Глава 40

Поверить в то, что говорила Сиятельная Тьма, было сложно, если сказать честно, практически невозможно.

Это казалось чем-то запредельным, непостижимым для человеческого ума.

Я никак не мог осознать масштаб этого ужаса, этого геноцида, устроенного против целой расы — магической, древней, волшебной.

И из-за чего? Из-за того, что Император-Драконов выдумал проклятие — из мести, из гордыни, из боли, в которую он сам себя загнал.

Он возложил вину за свою бездетность на женщину, убитую горем! На ту, кто просто горела в отчаянии и боли от потери сына? Которая плакала над телом сына и кричала в воздух слова?

Сколько таких проклятий было после, сколько матерей склонились над телами своих детей, погибших в его войнах?

Их слова не обращались в реальность, на них он не обрушивал гнев.

Но стоило «проклясть» его бывшей супруге, королеве Неблагого Двора, — и он уничтожил целый народ!

Выжег Холмы. Разрушил всё, что не поддавалось его власти.

Как вообще можно было убить собственного сына только потому, что тот был не чистокровным драконом, а наполовину фейри?

Ради чего? Ради мечты о «чистоте крови»? Ради новой жены, ради очередного наследника, ради того, чтобы доказать, что боги благословили его истинную?

Он не думал о том, что, возможно, именно боги покарали его за первый грех.

За то, что предал любовь, за то, что пролил кровь своего ребёнка.

Но когда я смотрел в глаза Сиятельной Тьмы, я понимал: она не лжёт.

В её взгляде — боль, древняя, застывшая, как лёд.

Ей тяжело.

Тяжело жить, зная, что её народа больше нет, что остались лишь крохи — потомки, случайно уцелевшие, лишь искры былой силы, слабосилки.

Что где-то далеко, за пределами Холмов, жила её дальняя родственница, выжила, вышла замуж, родила ребёнка…

А потом родились новые дети, поколения, и среди них — моя Кристина.

Я сомневался в рассудке королевы фейри, но, чем больше думал, тем сильнее осознавал — в её словах есть правда.

Фейри… кто они такие?

Существа света и тени, Благие и Неблагие, две стороны одной сущности.

Они жили иначе — не как мы, не как люди, не как драконы.

У них другие законы, иная логика, иная магия.

Фейри не врали, но и не говорили прямо. Они обвивали правду туманом, мороком. В их крови жила сила и коварство, и вечное стремление к равновесию.

Фейри такие фейри. Вместо того, чтобы дать мне артефакт, который смог бы измерить мне силу, ей проще было устроить показательный бой. Как и обжечь меня рябиной. Я же говорю сложно их понять. Они живут другими категориями. Если ты силен? Так покажи насколько! Они не миролюбивы. Древняя, местами кровожадная раса, волшебный народ красивый снаружи, но ядовитый внутри.

А с другой стороны, какая должна была быть целая раса, способная удерживать границы от василисков? Добрых гномов?

Настоящее проклятие драконьей расы в том, что нас лишили памяти. Стерли из истории, выжгли целую расу, что веками переплеталась с нашей, соединяла стихии и балансировала силы.

Мы живём, не помня, прошлое.

Думаем, что война закончена, что василиски отброшены. Но если они снова придут — от нас ничего не останется.

Мы превратимся в псов на цепи.

Нас будут использовать, переделывать нашу суть, мы станем рабами, ползучие твари будут пользовать наших женщин, убивать наших детей.

Как Чарльз мог с такими тварями заключить союз?!

Как мог заключить сделку с теми, кто когда-то вырезал тысячи его подданных?! И тысячи после?

И всё это — из-за женщины, что оплакивала сына, которого он сам убил.

Это безумие.

Он сумасшедший. Безумный, чокнутый ублюдок.

Император уничтожил расу, которая веками стояла на защите Империи.

Фейри охраняли границы, защищали нас от зла, от магии, разрушающей разум. А он взял и вырезал их всех.

Сколько можно было спасти? Сколько моих людей, моих солдат выжили бы, если бы фейри были живы?

Сколько бы вернулось домой к матерям, к жёнам, к детям?

Но они не вернулись. Никто.

Потому что один безумный дракон уничтожил тех, кто был нашим щитом.

Мы потеряли не только память. Мы потеряли истинность. Наши женщины потеряли возможность выносить ребенка без потерь.

А то, что происходит со мной сейчас… Это не благословение. Это — перекос магии.

Так быть не должно.

И ведь ничего этого не было бы, если бы фейри всё ещё существовали. Моя мать не теряла бы нерождённого ребёнка. Я знаю — у них с отцом тоже не получалось зачать. Они старались, но всё было тщетно. И Кристина… моя Кристина не теряла бы наших детей.

Не лежала бы потом без сил, с потухшими глазами. А сколько таких женщин?

Сколько дракониц не могут выносить, сколько умирают в муках, не донеся до срока?

И всё — из-за одного ублюдка, Императора, который не смог со своей истинной зачать «чистокровного» наследника и решил, что виновата в этом его бывшая жена?

Он истребил тех, кто давал жизнь, тех, чья мягкая сила обуздывала ярость нашей драконьей крови.

И теперь — новый виток.

Снова война. Снова василиски у границ. Думают соблазнить Чарльза на новый Союз? А сейчас делает вид, что заинтересован в отстаивании границ? Потому меня отсылает?

Нет!

Тут что-то еще… но что?

Магия забвения василисков за сотни лет слабеет, и кровь фейри начинает петь в венах тех, кто даже не знает, кем он является. Пусть и разбавленная кровь, но она может помочь устоять в войне с василисками.

Но император боится, что правда вскроется. Не может не бояться!

Бабушка моя — полукровка фейри. А значит, и в моей матери — их кровь.

А значит, и во мне.

Да если вдуматься в каждом из нас, в каждом драконе, живёт крупица их силы. В каждом сердце бьётся эхо того дивного народа, который был сожжён и забыт.

И теперь у меня есть выбор.

Быть тем, кем был рождён — драконом, или тем, кем могу стать — фейри.

На границу меня сопровождал личный отряд Арвана во главе с императорским эмиссаром Делроем. Карета была удобная, комфортабельная. Везли меня точно не как узника. Я откинулся затылком на бархат стенки, прислушался к мирному стуку колёс и прикрыл глаза.

Думал, что мне делать дальше.

Ритуал — тот самый отказа от дракона — я знал на зубок. К чему он приведёт в итоге — никто не знал. И мне предстояло принять решение: отказаться сейчас от дракона и остаться на границе, в не самом безопасном месте, уязвимым человеком, или рискнуть. От меня зависела жизнь моего сына, жизнь ещё не родившегося ребенка.

И не только это: на меня давила та роль, которую пыталась возложить на меня Сиятельная Тьма — роль короля фейри.

Но главная угроза сейчас исходила не от политических амбиций, а от василисков — тех, кто может затуманить разум, сделать из человека кого угодно: свинью, что на четвереньках роется под дубом, ест желуди и хрюкает, козла, что скачет по скалам. Спасение было бы у фейри, но их нет, благодаря действиям императора.

Если вдуматься, всё становится понятнее: почему Чарльз враждебно настроен к нашей семье. Если он единственный, кто всё помнит, он мог понять, какая кровь течёт в моих жилах, и что случится, если память людей вернётся — если они вспомнят, кого он уничтожил.

Не трудно себе представить, чем это может обернуться: народ может взбунтоваться, вывести его из дворца и разорвать. Даже если Арван сейчас удерживает власть, старый Император-Дракон не упустит шанса вернуться. И тогда он снова станет договариваться с теми уродами — василисками правящей династии.

Арван потом может сколько угодно открещиваться от родства с Чарльзом. Да только народу не объяснишь в пылу злости, отмщения, отчаяния и боли, что он был не в курсе союза Чарльза и василисков.

Моя мать и бабушка остались с моим сыном. Они категорически не собирались покидать Холм — единственный на территории старого леса островок, который Сиятельная Тьма сумела вырастить на остатках своей магии. Столетиями она была энергетическим накопителем этой земли, питала её и берегла. И только недавно смогла вырваться из того укрытия.

С собой я взял накопители, куда смогу сливать драконью магию, чтобы безумство зверя не затмило мне разум.

Отца я попросил присмотреть за Орелией.

Я хотел взять её с собой — знал, что это опасно лично для меня, ведь рядом с ней дракон постоянно рвался наружу, но… всё равно хотел держать её под присмотром. Однако Орелия вспыхнула, как всегда: закричала, что не готова жить «в глуши», что там «нет даже нормального лекаря», что «ей нужно быть ближе к столице».

Я решил, что оставлю ее жить в ближайшем крупном городе к границе, а сам останусь в лесу. Но нет. Такой вариант ее тоже не устроил.

Отец присмотрит. В этом я был уверен. Только на членов семьи я мог по-настоящему положиться.

Но из головы не шли слова матери, сказанные перед самым моим уходом из Холма. Орелия приходила к ним искать меня. Но мать вывела ее на разговор. А потом записала подробнее то, о чем говорила моя истинная. И проверила.

Оказалось, что истинная наврала моей матери о своих делах за три дня до смерти Кристины и после. А еще встретилась с лекарем Орелии и узнала, что та получила странную рану, которая не заживает.

Я сначала только усмехнулся. Ну мало ли, молодая женщина от страха перед моей матерью навыдумывала небылиц, но вот ее рана не выходила из головы. Откуда она у нее? Я даже не знал этого. Дракон все затмил.

Зачем Орелии врать. Она же молодая, избалованная, недалекая аристократка. Но мать смотрела на меня так, что мне стало не по себе: ледяным взглядом, который я видел у неё лишь тогда, когда она чувствовала опасность, а я пренебрегал ее словами.

А ведь именно Орелия подстроила ту встречу с моей Кристиной, чтобы рассказать ей о себе.

На что же она способна на самом деле?

Я видел в ней наивную, легкомысленную дурочку, капризную и пустую. Но теперь… не уверен. Может, рядом со мной всё это время была не глупая девчонка, а холодная, расчётливая дрянь?

А ведь я сам не заметил, как поддался… на её чары. Хотя с самого начала ясно дал понять — обеспечу её всем необходимым, но разводиться с Кристиной не стану. И любовницу в ее лице себе заводить не собирался.

Но с каждым новым визитом к Орелии моя воля слабела всё сильнее, как будто кто-то незримо расшатывал изнутри стены разума.

А причин для встреч у неё становилось всё больше.

То нужно было купить что-то редкое и непременно со мной, то у неё внезапно возникали трудности с имением отца, то ломалась карета, то купцы якобы обманывали её.

Боги, сколько же было у неё проблем, которые — как назло — не могли решить мои поверенные, только я лично.

И вот в какой-то момент я просто сдался. Сдался инстинктам, той хищной тяге, что копилась между нами.

Затянул её в постель и овладел ею.

Пришёл в себя только потом, когда страсть отпустила, и понял — я переступил черту, за которой уже не будет прощения.

А потом меня накрывало каждый раз. Я уже не мог без нее. Бездна бы побрала эту истинность! Потеря рассудка, никаких ограничений, лишь желание спариваться. Самый настоящий звериный драконий гон, о которых писали в старину.

Все это я испытал на себе.

Я был уверен между нами истинная связь. Но не должна же она настолько выбивать мозги из головы! Или должна?..

Опять этот перекос магии. Проклятье, Бездна забери!

Надо сосредоточиться.

На границе творится нечто опасное и сейчас это важнее всего.

Загрузка...