Алекс был так любезен, что залечил раны незадачливого вампира, попавшего под горячую руку его отцу.
Вероятно, он сделал это из корыстных соображений; когда Тристан и Софи, наскоро приведя себя в порядок, тоже вышли в бар, где оставили свою компанию, молодой инквизитор неспешно потягивал какой-то напиток, вероятно — очень крепкий алкоголь.
Он лишь мельком глянул на родителей, но Софи увидела, как знакомо блеснули его глаза. Внимательно и зловеще. Так обычно Тристан посматривал на тех, чью подноготную хотел узнать. От этого взгляда мурашки по коже разбегались, холодела кровь.
— Дорогая матушка наконец-то пришла в согласие с самой собой? — произнес он голосом безразличным, скорее утверждая, чем спрашивая, пригубив золотистого цвета жидкость из прозрачного бокала. Алкоголь потушил фанатичное, одержимое выражение в его взгляде, Алекс выглядел уставшим, посеревшим.
— Не рановато ли вы начали прикладываться к стакану, господин инквизитор? — строго поинтересовалась Софи. Алекс чуть мотнул головой, поправил длинную белую прядь.
— В самый раз, госпожа мать, — глухо ответил он, сделав еще глоток из своего бокала, опустив на потускневшие глаза белесые ресницы. — Я только что отправил в путешествие в небытие одного из ваших поданных. Должен же я помянуть его добрым словом и не менее добрым виски?..
— Виски! — фыркнула Софи, дернув плечом. — За шкуру этого старого засранца я не налила б и прокисшего пива!
— Да полно, — усмехнулся Алекс. — Благодаря ему вы примирились с отцом. Ради этого стоит выпить.
Он отсалютовал молчаливому Тристану бокалом и снова сделал глоток.
— Где Рэй? — спросила Софи, оглядевшись. — Он не с тобой?
Алекс снова пожал плечами.
— Полагаю, — медленно произнес он, — Рэй там, куда отправил его господин отец. Когда я уходил, он еще спал. Вероятно, позже он поднялся, вышел в дверь, и очутился там, куда нам обоим следовало уйти.
— Это зря, — неожиданно агрессивно произнесла Софи. — Еще одни руки нам пригодились бы.
— Софи?! — деланно удивленно произнес Тристан.
— Что? Ты сам сказал, что мальчиков надо обучать, — хладнокровно заметила она. — А кто обучит их лучше вас, господин инквизитор, и защитит лучше меня? Да и Жак — мишень очень солидная. Сделает честь любому.
Тристан прищурился.
— Твое рвение уничтожить этого Жака, — произнес он, — весьма… болезненно. Мою неприязнь еще можно понять. Но перед тобой-то он чем провинился, кроме того, что устроил эту неприятную заварушку? Но согласись, с его точки зрения все логично. Ты не оправдала его доверия. Не проявила должной твердости и должной жестокости, так что он имеет все права желать устранить и заменить тебя.
Софи с неудовольствием покосилась на Тристана.
— Как будто его желания убить меня мало, — проворчала она. — И его извращенного желания поразвлечься, наблюдая, как я буду удирать от его ставленников! Убит Микаэль — что ж, всегда можно найти кого-то другого, кто потягается со мной за право носить опасный меч!
— Ты намекаешь на то, что это не впервые?
— И это тоже.
Тристан прищурился.
Он вплотную подошел к Софи, заглянул в ее глаза внимательнее.
— А что еще, Софи? Что первично? Что он сделал, отчего терпение твое лопнуло?
Софи прищурилась так же угрожающе, как Тристан.
— А ты как думаешь? — спросила она неприятным голосом, похожим на шелест бритвы об точило. — Столько десятилетий пост Черных Герцогов занимали мужчины. Кровожадные. Без тени сомнений карающие и убивающие потехи ради. А я…
Тристан вспыхнул до корней волос, злобно сжал зубы.
— Он хотел сделать тебя своей? — выдохнул он, и Софи желчно усмехнулась.
— Зачем вы так красиво вуалируете неблаговидные поступки, господин Инквизитор? Он приставал ко мне. Он хотел сделать меня своей любовницей. Его тело настолько отталкивающее, вонючее и грязное, а мысль о ничтожестве так глубоко въелась в его мозг, что даже века власти и беспробудного пьянства не смогли вытравить ее. Он просто не верил, что какая-то женщина, пусть даже и падшая, может разделить с ним ложе. Поэтому меня он старался купить очень, очень дорого! Немыслимо дорого. Он одарил меня всем, что было у него под рукой. Власть; могущество темной магии. Деньги — деньги для меня не проблема, Тристан, я просто не злоупотребляла, помня, что за золотые зернышки расплачиваться будет весьма непросто. А он… Он долго терпел, выжидал и усыплял мою бдительность.
— А затем?
— Не будь ревнив, Тристан. Ты же попробовал это чувство, и знаешь, как оно разрушительно. Он не получил желаемого. Даже силой — не получил.
— Он пытался изнасиловать тебя?! И ты молчала?! То есть, ты предпочитала трепать мне нервы по поводу моей предполагаемой измены, вместо того, чтоб опасаться мести этого наделенного огромной властью червяка?!
— А что бы ты сделал, Тристан? Пошел бы и убил его?
— Почему нет? Не этим ли мы сейчас хотим заняться? Немного раньше, немного позже… Почему ты молчала, почему не открылась мне?!
— Тристан! Я ведь замазана в этом по самые уши. Жак доверял мне все, все тайны, всю подноготную темного мира. Я не убивала сама, Тристан, это верно. Но я знала, кто, когда и кого, и иногда видела, как это делают. Жак иногда устраивал Бои Справедливости и приглашал все более-менее значимые персоны, посмотреть. Словно на гладиаторские бои. Его верные слуги растерзывали несчастного на глазах восторженной публики. А он хохотал, трехногое грязное чудовище…
— Н-да, Жак совсем не умеет ухаживать за девушками…
— Он всегда говорил, что это и есть абсолютная власть. Власть, которой больше не обладает никто! Я думала, ты разлюбил меня, Тристан, — глухо продолжила Софи. — И что ты убьёшь меня со всеми прочими, если я заикнусь о связи с ними. Да, кажется, и Жак говорил мне то же самое. Он говорил, что темное рыцарство приняло меня, как свою, что теперь я с ними ближе, чем с тобой, и они, темные маги и некроманты, моя семья больше, чем ты и мальчики.
— Вот так матери и не замечают, что сыновья становятся инквизиторами…
— А мужья не замечают, что жены делаются могущественными черными ведьмами, — огрызнулась Софи. — Я всегда была у тебя на виду, Тристан! Ты заподозрил во мне, в матери и домохозяйке, Черную Герцогиню? Нет!
— Ты сказала, что наложила на меня заклятье.
— Ночью, Тристан. После того, как ты пришел ко мне от суккуба. Это дело пяти минут. До этого я обходилась без заклятий. И старалась не трогать тебя лишний раз.
Тристан лишь покачал головой.
— Софи! — горько произнес он. — Ты… ты не верила мне, человеку, с которым жила столько лет, но поверила какому-то старому, прогнившему проходимцу! Убийце! Неужто я был настолько далеким и отвратительным? Омерзительнее этого сумасшедшего урода, что развлекал тебя казнями? Неужто ты не полагалась на меня ни на миг?!
Софи промолчала; она выглядела такой потерянной, подавленной и пристыженной, что Тристан не стал ее отчитывать дальше.
— Ох, Тристан!.. Я так глубоко погрязла в этом! Ты бы знал, как глубоко!.. Ты бы знал, сколько мерзостей я насмотрелась, а уж сколько предотвратила!.. Ко мне шли люди, оборотни, чтобы я защитила и помогла им, и это давало мне иллюзию нужности и важности. Я даже ненадолго забыла о нашей с тобой размолвке. Я тоже попыталась жить сама, без тебя, но… Это трудно, это невозможно трудно! Трехногий коротышка уверял меня, что любимым женщинам не изменяют с дешевыми потаскухами, — пробормотала Софи чуть слышно.
— Ну, ему-то откуда знать, — проворчал Тристан, — как ведут себя мужчины, к которым благосклонны женщины.
— Что?!
— Ничего. Я в общем. Но откуда он знал о твоих видениях, Софи? Тебе не кажется, что о них знают слишком много людей?
Софи тяжко вздохнула.
— Но среди темных магов много провидцев, Тристан, — пристыженно пробормотала она.
— То есть, — игнорируя ее оправдания, сказал он, — ты рассказала ему? Ты разболтала о том, что видела? О моей предполагаемой измене?
Софи опустила взгляд. На щеках ее пунцовыми пятнами рдел румянец.
— Да! — горько выдохнула она. — Но он был так заботлив и участлив! Он сказал, что видит, как я мучаюсь. Несмотря на его уродство, несмотря на его жестокость, он был со мной тактичен и внимателен! И мои страдания были ему не безразличны. Я поверила ему, Тристан! Мне нужен был кто-то, кому можно было верить!
— Надо было верить мне, — сурово сказал Тристан. — Я не удивлюсь, Софи, если этот пройдоха сам и наслал на тебя все эти мучения, чтоб половчее залезть тебе под юбку.
Он яростно долбанул кулаком по стене.
Ревность, которой он испил сегодня, и вкус которой до этого дня был ему незнаком, теперь выпивала все его силы, иссушала и приводила в исступление. Хотелось бежать и убивать, а еще хотелось поймать этого мерзкого циркового уродца и пообрывать ему лишние конечности, и ноги, и те, что он пытался пристроить у Софи под юбкой!
— Нет, каково! Уродливый ты глист! Аферист!
На ресницах Софи блеснули слезы, и Алекс, выслушавший рассказ матери молча, покрутил головой.
— Сердца у вас нет, господин отец! В такой миг читать нравоучения!..
— И в самом деле, — голос Тристана дрогнул, он шагнул к Софи и обнял ее, прижал к своей груди. — Прости меня. Прости, что тебе было так плохо, а меня не было рядом.