Истинная Ардена ударила по самому больному — и я больше ничего не стала слушать.
Едва переставляя ноги, ушла прочь, хотя она продолжала кричать мне в спину, чтобы я не была жалкой, чтобы отпустила его.
Только вдали от этого особняка я смогла наконец нормально вдохнуть.
Воздух обжигал горло, лёгкие наполнялись тяжело, словно через боль.
Возницу не искала. Мне нужно было прогуляться, пройтись, подышать. Понять, что делать дальше.
Принять тот страшный, безжалостный факт, что мой дракон всё-таки встретил истинную.
То, что для одного становится даром, для другого превращается в проклятие.
Почему Арден не сказал мне об этом?
Пожалел?
Пожалел моё измученное страданиями тело? Наверное, он был прав.
Эта новость убила бы меня тогда.
Она и сейчас убивает — медленно, беспощадно, режет по живому.
Но тогда… еще три месяца назад, я бы просто легла и уже не проснулась.
После очередного выкидыша, когда я едва находила в себе силы подняться с постели, я и правда могла уйти.
И только Арден, только он поддерживал меня. Он заставлял есть, пить, двигаться, гулять. Он держал меня — и потому я держалась.
Я шла мимо парка.
Там бегали дети, их смех звенел колокольчиками. Гувернантки и няньки весело щебетали неподалёку от детской площадки.
Отовсюду веяло счастьем — звонким, чужим…
Я сама не заметила, как рядом появилась старуха. Словно возникла из воздуха. Она резко вскрикнула, выронила клюку.
— Держите, госпожа, — произнесла я, наклоняясь и подавая ей трость. — Будьте осторожны.
Она чуть не завалилась, и я подхватила её под локоть. Она была очень стара, согнута пополам.
Седые редкие волосы торчали клочьями, будто их растрепал ветер. Лохмотья вместо одежды, полубеззубый рот, сухие потрескавшиеся губы, лицо, словно скомканный и выцветший пергамент.
Но ее глаза… Вот что поразило меня. Глаза, зеленые как бескрайняя равнина, но ощущение холода пробирало до костей.
Полусогнутая старуха вдруг неестественно задрала голову, сжала свою клюку — на навершии которой был дракон, выгравированный с пугающей точностью.
Глухо стукнула ею по брусчатке.
Я вздрогнула, сердце забилось быстрее, но я по-прежнему поддерживала её под локоть.
— Вижу твою боль, — прохрипела она сипло, и голос её пробрал до мурашек. — Сломленная телом… но несломленная духом. Ты хочешь сохранить то, что зародилось? Уходи. Рядом с проклятым — проклятая и ты.
И старуха каркающе рассмеялась.
Смех был страшным, рвущим душу.
Озноб прошёл по коже, холодный пот скользнул по позвоночнику. Я смотрела на неё круглыми глазами, её слова били набатом в моей голове.
Били, стучали, не давали ни единого шанса не верить. Не понять, о чем она.
Я выпустила её локоть и попятилась.
Но старуха вдруг выпрямилась. Словно и не была никогда сгорбленной, дряхлой, стоящей на пороге смерти.
Мне показалось, что даже воздух вокруг изменился. Сумрак стал сгущаться, хотя был поздний обед. Кроны столетних деревьев сомкнулись, скрывая свет. Подул холодный ветер.
И она снова заговорила — её губы шевелились, а глаза прожигали меня насквозь:
— Рядом с проклятым — проклятой станешь и ты. Если хочешь, чтобы то, что живёт, жило… беги. Беги! Беги!
Я не выдержала.
Развернулась и побежала прочь!
Лишь бы не слышать этого жуткого голоса. Я мчалась к выходу из парка, и только когда нашла в себе силы обернуться, увидела, что странной старухи уже не было.
Но я всё равно не остановилась.
Я бежала, мчалась домой.
Прохожие равнодушно проходили мимо — не оборачивались, словно этой странности и не было, словно мне привиделось.
Юбка платья развевалась, каблучки стучали по брусчатке, я прижимала шляпку рукой.
Я распахнула калитку со всей силы, почти ввалилась на территорию особняка и только там смогла выдохнуть.
Холодные тиски отпустили сердце.
Сбив дыхание, задыхаясь, будто лошадь после бега, я прошла через сад, открыла дверь и тут же носом уткнулась в широкую, мощную грудь.
Арден.
Он был дома.
Его руки мгновенно перехватили меня за плечи. Сжали. А потом он подцепил мой подбородок пальцами. Его взгляд пронзал насквозь:
— Что случилось, Кристина?
Я открыла рот, чтобы сказать…