— Пум, тум, турум, — я тихо напевал песенку, думая об Але. Надеюсь, сегодня Гленорван ничего не выкинет, а то Альентес так незащищен перед ним. Но теперь я спокоен. Совсем. Я верю в Аля, верю, что он понял, как дорог мне и, что он не имеет права так легко сдаваться противнику. Теперь он просто обязан беречь себя, я больше не позволю ему так бездумно относится к своей жизни, не щадя ни тела ни души. Я не прощу ему столь беспечной непредусмотрительности!
Для начала, а день я провел насыщенно, я съездил к ближайшей станции метро и нашел Интернет-кафе. Там я просидел с четверть часа, исследуя вопрос наших непростых отношений. Я заботился об Але, поэтому хотел, чтобы он чувствовал себя комфортно, а значит, я должен соответствовать по уровню знаний и умений. Но умение приходит с опытом, а пока достаточно знать, как доставить Алю удовольствие.
Сегодня произошла смена парадигм в моем сознании. Я узнал столько всего нового!!!
На самом деле, было неприятно копаться во всей мало приличной информации, но, если отрешиться от напускного и внешнего, сопоставить с собой и образом Альентеса, то становится вполне приемлемо. Даже больше, я понимаю, что другого пути у нас нет, мне хорошо, когда я рядом с ним, остальное меня не волнует. Мужчина, воспылавший любовью к мужчине… Это про меня. Сколько я грехов вчера совершил? Прав ли я в своих чувствах? К черту! Я люблю и все остальное ерунда, суета сует!
Дальше я отправился в аптеку, накупил всего-всего, что нам потребуется.
Денег катастрофически не хватало, но я выложил все до последнего рубля. Я хочу, чтобы Алю было хорошо со мной. Пускай он лопочет, о том, что для него вчера ничего не значило. Как же! Он же не истукан. Я понимаю его, он боится, что опорочит меня, над ним довлеет его прошлое, но мне неважно. Его вины в произошедшем нет, он ничем себя не запятнал, и, учитывая ужасы его прежней жизни, я люблю его даже сильнее.
Он мой лучший друг и брат, я никогда от него не отрекусь.
После похода в аптеку, я вернулся домой и приготовил сытный обед. Я уже говорил, благодаря моей вкусной и полезной еде, Аль прибавил в весе и теперь выглядел, как нормальный человек, не умирающий от дистрофии! Все же приятно сознавать, я не бесполезен Альентесу.
Я так увлекся радостью по поводу обретения Аля вновь, что ненависть к Джорджу отступила на второй план. Нет, я не простил американца, поступившего столь ничтожно и жестоко с моим любимым другом, я выместил его за границы сознания. Сейчас мне было совершенно не до Акведука.
В моем теле поселилась легкость, зародившаяся на влажных простынях нашего с Альентесом любовного ложа. Легкость трепещущего сердца!
Под вечер пришел Аль. Он выглядел плохо, слишком подавлено.
— Мы уезжаем, — буркнул он, резко бросая билеты и деньги на кровать.
— Тебе сообщили?
— Естественно, не с потолка же я взял, — холодно заметил Аль.
— Ясно, — засмеялся я, — Пойдем пока поедим.
— Я не хочу.
— Аль! Так нельзя…
— Заткнись и собирай вещи.
— Не говори так со мной! — я насупился и поставил руки в бок.
Альентес не ответил, он лишь посмотрел на меня с плохо скрываемой досадой и, резко развернувшись, двинулся в ванную.
Щелчок замка ознаменовал наше отрешение друг от друга.
Я дулся.
И обижался до того момента, пока не услышал характерный шлепок, знаменующий удар кнута.
— Черт! — рявкнул я.
И снова мой слух ударил взмахнувший в воздухе хлыст.
— Аль, открой дверь! — заорал я, тарабаня в ванную.
Ноль реакции.
— А, ну открой! — не сдавался я, — Я ведь на хрен вынесу эту дверь! Альентес, впусти меня!!!
Но он не слушался.
Напрасно, я ведь не шутил. К тому же в состоянии аффекта, я способен на все, даже Эверест подвинуть. Зря что ли меня Рауль трактором зовет?!
Я одним рывком вынес дверь и ворвался в помещение ванной, душной от стоящего там пара.
Первым делом я вырубил кран с горячей водой, чтобы унять пар, и я смог дышать. Альентес стоял с кнутом в руках, сутана болталась у него на поясе, грозя вот-вот свалиться, а на его оголенной спине краснели два свежих рассечения. Один из них кровоточил, плача алыми слезами по нежной белой коже. Мне на секунду показалось, что это не раны от ударов кнута, а увечья от вырванных крыльев.
— Ты в своем уме?! — возмутился я, хватая Аля за плечи.
— В чем дело? — как ни в чем небывало спросил он.
— И где ты только кнут взял?! Ты же без него заходил…
— Тебе действительно важно знать? Он всегда со мной… Я обвязываю левое бедро.
— Олух царя небесного! — уже смягчившимся голосом выпалил я, — Аль, ну зачем ты так с собой? Бедная моя спинка, ну за что она страдает??
— Диего, ты такой… — Аль было усмехнулся, но тут же помрачнел, — Я виноват перед Учителем. Я действительно доказал свою никчемность и неблагодарность.
— Ты наказал себя из-за Игнасио?
— Не совсем так… — Альентес дернул головой, — Я наказал себя за омерзительную натуру. Я ненавижу это тело… ненавижу себя… Я ужасен и мерзок…
— Господи, Аль, — на выдохе вытянул я.
Мне стало больно и обидно, он не имел права так говорить о себе. Его вишневые глазки, оттопыренные ушки, волнующие губы, хрупкость и утонченность фигуры — как можно все это ненавидеть???
Я обнял Альентеса, закрывая руками рубцы на спине. Мои глаза болели при виде багрового безумия от самобичевания моего самого дорогого человека. Я принимал каждую его рану на себя.
— Аль, поверь, ты абсолютно вменяемый и нормальный парень, — начал я, — В тебе нет ничего омерзительного или отвратительного. Ты прекрасен…
— Угу, Джордж так же говорит, — тихо произнес Альентес, — И после ты скажешь, что это не бес вас путает?
— Я скажу, пускай и скрепя сердцем, что даже змей Акведука был вынужден признать непререкаемую истину! Хоть мне и неприятно, но я скажу, Джордж заметил твою чистоту, поэтому делай выводы! И хватит на себя наговаривать…
— Диего, ты так добр, — Аль чуть заметно усмехнулся. Но в этой улыбке заключалось больше печали, нежели веселья.
Я приподнял голову друга за подбородок.
— Я не могу иначе, Аль, — проговорил я, — Я не заслуживаю тебя…
— Диего, Диего, ты даже не представляешь, кого ты превозносишь. Какое гадкое и грязное существо сейчас обнимают твои руки! Я делал такое…
— Ты? Тебя заставляли! — возразил я.
— Ты ведь не знаешь, о чем я…
— Я догадался вчера, твое тело мне подсказало.
— Вот как… — Аль едва заметно разрумянился.
— Для меня ничего не значит… Ты не виноват.
— Мне нравилось. Не сразу, но факт остается фактом.
— Плевать, мне тоже нравилось вчера! С тобой… так хорошо!
— Я тебя испортил…
— Скорее это я, ведь утром ты открыл мне глаза. Я… Брал тебя почти насильно.
— Мне нужно себя наказать и за это! — глаза Альентеса вспыхнули, и он сжал в руках плеть.
— Нет! — воскликнул я, цепляясь за руку друга, — Не смей! Я прошу, не надо больше! Я не могу смотреть, мне больно, когда ты издеваешься над своим телом. Прошу не заставляй меня страдать!!!
— Ладно, — тихо согласился Аль, его рука разжалась, и плеть бесшумно упала на серый кафельный пол.
— Спасибо, Аль, мой милый друг, я так люблю, — я прижал его еще сильнее к себе, и мои губы легли на его шею. Я не мог находиться рядом с ним и не пытаться приблизиться хоть на сантиметр, моя страсть меня захлестывала жаркой волной. От одного взгляда, прикосновения, тембра голоса, я горел. Необузданная любовь вырывалась, заставляя меня срываться на неистовую ласку, которую я готов дарить своему объекту обожания хоть круглые сутки. Такова потребность моего пламенного сердца.
Моя рука сама скользнула вниз, задирая сутану Аля, и притянув его за ногу, я стал вести ею все выше и выше по бедру.
— Отпусти, — произнес Альентес, смотря мне в глаза.
— Аль? Я… — выдохнул я.
— Мы не успеем… Надо собираться.
— Мой… Аль, я быстро… Обещаю…
Мои пальцы были уже на его ягодице.
— Пожалуйста… я не хочу сейчас.
Мои руки прекратили свой пляс, выпуская Аля. Он мог меня откинуть, но он не стал, вместо этого он просил меня как человека и я не имел права сейчас разочаровать его.
— Я, кажется, переборщил, — виновато проговорил я.
— Да, твоя неукротимость поражает. Хотя… — мой товарищ пожал плечами.
— Давай поедим, и будем собираться, — я машинально пригладил идеально ровную прическу Альентеса и улыбнулся, настолько искренне и доброжелательно насколько только был способен.
— Хорошо, — согласился Аль.
Мы не торопясь поужинали, правда, в полном молчании, но ничего, в нем не было напряжения, наоборот царили спокойствие и комфорт.
Потом, не спеша, мы собрали сумки, причем пока Альентес не видел, я запихнул ему в поклажу одежду, купленную Джорджем, ту самую, от которой мой товарищ в свое время поспешил откреститься.
— Видишь, я взлетаю… И любовь теряю, — напевал я, пока мы ехали до аэропорта.
— Смотрю, ты пристрастился к российской попсе, — едко прокомментировал Альентес.
— Хорошая песня, лиричная, — ответил я, улыбаясь.
Мне виделись удивительные перспективы нашего пути. Я надеялся больше никогда не возвращаться в Россию, и тем более не допускать сюда Аля. Я планировал сделать все, чтобы оставить его подле себя в монастыре под сенью деревьев нашего общего детства. Он был свободен по факту и мог спокойно послать Игнасио, ведь с 20 лет он не считался его воспитанником.
Благодаря провалу задания Альентес и я получили возможность наверстать упущенное время. Разлука таяла на глазах, суля возвращение на круги своя. Я был счастлив. Неважно, какое наказание изберет Лига для Альентеса, главное он останется в стенах монастыря и тревоги уйдут. А наказание… Я разделю его с другом, теперь у нас все общее и судьба, и жизнь, и любовь, и кровать.
Путь наш пролегал через тысячи километров ближе к ласковому солнцу и весне. Вначале Шереметьево встретило нас обаянием стеклянных дверей и людским гомоном. Сегодня меня ничего не раздражало, поэтому я даже был рад обилию пестрой публики. На нас с Алем почти не обращали внимания, ну, монахи, ну и что…
Только официантка как-то странно покосилась на меня, когда я приобнял товарища поднося ему заказанное кофе.
Подумаешь!
А вообще на нас больше смотрели из-за глаза Аля. Я-то почти перестал замечать шрам и бельмо, они совсем не портили очарования моего друга, а зато на незнакомых людей действовали шокирующе. Вот же впечатлительные особи!
Все равно мой Аль лучше всех.
Пройдя таможню с редкими реликвиями, коими были обозваны наши боевые орудия, мы погрузились в самолет до Италии и на несколько часов выпали из общего времени, пересекая часовые пояса в крылатой ракете массового пользования.
После приземления мы отправились до вокзала. Надо отметить тайного… Походил он больше на заброшенный склад с рельсами, но это только на первый взгляд простого обывателя. На самом же деле ветхий амбар с полуразрушенной платформой был знаком каждому бойцу ордена розенкрейцеров. Вокзал служил отправной точкой в неизвестность или наоборот опорным остовом, памятующим о том, что тебя с нетерпением ждут дома. К покрошившемуся камню платформы стремились все братья, возвращающиеся домой. Здесь, под лучами итальянского солнца начиналась наша история, по рельсам, как по венам питающая сердца путников ностальгией и жизнью.
Мне вдвойне стало радостно вновь здесь оказаться. Все просто… Со мной рядом стоял Альентес, я мог в любой момент взять его за руку и не отпускать. В прошлый раз, когда я ехал из России, сердце ныло, ведь я оставлял его наиважнейшую часть у себя за спиной в холодной зиме чужого государства. Но сейчас, меня переполнял сладкий трепет.
Я потянулся к Алю и взял его за руку.
Он отошел.
Глупый… Ничего не изменить. Как бы он не бежал, стремясь защитить и огородить меня от дурного, по его неверному мнению, влияния, я не отступлю. Мое единственное желание — быть рядом с ним.
Я засмеялся, Аль курил.
Мы ждали поезда около двух часов.
Не удивительно. Паровозы здесь редкость и ходят они раз в день по строго определенному часу. Всего один вагон купе, всего один проводник, всего один раз на закате, так устроен мир роз, но зато у братьев никогда не спрашивают билета и имени. За нас говорят черные сутаны, алые кресты с розой наискосок, и обязательно оружие в черных чехлах. Мы воины справедливости… И мы, как птенцы, возвращаемся в родовое гнездо.
Так устроен мир.
Но в лучах заходящего солнца я понимаю, помимо войны есть еще и любовь… Сейчас, как никогда раньше, я чувствую это и хочу верить, что не обманываюсь.
Наконец, поезд «домой» подъехал. Нас встретил хмурый проводник в рясе. Он с осуждением поглядел на Альентеса сквозь низко опущенные седые брови и пропустил нас в вагон.
— Мой грех и позор уже всем известны, — равнодушно подметил Аль.
— Слухи опережают ход планеты, — ответил я, одаривая проводника яростным взглядом.
Он не имел права судить моего Аля. Ему никогда не понять тяжести бремени бойцов, ведь он обречен кататься в одиноком вагоне, а не бороться за жизнь в бушующем пламени взаимной ненависти. К тому же он не знает, что за участь выпала моему Альентесу, поэтому мнение проводника не стоило и гроша.
Мы заняли купе N 5.
Вдвоем… хотя спокойно могли и разделиться, вагон-то был пустой.
Наверное, проводник еще больше удивился, но мне нет до него дела. Наплевать. Сунется к нам, я одним ударом отобью у него охоту лезть в чужие дела.
Ехать нам предстояло целую ночь, до самого побережья, а там, на пристани нас ждал паром. Опять-таки жутко засекреченный, поэтому трухлявый и дребезжащий ворчанием старика-мотора. Белые борта с эмблемой братства рассекают морскую гладь, унося уставших от долгой дороги монахов в лоно скалистого острова Монтекристо, запретного места для туристов. Сам остров мал, его омывают воды Тирренского моря, а французская Корсика приветствует с правого бока.
Но нас с монастырем разделяла целая ночь.
Альентес уселся около окна и неотрывно смотрел за бегущей полоской земли. Я же разложил вещи по полкам, достал бутерброды, прихваченные из самолета, и бросил их на столик перед носом моего товарища, сам-то он не догадается попросить. Вообще его беспечность и пренебрежение по отношению к себе меня раздражали, но я сам прекрасно справлялся с ролью заботливого опекуна, поэтому не особо беспокоился. Ведь я сидел рядом, а значит, Альентесу ничего не угрожало.
Нет, конечно, он не был слабым или каким-то ущербным, пожалуй, он даже превосходил меня по мастерству бойца. Но дух у моего друга изломан, да и для меня он навсегда останется хрупким Алем, поющим в монастырском хоре и требующим как можно больше заботы и опеки.
Мы опять сидели молча.
В европейском вагоне уютно укачивало под стук колес. Я сидел рядом с Алем, любующимся видом за окном, и тоже любовался, но только не природой, а другом. В сонных лучах засыпающего солнца, мешающим в воздухе пыль как чаинки в чае, Альентес выглядел просто божественно. Нет, правда!
Римский профиль, отточенный бликами дневного светила, блеск короткой челки, делящей лоб на инь и янь, грусть в вишневых глазах, и припухлость рта, так трогали мое сердце, что я не мог оторвать взгляда. Я бы хотел рисовать столь любимее черточки, но Аль наверняка запретил бы, поэтому я просто застыл, поглощая глазами тонкую красоту моего вечного товарища.
Наконец, Аль заметил, как я на него смотрю. Он, не поворачивая головы, покосился на меня. Я отвел взгляд. И так повторилось несколько раз.
— Ты неотрывно пялишься вот уже час к ряду, — скорее констатировал Альентес.
— Прости, — я покраснел и потупил голову.
Аль резко вскочил и так же стремительно опустил штору из плотного пластика. В купе стало темно как ночью.
— Что? — спросил я у стоящего рядом с окном друга.
Его глаза блеснули.
— Диего, не надо кидать на меня таких взглядов… — обреченно произнес Аль.
— Я извинился.
Мне стало стыдно.
— Тебе помочь? — голос Альентеса не изменился.
— В смысле??? — я непроизвольно сделал вид, что не понял. Я не специально притворился, просто сначала не поверил собственным ушам, к тому же манера, с которой говорил Аль, напоминала механическую речь телефонного робота.
— Я должен отдать долг, ты же мне помог в прошлый раз…
— Ты ничего мне не должен. Наоборот это я взял больше, чем мне причиталось.
— Но ты не можешь себя удержать, я же вижу.
— Нет, могу! — протестовал я, — Я хоть сейчас уйду в другое купе…
— И вернешься через несколько часов, — перебил Аль.
Нет, его механичность меня убивала.
— Альетес, прекрати спектакль и открой окно! — бросил я, с силой подавляя желание.
— Нет. Не имеет смысла.
— Ты ведь не хочешь мне помогать. А я не посмею настаивать против твоей воли… Не сравнивай меня с другими!
— Излишне…
— Что излишне?
— Заботиться о моих желаниях. Для меня ничего не стоит… Воспользуйся мной…
Звонкая пощечина остановила этот поток бесконечного бреда.
Аль так и остался стоять с повернутой в сторону головой.
Мне стало страшно и совестно, я поднял руку на любимого человека… Но то, что он нес про себя оскорбило меня до глубины души.
— Не смей так говорить, ты не вещь, чтобы тобой пользоваться, — строго проговорил я.
— Ты заблуждаешься, — отозвался Аль.
— Ничего подобного! — закричал я, сжимая яростно кулаки, — Ты не имеешь права оскорблять того, кого я люблю! Понял?!
— Хм, у тебя тоже раздвоение личности…
— Убери этот тон Игнасио! — в конец рассвирепел я.
— Ты зол, — Альентес кивнул головой, — Ты можешь снова меня ударить, если хочешь…
— Что… — осекся я.
— Ну, если хочешь… Если тебе станет легче, ты можешь избить меня. Диего, я вовсе не возражаю.
— Ты больной идиот!
— Да…
— Ты, что невменяем???
— Да.
— Псих!!! Ты что себя совсем ни во что не ставишь?
— Да, да, да.
— Ты ведешь себя, как вавилонская шлюха!
— Да.
— Да замолчи ты! — рявкнул я.
Аль не ответил. Мне снова стало горько, горечь заползала под язык и проникала в грудь, разрывая ее кислой желчью.
Я не мог больше выносить ада.
Я кинулся к Альентесу и, хватая за плечи, швырнул на полку.
— Ну, раз так, я заставлю тебя уважать себя! Я покажу, что ты достоин любви и уважения! Я все сделаю, чтобы оживить тебя! Понял???!!!
— Диего, ты можешь взять меня, я разрешаю, — равнодушно кивнул Альентес.
— Нет, — я медленно откинул его на спину и навис сверху, — Я не возьму тебя… Я покажу свое истинное отношение, я займусь с тобой любовью.
— Ладно, называй как угодно, — тихо проговорил мой друг.
Он лежал подо мной с застывшим кукольным взглядом. Страшный остекленевший взгляд, он был ему свойственен в некоторых ситуациях.
Мой любимый Альентес…
Я раздевал его, покрывая тело поцелуями. Сначала лицо, каждый сантиметр, потом шея, грудь, оральная ласка чувственных зон, и ниже до живота. Аль плотно закрыл глаза, а я принялся целовать его ладони, локти, плечи.
Я сбросил свою сутану и сорвал одежду Альентеса. Мои руки развели его ноги, и я целовал пятки друга, поднимаясь губами выше по крепким мышцам к коленям, и еще выше ведя поцелуи по внутренней стороне бедра. Я любил его всего, я ласкал тело, измученное ненавистью жестокого мира. Аль почти не возбуждался, и тогда я принялся ласкать его промежность, срывая с губ друга сладкое дыхание.
— Я должен сделать тебя шире, — прошептал я на ухо Альентесу, мои пальцы были в нем. Но на этот раз он был напряжен, я едва ли смог расслабить его тело.
— Аль, расслабься, ты чересчур зажат, — произнес я, входя в него не больше чем на два сантиметра, дальше он меня просто не пускал.
Альентес закусил губу.
— Аль, любимый, ты слишком напряжен, ты сжат, расслабь себя. Прошу, раскройся для меня, как в нашу первую ночь!!
Я был почти в отчаяние, я не хотел делать ему больно. И тут меня осенило…
— Аль, — серьезно произнес я, — Не открывай глаз, представь кого хочешь вместо меня. Я стану для тебя любым…
Аль дернулся.
— Джордж… — прошептали его губы.
И тут же его тело стало мягким, распускаясь для меня.
Моя догадка подтвердилась, но мне было горько, хотя теперь я не имел права на эгоизм.
Я двигался в Альентесе, я был в своем друге. Мой маленький Аль, мой хрупкий мальчик, он отдался мне. Ничего не изменилось, мы были все теми же детьми, только выросшими и окрепшими, и мы занимались любовью…
Я поставил его на карачки, сжимая его маленькие крепкие ягодицы, и медленно проникал в него.
— Джордж… — снова простонал Аль.
Я снова сменил позу, посадив друга на свои колени, как в самый первый акт нашей любви. Он стонал, а я ласкал его кожу разгоряченными губами.
— Ческо, глубже! — воскликнул Альентес, откидываясь.
Ческо?! Кто же это… Хотя, неважно, мой мальчик вспоминал своих мучителей. Раз так, пускай, я буду для него каждым, я солью образы воедино, заменив все воспоминания одним собой.
Теперь я стоял на полу, касаясь липкого пола, а Альентес стоял на коленях на спальной полке и опирался руками на стенку. Я положил свои ладони на его руку, и мои движения стали интенсивнее.
Аль вскрикнул.
— Паоло! — слетело с его губ.
Мои руки обвили его за талию и подтянули к моему животу, мы были близки, как никогда.
— Доме, Лучи… — мой любовник снова звал призраков прошлого.
— Да, я сделаю, все, что ты хочешь… — проговорил я сквозь сорвавшееся дыхание.
Я снял его с кровати и поставил на пол, снова в собачью позу. Пот валил с меня градом, пик наслаждения уже будоражил мокрую кожу, но я сдерживался, я должен был доставить моему любимому удовольствие. Он просто обязан увидеть и понять, насколько сильно я люблю его.
Его руки опирались на столик, сбросив бутерброды, а тело сотрясалось от моих неистовых толчков.
— Пепе, держи меня… — взмолился Аль, и я тут же поддержал его за грудь.
Сколько имен… Когда же вереница списков кончится!? Как же мучили моего волшебного и нежного друга! Сволочи… Ненавижу!
Я поднял его над собой и насадил на пылающий огнем страсти член, он откинулся на вторую полку и опирался на нее руками. Мои ладони поднимали и опускали его бедра в неистовом движении и желании слить нас воедино. Стоны Альентеса стали громче, а дыхание взрывало его взмыленную грудь.
— Ты не устал? — спросил я.
— Немного… — прошептал Аль, облизывая пересохшие губы.
Я спустил его на пол и поставил спиной к себе. Подняв его ногу на нижнюю полку, я снова погрузился в тело друга. Мы были почти одного роста, что позволяло мне достичь максимальной глубины в этой сложной позе.
— Гарсиа… — произнес Аль, двигаясь в ритме моих проникновений.
Я провел рукой по его мокрому от пота лбу.
— Все хорошо, любимый, я с тобой, — прошептал я.
Мы снова упали на кровать.
Я задвигался в нем отрывистыми, но страстными из последних сил, рывками. Альентес уже не стонал, он снова молчал, тяжело дыша.
— Я люблю тебя! — крикнул я. Жар прошел сквозь мое тело и вырвался из меня, выплескивая страсть внутри Альентеса.
Мое тело содрогнулось в конвульсии, и я в изнеможении опустился на любовника.
Вскоре я отдышался и медленно остывал.
В маленькой полоске между рамой и жалюзи забрезжил рассвет. Моя страсть заняла всю ночь. Но Альентес, лежащий рядом и источающий свой сладкий запах сводил меня с ума, выводя за рамки сознания в бесконечную паранойю страсти.
Мое тело больше не могло любить, но сердце хотело снова слиться с любимым.
Я еле поднялся, но мои мышцы сами налились силой.
— Опять? — удивленно произнес Аль, приоткрывая бессонные глаза.
Нет… Это не глаза! Это стекла… Холодные и неживые.
Я резко вошел в мягкую и податливую моим ласкам плоть Альентеса. Он вздрогнул.
— На этот раз, — говорил я, свешиваясь над ним, — Ты почувствуешь мою любовь! Мою!
Но Аль снова зажмурился и отвернул лицо.
— Джордж… — слабым голосом произнес он.
Нет сил!!!
Мне стало так больно, что я готов был сдаться, но вместо этого я остервенело принялся сотрясать полку толчками.
Но Альентес не реагировал. Горечь подкатила, и я сорвался на слезы. Они катились по моему лицу, смешиваясь с потом.
— Аль! Альентес! — я остановился и схватил его за плечи тряся, как яблочное дерево, — Аль! Очнись! Любимый! Почувствуй меня в себе! Меня!!! Я люблю тебя…
Я снова задвигал бедрами.
— Аль, любовь моя единственная! — опять остановка и мои слезы летели сплошным потоком на его взмыленную грудь, — Ну почувствуй меня!!! — истошно вопил я, — Я, Диего, я в тебе! Аль! Я!!! Почувствуй! Ну, почувствуй!!!
Я опять наращивал темп соединения, но Альентес был как кукла.
— Почувствуй же! — я окончательно остановился и сорвался на поток рыдания.
— Диего, — прошептал Альентес, — Глупый…
Я одним махом вытер глаза и посмотрел на любимого. Его вишневые глаза приобрели осмысленность, изучая меня сквозь пелену наслаждения.
— Аль, я так люблю тебя! Тебя одного! Я умоляю, чувствуй меня!!!! — снова повторил я с трепетом.
— Диего! Да я всегда тебя чувствовал, — твердо проговорил Альентес, не отрывая взгляда, — Всегда! Всю жизнь! Вне зависимости от того, был ли ты во мне физически, как сейчас, или нет, но ты жил в моем сердце… Я каждый божий день тебя чувствую, тебя одного, я ежесекундно пишу тебе письма. Теперь, когда у меня настало просветление, я могу признаться…
— О, мой Аль, — протянул я из последних сил, — Я не получал писем!
— Правильно, — он засмеялся, приставляя палец к виску, — Они у меня в голове.
— Я люблю тебя! — повторил я, опускаясь к его лицу и целуя в губы.
— Тогда помоги мне, а то я не могу кончить… — шепнул Аль.
Мои руки принялись ласкать его между ног.
— Обманщик, — засмеялся я, доводя тело любимого до наслаждения.
— А ты?
Вместо ответа я доставил себе удовольствие всего двумя толчками.
— Прости, что в тебя… Надеюсь, ты не против, — произнес я, устраиваясь рядом с Альентесом.
— Все хорошо, — устало прошептал он, медленно засыпая.
Моя ладонь гладила его голову по мягким шелковистым волосам, провожая в сладостную дремоту. Ехать нам оставалось всего три часа.
Тело болело, но мое желание наслаждаться любовью Альентеса не проходило. Такова была моя любовь, мое обожание и страсть, бурные, как штормовой океан и неистовые, как ветер из тысячи ураганов.
Но я утомил Аля, ему теперь нужен был отдых, поэтому он дремал, а я охранял его сон.
Все же я тоже навестил Морфея. Когда я проснулся, Альентес уже успел подняться и переодеться в свежую сутану. Он сидел на краю кровати и начищал Реновацио до блеска.
Я потянулся, мышцы ломило, как будто меня вчера пропустили через мясорубку, а потом вдобавок ко всему кинули в производственную сушку. Все-таки кое-как кряхтя и бурча, мне удалось подняться и сесть на спальной полке.
Я посмотрел на друга. Альентес оставался как всегда невозмутимым и спокойным.
— Как ты? — спросил я, — Все хорошо?
— Да, — отозвался он.
— Давно встал?
— Я и не спал вовсе, так вздремнул пару минут, а потом ты мне на ухо стал храпеть, тут уж не до сна.
Я рассмеялся, потирая затылок.
— Надо же! А я и не заметил, что храпел!
— Логично, ты ведь спал, — равнодушно буркнул Аль.
— Ну да… Сколько сейчас?
— Достаточно, чтобы подняться и одеться. Через час прибудем.
— Ясно. С тобой точно все в порядке? Тебе было хорошо? Скажи мне, я хочу знать.
— Ты сам все видел, к чему разговоры, — Альентес пожал плечами.
— Мне кажется или ты расстроен чем-то?
— Проводник курить не разрешает, да и помыться здесь негде. Плохо.
— Ты бы завязывал с курением…
— Диего, излишне.
— Нет, я серьезно! Неполезно! — я принялся уплетать бутерброд. Оказалось, я был жутко голоден, как зверь.
— Я делаю много неполезных вещей, но до ста лет мне дожить тоже не светит. Поэтому не имеет значения, курю я или нет, к тому же, благодаря сигаретам у меня сформировался низкий голос, единственное, что роднит меня с мужским полом…
— Аль… — кусок хлеба выпал из моего рта, — Так вот почему… Не переживай, ты…
Слова застряли в горле кубиком сыра и не хотели двигаться.
— Диего, не нужно пустых слов. И я, и ты прекрасно знаем правду, так давай смотреть ей в глаза.
— Я не хочу, чтобы ты себя оскорблял, — настроение стремительно портилось.
— Вовсе не оскорбляю, это констатация.
— Аль, я люблю тебя и для меня ты самый лучший…
— Излишне воодушевлять меня словами, — Аль взглянул на меня пустым взглядом.
— Я искренне.
— Вижу.
— Аль!? Что я опять сделал не так? — я хлопнул себя по груди в искреннем желании понять, как мне стоит себя вести с любимым человеком.
Альентес отвернулся, принимаясь снова чистить лом.
— Тебе больно было или что? — не унимался я.
— Больно? Ты же сам сказал, что по моему телу все ясно… О какой боли может идти речь…
— Но вчера ты был сильно напряжен… И я подумал…
— Я немного стеснялся, — неожиданно признался Аль.
— Правда?! — его слова тронули меня до глубины души. Я подсел к нему ближе и взял за руку.
— Диего… — тихо произнес Альентес, — Не надо.
— Но… Чего ты стеснялся, Аль? Неужели меня?!
Он отдернул руку и отвернулся, подставляя мне под нос свой затылок.
— Не каждый день друг детства… В общем, я был не под наркотиками… И… — его бессвязное бормотание сливалось со стуком колес.
— Иди ко мне, а? — я попытался обнять друга за плечи.
— Не трогай меня, — взревел Аль, откидывая мои руки и вскакивая на ноги.
Реновациио звонко бухнулся на пол.
— Аль??? — я действительно не понимал, что происходит и к чему он опять закрывается от меня, когда, казалось бы, все преграды сломлены и нечего больше стесняться.
Он прислонился к двери и молчал.
— Ты опять бежишь от меня, да?
Молчание и тоска в вишневых глазах.
— Что, Аль, опять скажешь, что ночь ничего не значила?
— Скажу, — сквозь сомкнутые губы процедил Альентес.
— Бред! — разозлился я, в сердцах ударив кулаком по постели, — Ты вырываешь мне сердце! Понимаешь!? Мне больно, когда ты так говоришь!
— Вот видишь, — Аль откинул голову, прислоняясь макушкой к двери, — Я предупреждал, что ничего хорошего тебе не принесу… Я грязный и развратный, ты б отрекся от меня, пока не поздно. Диего… Я доставляю тебе одни страдание…
— Отказаться!? Ты придурок??? Да, как ты можешь мне такое говорить!? Аль!
— Легко, между нами ничего нет и быть не может. Я лишь выполнил твое желание, для меня оно ничего не значило. Я как инструмент ордена, исполняю приказы хозяев. Ты на какой-то момент стал моим владельцем, и я последовал твоей воле. Только и всего.
Я вскочил с полки и подлетел к товарищу, испепеляющему меня своими желчными словами.
— Не ври! — гаркнул я ему в лицо, — Не обманывай!!! Я не поверю, ни за что не поверю!
Аль смотрел в пол, не обращая на меня никакого внимания.
— Ты слышишь или нет???
— Диего, оденься…
— Нет, услышь мои слова! Я не поверю… — говорил я, кидая слова в бесконечность равнодушных глаз друга. Мои руки упирались в дверь рядом с плечами Аля, он был в ловушке, но не спешил из нее выбираться, хотя мог бы легко меня скрутить.
— Не поверишь, — Аль пристально взглянул мне прямо в глаза, — Не поверишь в то, что я стал таким? Но, Диего, я всегда был паразитом…
— Никогда! — я сердился.
— Да нет же, Диего, я использовал тебя как прикрытие в детстве. А потом, потом мне нравились все те гадости, к которым меня подталкивал Игнасио. Знаешь, у меня было много времени проанализировать свою жизнь, сырость подвала как-то располагает к анализу… Так вот… Я пришел к выводу, что получаю все муки вполне заслуженно, моя душа чернее ночи…
— Игнасио заставил тебя так думать!
— Естественно это ложное заключение, — печально хмыкнул Аль, — Учитель стал зеркалом, показавшим все мое убожество. Он ставил меня в непростые ситуации, и смотрел, как я себя поведу, а потом заставлял анализировать поступки. Да, он конструировал жестокие испытания, но ведь мне они нравились, меня никто не заставлял вести себя так, как я вел… Столь очевидна моя испорченность…
— Ты говоришь о моих предшественниках?
— Да. Когда я привык к грубостям, я стал испытывать наслаждение. Признаться, я кончал, занимаясь сексом с моими насильниками.
— Нормальная реакция организма в безвыходной ситуации… — фыркнул я, хотя и не был уверен на сто процентов.
— Ты себя утешаешь?
— Альентес! Игнасио полный козел!
— Я врежу тебе сейчас в нос… Еще одно слово!
— Постой-ка! — взорвался я, — Ты говоришь, что тебе Игнасио важнее меня????
— Да, он же мой хозяин.
Я в ужасе вздрогнул, тараща на друга глаза. Я был неприятно потрясен до глубины души.
— Почему… — медленно начал я, постепенно наращивая голос, — Почему? Почему ты от меня закрываешься!? Аль??? Ну, ответь! За что ты так со мной??!!! Я же честно хочу тебе помочь, любить, быть рядом!
— Диего… — Альентес опустил глаза.
— Не бойся за меня, — мое сердце смягчилось, я не мог долго злиться на друга, — Быть с тобой, это мой осознанный выбор. Иного мне не надо!
Я взял его за руки, притянув ладони к сердцу.
— Послушай…
— М? — Аль вздрогнул от прикосновения к моей груди.
— Послушай, как бьется мое сердце. Ты ведь слышишь?! Да? Правда? Сердце не обмануть, оно бешено стучит, когда ты рядом. Чувствуешь, вот-вот выскочит из груди, настолько… настолько сильно я люблю тебя!
— Диего, прекрати.
— Никогда! Это навечно!
— Но…
— Не спорь.
— Ты не понимаешь… Я раб другого человека… — он говорил голосом полным страдания.
— Мне наплевать, я заставлю тебя отказаться от бредовых мыслей, втемяшенных тебе в голову Игнасио. Я буду любить тебя и рано или поздно, ты вернешься к нормальной жизни. Я подожду сколько угодно.
— Наивный… Я не позволю себе, причинить тебе вред.
— Это мое желание! Мне наплевать, вредоносно оно или нет.
— Ты просто не понимаешь, с кем связываешься…
— Да что ты! — я обнял друга, — Я прекрасно знаю, кто передо мной! Ты — мой друг детства, добрый, талантливый, самый светлый и прекрасный человек. Ты все тот же Аль, который боится завываний ветра. Уж поверь мне, я-то тебя знаю лучше других, даже лучше тебя самого!
— Диего, что ты собираешься делать? — Альентес поднял на меня свои глаза.
— Ничего, просто жить рядом с тобой.
— Если ты собираешься со мной спать, то ты должен умерить свой темперамент. Честно признаться, он силен даже для меня, учитывая мое прошлое. Так что… Будь не таким необузданным.
— Аль! — я засмеялся, — Ты не мог сразу сказать! Вот же глупый, начал так издалека!!!
— М? — он сдвинул брови.
— Я вымотал тебя, да?
— Ну, я бы так не сказал, просто… Ты напомнил мне жеребца, в лучших традициях Итальянского народного эпоса.
— Может тогда уж быка-осеменителя?
Мы оба засмеялись.
— Ладно, я постараюсь, — я потер его щеку костяшками пальцев, — Но ты должен знать, рядом с тобой удержаться крайне трудно.
— Ты уж будь любезен…
— Ты точно в порядке? Мне уже стыдно.
— В полном, только нога болит… Я ее вчера потянул, когда… впрочем, не так важно…
— Я понял, можешь не продолжать, — я закивал, не пытаясь даже стереть с лица улыбку.
— Диего… Ты ведь понимаешь, это не продлиться долго…
— Дурачок, конечно, не продлиться, нам же ехать осталось совсем ничего. Кстати, сколько?
Аль достал мобилник и взглянул на электронный циферблат.
— Чуть больше получаса.
— Тогда, — я приблизился к его лицу, — У нас есть время… Я успею.
— Хм, Диего, я как раз это и имел в виду… Ты слишком…
Он не договорил, потому что мой поцелуй увлек его в сладостный мир нежности. Мы снова занялись любовью.