После развода в 40. Между нами твоя истинная (СИ)

Глава 52

Арден не отвечал на мои вопросы. Слышал их и сознательно пропускал мимо. Но это только подталкивало меня говорить дальше. Я не могла остановиться. Слова рвались наружу вместе с дыханием, с бешеным пульсом в висках.

— Почему ты так выглядишь?

Сердце колотилось так сильно, что, казалось, он должен был это слышать. По коже прокатились мурашки, тёплой волной — от затылка к плечам, вниз по спине. Я не могла успокоиться. Внутри всё дрожало, металось, искало ответ.

И в этот момент я почувствовала это.

Как через его руку — всё ещё лежащую у меня на животе — в меня перетекла часть его магии. Не резко. Не навязчиво. Мягко, уверенно, будто он просто делился дыханием под водой. Внутри стало тепло, правильно, успокаивающе.

Нервное напряжение, с которым я жила последние месяцы, вдруг начало растворяться. Страх, который преследовал меня даже во сне, отступил. Я впервые за долгое время почувствовала… защиту.

А потом Арден перенёс нас.

Не куда-нибудь — на мой Холм. В самую его сердцевину, в центр. Здесь у меня не было множества комнат — только одна, большая. Я развернулась и смотрела во все глаза, как он, не торопясь, словно это было самым естественным делом на свете, вырастил из центра комнаты стол. Поставил на него корзину с продуктами и бумажный пакет.

Я замерла. Это была та самая пекарня. Теперь я знала, кто выкупил весь яблочный пирог.

Он помнил. Он знал, что я люблю яблочные пироги с корицей. Особенно во время беременности.

Сердце сжалось — резко, болезненно. Я вдохнула, но дыхание сорвалось. Он поднял на меня взгляд. Почувствовал, что со мной. Что-то сделал и… спазм отпустил. Я снова смогла дышать.

Но захотелось плакать.

Я положила обе руки на живот и отошла в сторону. Арден тем временем с лёгкостью начал «достраивать» комнату. У меня самой ещё не хватало сил так свободно ею пользоваться, а он… он делал это так легко. Словно… словно он родился фейри. Деревянный каркас вырос сам собой. Пол покрыл пушистый, мягкий мох — словно ковёр. Такой же мох лёг на диван.

Он подошёл ко мне. Взял меня за руку, усадил на диван. Подал стакан молока, положил рядом пирог на салфетку. Сел рядом, наклонился, упёр локти в колени, провёл ладонью по лицу.

— Сними морок, — тихо попросила я.

Он снял. Я смотрела на Ардена. Он изменился. Всё тот же — и не тот. Черты лица стали тоньше, изящнее, но тот самый хищный блеск в глазах никуда не делся. Он говорил о силе лучше любых слов.

— Завтракай, — сказал он и потянулся рукой к моему животу.

Я почувствовала импульс защитной магии. Малышка толкнулась. Он улыбнулся и сразу убрал руку.

Я откусила кусочек любимого пирога, запила молоком.

— Кристина… так много нужно тебе сказать. Но сначала…

Я почувствовала, как мой морок слетел с меня. Мы смотрели друг на друга прямо и открыто.

— Я думал, что похоронил тебя, — сказал он глухо.

— Так было нужно, Арден, — ответила я. — Твоя истинная… она наняла убийц. И если бы не одна фейри, я бы не выжила.

— Я всё знаю, Кристина, — голос его стал тише.

И он сам пересказал мне о том, что произошло. Он был зол не меньше моего.

— …Сиятельная Тьма та фейри и ее роль в нашей жизни так велика.

Я нахмурилась. Хотела предостеречь его.

— Ты должен знать: её стоит опасаться. У фейри другая мораль. Их сложно понять, когда ты не рождён фейри и вырос в ином обществе. Она наложила на меня чары, чтобы я не помнила нашей с ней встречи. Я сбросила их только тогда, когда моя магия стала сильнее. Сандра — служанка твоей истинной. Её помощница… — я делила слова сквозь стиснутые зубы, меня накрывали воспоминания. Болезненные. Жуткие. Аппетит исчез моментально. Я отодвинула всё на столике. Арден напрягся

— Кристина… ты должна поесть.

— Арден, — перебила я его.

— Орелия заплатила за то, что сделала с тобой. Сандра тоже. И даже Сиятельная Тьма расплатится за всё. Никто… — он тоже процедил слова, придвинулся, положил на мои щеки ладони, потом посмотрел мне прямо в глаза. Коснулся моего лба губами. — Никто больше не обидит тебя. И даже я.

— Твой ящер…

— Я избавился от него, — жёстко ответил он. — Он перекрывал мне разум. Я не осознавал себя.

— Как… избавился? — я не сразу смогла сглотнуть.

— Есть заклинание отказа, — тихо сказал он.

— Но… как же твоя истинная?

— Её нет. Я подал прошение о разводе. Документы будут отправлены родителям Орелии.

— Но… она же беременна…

Он резко выдохнул.

— Она убила нашего ребёнка, Кристина, — сказал он глухо. — Когда пыталась подчинить мою волю, вызвать ящера и удержать его любой ценой.

После этого Арден рассказал мне… ВСЁ, не скрывая боли и не стараясь сделать её тише.

Он говорил о том, как его травили. О том, что он сам — собственными руками — выпил зелье Орелии, подчиняющее волю. Как не распознал в ней корысть и ту подлость, что пряталась за внешней хрупкостью и капризной женственностью. Как оказался слеп и глуп, не допуская мысли, что Орелии вздумается подчинить его волю и, что она всеми силами решит держаться за него, а не смириться с тем, что между ними ничего не будет.

Он признался, что всё пошло прахом в тот момент, когда он прямо обозначил ей свою позицию: отослать подальше, полностью обеспечив ее жизнь.

И рассказал, как после этого разговора он оставил её — уверенный, что всё окончено. А на следующий день она вызвала его снова, сказав, что ей нужна помощь. И он пришёл… А потом он очнулся уже в постели с ней.

Он говорил об этом глухо, почти без эмоций. Говорил, как снова и снова терял контроль над собой. Как ящер внутри него уже обладал собственной волей, характером, намерением. Не просто силой — разумным, хищным стремлением.

Арден говорил о том, как сражался со своим ящером. О том, как дракон внутри него перестал быть инстинктом и стал самостоятельным, опасным сознанием.

И пока он воевал с внутренним зверем, пока пытался удержать рассудок и не дать разрушить всё вокруг, время было безвозвратно упущено…

Он рассказывал это ровно, без крика и без жалости к себе.

Но каждое слово било точно в цель.

Я слышала в его голосе не оправдание, а приговор самому себе. И, боги… от этого было только тяжелее.

Я слушала его и ловила себя на странном ощущении: мне было больно, но не так, как я ожидала. Не ревность жгла изнутри — она пришла короткой, острой вспышкой и тут же ушла, оставив после себя опустошённую тишину. Брак. Любовница. Истинная. Всё это звучало как что-то чужое, будто происходило не со мной, а с кем-то другим. Разлука в полгода сделала свое дело.

Но вместе с этим накатывало другое. Осознание. Грубое, тяжёлое, почти физическое.

Он позволил этой женщине войти в его жизнь.

Я могла сколько угодно говорить себе, что он был под воздействием, что магия ломала ему волю, что я сама не знала всей правды. Но внутри где-то глубоко всё равно было: он там был. С ней. В браке. А я в это время бежала, пряталась, выживала, носила под сердцем ребёнка и училась не умереть от тоски.

И всё же… я смотрела на него сейчас — на этого изменившегося, собранного, холодно-спокойного мужчину — и понимала: он не врёт. Он был открыт.

— Я пришёл в себя через две недели после свадьбы, — сказал Арден. — По-настоящему пришёл. Когда очнулся — понял, что на пальце кольцо, что рядом женщина, которая называет себя моей женой, а я… я не помнил, как согласился.

Он смотрел на меня прямо, не пытаясь смягчить слова.

— Я виноват, Кристина. Не потому, что меня сломали. А потому, что позволил этому случиться. Потому что вовремя не отрезал себя от истинной, хотел уладить все. Убедить ее, что наша связь ошибка и у каждого есть своя жизнь. Я виноват, что не ушёл сразу. Не отправил её прочь. Это моя ответственность. И я её принимаю.

Мне хотелось что-то сказать. Что угодно. Но слова застряли в горле.

— Я хочу оправдаться… в твоих глазах — продолжил он. — Я был слаб там, где должен был быть жёстким. И за это заплатили все. Ты — больше всех.

Он замолчал, на секунду сжал челюсти — единственный знак того, сколько усилий ему стоило держать себя в руках.

— Я прошу у тебя прощения. Я предал твоё доверие.

Сердце болезненно сжалось.

— Я не смею просить тебя быть со мной, — сказал он тихо. — Не смею требовать чувств. Но я клянусь тебе: я буду защищать тебя до конца своей жизни. Тебя и наших детей.

Он держал меня за лицо. Вглядывался в мои мокрые глаза.

— Если ты скажешь уйти — я уйду. Если скажешь держаться рядом — я стану щитом. Но я больше никогда не позволю никому ломать твою жизнь. Ни мне. Ни другому. Но я прошу тебя дать мне шанс. Шанс все исправить. Доказать тебе, что больше не подведу вас.

Я сидела, положив ладони на живот, чувствуя, как тихо шевелится наша дочь.

— Прошу… прости…

Наступила тишина.

Глухая. Тягучая. Вязкая, как смола.

Я молчала.

Молчал и он.

Его взгляд метался по моему лицу, цеплялся за губы, за глаза, за каждое едва заметное движение. Он искал ответы на свои мольбы.

Я сглотнула.

Горло пересохло так, словно я не говорила годами.

Когда голос всё-таки прорвался, он вышел хриплым, неровным, чужим:

— Ты сказал о наших детях.

Я подняла на него глаза.

— У нас… только одна общая дочь.

Он вздрогнул. Это было почти незаметно — лишь напряжение в плечах, стиснутая челюсть. А потом он медленно вдохнул, словно собирался с силами перед прыжком в пропасть.

— Крис… — его голос сорвался. — Наш сын выжил.

И в этот миг мир вокруг меня перестал существовать.