что хочешь. Но… Я не уеду! — твердо заявил я.

— Напрасно.

— Нет! Я остаюсь подле друга, это мой выбор!

— Блажь! Мы вовсе не друзья. Возвращайся к Данте, он ждет тебя. Ты нехорошо поступил по отношению к нему. Я не шучу!

— Какой Данте!? Аль, он мне не друг! — я замахал руками.

— Вы выросли вместе, — с заметным раздражением произнес Альентес, — Должно быть, ты делаешь ему больно подобными словами.

— Я нормально относился к Данте, пока не начались ревностные капризы законченного эгоцентрика. Я не обязан его терпеть, тем более он постоянно претендовал на первое место в моем сердце, а там навсегда засел Альентес… То есть ты!

Мой друг вздрогнул и замолчал.

— Я же тебе дал понять, — наконец, он начал говорить, но совершенно непонятные мне фразы, — Прежний Альентес ушел, он умер и похоронен. Но, признаюсь, Альентесу-маленькому понравилась реплика брата Диего… Будто Диего-маленький сказал… Ладно, выкинь меня из головы, я недостоин.

— Что? — я так и осел на ближайший стул.

— Неважно, — поморщился Аль, так его травмированный глаз выглядел просто пугающе, — Я вчера пока не спал, думал над нашим разговором.

— Поделись со мной! — оживился я.

— А я что делаю… Тебя так поразила моя покорность Игнасио, что я не мог не приоткрыть завесы тайны.

Альентес говорил… Я наслаждался только одним этим, ведь до сегодняшнего утра он удостаивал меня лишь парой дежурных фраз и лекцией об ордене.

— Давай!!! — закивал я.

Аль выдержал паузу.

— Видишь ли, брат Диего, есть два способа существовать в неблагоприятных условиях: бунтовать или приспосабливаться. По понятным причинам 14-летний мальчик не может идти против взрослого дяди, олицетворяющего божественный закон. Маленький Аль выбрал жизнь приспособленца, путем изменения отношения ко всему происходящему, — Альентес отвлекся на прикуривание, — Заставив себя поверить в праведность наставника и полюбить его, Аль вскоре на самом деле прикипел душой к своему мучителю. Теперь я по-настоящему люблю Игнасио, я понял его замыслы на счет меня, и могу сказать — я их одобряю.

— Бред! — не выдержал я.

Альентес чуть заметно качнул головой, но его губы не проронили ни слова.

— Я читал записку, — признался я, чтобы как-то забить тишину.

— И?

— Ну хоть сегодня отдохнешь, — я решил не высказывать своего недовольства.

— Нет. Я ухожу сейчас.

— Куда?

— Ты же не думал, что я дам Джорджу разгуливать полдня без присмотра?!

— Ну, он написал…

— Да мало ли! Пусто он честен, но не настолько же.

— Будь осторожен!

— К чему…

— Альентес, ты нужен мне, — выпалил я, краснея.

— Для чего? — холодно спросил он.

— Я люблю тебя, брат.

— Ах, вот оно что, — задумчиво произнес Альентес, — Пустое.

— Не смей так говорить! Не втаптывай мои чувства в грязь, — я вскочил, полный горькой обидой на нежелание Альентеса понимать меня.

— Почему? — совершенно искренне не понял собрат, — Кто-то же должен преподнести тебе урок жизни, раз твой мямля Рауль не смог.

— А Рауль-то тебе чем не угодил? Ты всегда отзывался о нем хорошо! Что он неверно сделал???

— Ничего не сделал, — криво усмехнулся Аль, — Но, смотря на тебя, даже моя ненависть к Раулю отступает. Ты так наивен…

— Ненависть?

— Да, — Альентес щелкнул зажигалкой, — Хоть что-то же должно было жить в моей душе все эти годы. Ненависть к Раулю не давала мне окончательно умереть. Существовало еще кое-что, но тебе знать необязательно.

— Рауль постоянно переживает за тебя, винит себя, — выговорил я с силой.

— Знаю, знаю, — Аль махнул рукой, — Его нельзя ненавидеть, он ведь сама простодушная доброта.

— Аль…

Мой товарищ встал и подошел ко мне. Посмотрев мне прямо в глаза, он отчеканил:

— Диего, чувства, которые я всколыхнул в твоей душе — ошибка. Уезжай и постарайся как можно быстрее забыть обо мне. Уезжай, пока не отравился.

Я ошарашено взглянул в лицо Альентеса, мне стало очень страшно за него. Я буквально ощутил крик его израненной души, как и тогда при встрече со Слепым Скитальцем, я уловил дыхание смерти в ауре слепца. Ко мне пришло осознание, что в вишневых глазах Альентеса нет ничего кроме безумия. Видит бог, он безумен!!!

Моя рука потянулась к белоснежной кисти Альентеса, но я тут же одернул ее, не смея дать волю порыву.

Альентес кивнул.

— Видишь, я заставляю тебя терять самообладание. Я ввергаю тебя в грех, — начал он, — Диего, убегай скорее. Я страшный человек, я проклятый и падший, я богомерзкое исчадие ада, губящее людей. Ты осквернишь себя, если не отвернешься от меня. Не надо, Диего, я не хочу приносить тебе несчастий. Я не хочу этого…

Он ушел, оставив меня в объятиях пустоты. Я несколько часов сидел на одном месте, обхватив голову руками, и не мог издать ни звука. Немота охватила меня, разлившись параличом по всему телу. Я так хотел остановить Альентеса, заключить в свои объятия и разубедить от всего того бреда, что вбил в его голову Игнасио. Но я не мог даже нужных слов подобрать… Я не мог ничего… Мое бессилие меня убивало, я был рядом с Альентесом, я смотрел на него, но ничем не мог ему помочь.

Стало невыносимо тяжело.

Захотелось убежать, скрыться от всего этого ада, но я не уехал. Я чувствовал, что обязан остаться ради моего единственного любимого товарища.

Я не покинул квартиры, зато Альентес не вернулся следующей ночью. Пришло время сходить с ума мне. Я безумно волновался за него, ведь этот Гленорван был способен на все. Мой Аль… Только живи… Сражайся за себя… Умоляю!