Прежде чем нас разлучат

Глава 31

Миранда

— О, боже, — выдыхаю я в рот Такеру, когда он сильно сжимает мои бедра и насаживает на себя, приподнимая свои бедра навстречу. Пусть я сверху, но очевидно, что даже в этой позе он по-прежнему главный.

— Бл*ть, Миранда, — тихо стонет он, скользя губами по моей шее к груди.

Мои внутренние стенки сжимаются, когда он вбирает мою правую грудь в рот, и левую обхватывает своей широкой ладонью и тянет за сосок.

Позволив голове упасть на плечо, я впитываю ощущение его мощного тела под собой, его твердого члена внутри меня и его рук, блуждающих по моему телу, пока я двигаюсь на нем сверху. Когда он внезапно опрокидывает меня на спину, мне хочется вскрикнуть от досады, но его рот тут же накрывает мои губы, и он задает медленный, скользящий темп. При каждом толчке он вращается бедрами, создавая восхитительное трение о клитор. Обхватив его ногами, я смотрю на его великолепное лицо в лучах утреннего солнца, выглядывающего из-за края занавесок, и у меня перехватывает дыхание. Каждый раз, когда мы были вместе, все происходило торопливо, неистово, почти отчаянно. Но не сегодня утром. Его толчки медленны и ленивы, он переплетает наши пальцы, заводя руки над моей головой, так что его тело прижимается ко мне, а губы оставляют обжигающие поцелуи на моем лице.

Я не хочу плакать, но от переполняющих меня эмоций, слезы начинают затуманивать зрение. Уткнувшись лицом ему в шею, я крепче обвиваю ногами его талию и сильнее сжимаю его руки.

— Миранда, посмотри на меня, — мягко требует он, и я мотаю головой. — Детка, пожалуйста, посмотри на меня.

На шепот его мольбы я откидываю голову на подушку. Его взгляд блуждает по моему лицу, и он ругается себе под нос, опуская свой лоб на мой.

— Я с тобой.

Он отпускает мои руки и обхватывает мое лицо, усмиряя слезы, когда занимается со мной любовью. Я начинаю теряться в натиске эмоций и удовольствия, которое приносит каждый нежный толчок, и знаю, что он падает вместе со мной через край. Мы сливаемся в поцелуе, и я впиваюсь пальцами в его бока, хныча ему в губы, когда кончаю.

Оргазм не похож ни на один, что я испытывала раньше. Как лава, он медленно поглощает меня с головы до пят, срывая все последние защитные слои и открывая ему доступ ко всем частичкам меня.

Никогда бы не подумала, что смогу так легко влюбиться в другого мужчину, но Такер не просто какой-то другой мужчина. Он добрый, честный, сильный и уверенный в себе, как генерал Шерман — могучее дерево, которому тысячи лет. Его тело скользит по мне, а сердце колотится у моей груди, когда я прихожу в себя, крепче обвивая его руками и ногами.

Перекатывая нас, он не разрывает нашей связи, и я падаю ему на грудь.

— Я работаю на ФБР, — тихо говорит он, когда наше дыхание выравнивается, а сердцебиение приходит в норму.

В ответ на его признание я напрягаюсь. Не знаю, чего ожидала от него после того, как пережила с ним нечто подобное, но точно не этого.

— Нам с Майлзом дали задание после того, как до внимания ФБР были доведены сведения о фактах коррупции. Я… черт, я должен был сказать тебе об этом раньше.

Подняв голову, с бешено колотящимся сердцем, я смотрю ему в глаза. Даже если выражение его лица настороженное, его защитные стены рухнули, и в этот момент он так же уязвим, как и я.

— Значит, ты не детектив? — шепчу я.

— Нет, я специальный агент, но моя работа намного сложнее. И для этой работы меня назначили детективом.

Эта новость должна ошарашить, но мне нисколько не больно, что он скрывал это от меня до сих пор. Пока не понял, что может мне доверять.

— Как долго ты работаешь в ФБР?

— Мне было двадцать шесть, когда мы с Майлзом впервые подали заявку. Его приняли, а мне отказали. Я подождал год и снова подал заявку. В декабре мне исполнилось тридцать четыре года, значит, около восьми лет.

— Тебе тридцать четыре?

Эта информация удивляет больше, чем новость о том, что он агент ФБР. Я вполне могу представить его в темно-синей куртке с боьшими желтыми буквами.

Он откидывает голову назад.

— Да.

— Ты старше меня на семь лет.

— Это проблема?

— Нет, просто ты не выглядишь на тридцать четыре. — Я сажусь и кладу ладони ему на грудь, и его руки сжимаются вокруг меня. — Я никуда не уйду.

Я качаю головой.

— Ну, уйду, но только в ванную, потому что Кингстон скоро встанет, а мне нужно в душ.

Его рука скользит вверх по моей спине в волосы и обхватывает затылок.

— Ты не злишься?

— Нет. Я понимаю, почему ты ждал, чтобы рассказать мне что-то настолько серьезное, — тихо говорю я, затем склоняю голову набок. — У тебя есть еще какие-нибудь секреты?

— Я весь твой.

Он весь мой?

Я таю от его взгляда на меня.

— Господи, какого хрена мне с тобой делать? — спрашивает он, и мое сердце кричит: Люби меня! Он приподнимается, чтобы захватить мой рот своим губами, и когда отстраняется, его взгляд становится очень нежным. — Пошли в душ.

Закусив губу, я слезаю с него и с кровати и иду в ванную. Он следует за мной, избавляясь от презерватива, пока я настраиваю душ. Закалывая волосы, я смотрю на него в зеркале, когда он встает позади меня, его взгляд блуждает по моему лицу, груди и животу, ладони идут следом, накрывая мой живот.

— О чем задумался? — спрашиваю я, кладя руки поверх его и впервые чувствуя укол беспокойства. Я знаю, что это смешно; он уже видел каждый мой дюйм. Но там, где у него ноль процента жира, у меня холмики и ямочки.

— Просто пытаюсь понять, как Боуи мог так чертовски сглупить. — Он опускает губы на мое плечо. — Ты была слишком хороша для него, Миранда.

Наши глаза снова встречаются в зеркале.

— Черт, ты и для меня слишком хороша, но я слишком эгоистичен, чтобы отпустить тебя.

— Я не слишком хороша для тебя.

— Слишком, но я позволю тебе продолжать думать иначе, потому что это играет мне на руку, — улыбается он, и слова Лиззи, сказанные мне несколько недель назад, возвращаются, сжимая сердце.

— Я закончила среднюю школу по счастливой случайности, — шепчу я, наблюдая, как его улыбка исчезает. — Я не училась в колледже, я — мать-одиночка, не говоря уже о том, что мне, вероятно, следует немного похудеть.

Я качаю головой.

— Это ты слишком хорош для меня.

— Не говори так. — Он разворачивает меня лицом к себе и прижимает к раковине. — Ты выпустилась, когда могли бы бросить школу, у тебя есть сертификат парикмахера, и да, ты — мать-одиночка, но не по своему выбору.

Он усаживает меня на стойку и встает между моими раздвинутыми бедрами.

— Ты такая чертовски красивая, что у меня стояк от одного взгляда на тебя. Каждый гребаный дюйм тебя идеально заполняет мои ладони, и, честно говоря, я приду в бешенство, если ты похудеешь. — Он обхватывает мое лицо. — Ты чертовски классная мама для Кингстона, а я чертовски удачливый ублюдок.

Он пристально всматривается мне в глаза.

— Скажи мне, что ты это понимаешь, что ты мне веришь.

С безумно стучащим сердцем я ищу в его глазах ложь, но не вижу ее.

— Я верю тебе. Но ты тоже мне веришь, да? — шепчу я, и его челюсти сжимаются, когда его взгляд блуждает по моему лицу.

— Да. — Он запрокидывает голову и бормочет: — Бл*ть, теперь я злюсь, что не могу сейчас трахнуть тебя так, как хочу.

Я поджимаю губы, чтобы не улыбнуться, и он прищуривается на меня.

— Ничего смешного, у меня нет другого презерватива, и я не готов ответить на десять миллионов вопросов, которые Кингстон задаст о том, что я делаю с его мамой, если он проснется.

— Мне жаль. — Я хихикаю, а он качает головой, прежде чем поцеловать меня и снять со стойки.

— Тащи свою задницу в душ, — ворчит он, пропуская меня под теплые струи, и я борюсь с желанием рассмеяться.

Ни одному из нас не требуется много времени на душ, а когда мы заканчиваем, оба вытираемся, и я надеваю тонкую пижаму — подходящие шорты и майку — а он надевает боксеры и свободные шорты, низко сидящие на бедрах.

— Во сколько ты должен уйти? — тихо спрашиваю я, когда мы оба одеты.

— Мне нужно быть в участке к девяти, так что я выйду около восьми тридцати.

Я смотрю на часы на микроволновке, когда мы заходим на кухню, чтобы включить кофеварку, приготовленную с вечера.

Сейчас семь, так что у нас есть полтора часа. Немного, но я приму все, что смогу. Так же, как вчера вечером, когда он появился около девяти и, съев остатки приготовленного мною ужина, сказал, что у него есть кое-какая работа. Как я ни старалась, не смогла бодрствовать. В конце концов, я заснула, свернувшись калачиком, пока он работал на своем ноутбуке рядом со мной в постели, и сожалела, что отключилась, но когда проснулась в его объятиях, стало очевидно, что это не важно.

— Мамочка! — кричит Кингстон.

Я подхожу к выходу из кухни и выглядываю за угол как раз вовремя, чтобы увидеть, как он сонно вываливается из своей комнаты, волоча за собой одеяло.

— Доброе утро, милый. — Я встречаю его на полпути и беру на руки. — Хорошо спал?

Он кивает, прижимаясь лицом к моей шее. Клянусь, нет ничего приятнее его объятий, когда он такой теплый и ласковый после пробуждения.

Неся его по коридору, я вижу момент, когда он замечает Такера. Он ёрзает в безмолвном требовании, чтобы его отпустили, и в тот момент, когда его ноги касаются пола, бежит к Такеру и тянет к нему ручки.

— Ты здесь, — радостно говорит он, и Такер поднимает его на руки.

— Пришел позавтракать с вами.

Кингстон обнимает его за шею так, что мое сердце млеет.

— Можно нам блинов? — Кингстон смотрит на меня. — С шоколадными шариками?

— Блинов можно. — Я беру чашку кофе, которую Такер передает мне. — Но не уверена, что у нас остались шоколадные шарики. Помнишь, я застала тебя, когда ты ел их, как конфеты?

— Они — конфеты. — Он ухмыляется мне, будто все еще считает это смешным.

— Он прав, — говорит Такер, и я сердито смотрю на него, вызывая у Кингстона хихиканье. — Просто сказал, детка.

— Забудь. — Я ставлю чашку и иду в кладовую, чтобы взять коробку смеси для блинов и мизерные остатки шоколадных шариков.

— Мы можем снова прийти к тебе домой? — спрашивает Кингстон Такера, пока я начинаю готовить завтрак.

— Можешь приходить в любое время, когда захочешь.

Такер усаживает моего мальчика на стойку рядом с тем местом, где я ставлю миску.

— Правда? — Его глаза расширяются. — Мы можем пожить у тебя?

У меня сжимается желудок, и я хочу что-нибудь сказать, но понятия не имею, что, потому что Кингстон всего лишь ребенок и на самом деле не понимает, что жить с кем-то — это очень важно. Черт, просто остаться у кого-то на ночь — это очень важно, особенно когда у тебя есть ребенок.

— Можно поставить в другой комнате кровать, и вы с мамой будете оставаться на ночь, когда захотите, — опережает меня Такер, и мое сердце начинает бешено колотиться, когда он смотрит на меня и продолжает: — Кажется, двуспальная кровать Винтер до сих пор хранится на складе. Сегодня я спрошу о ней у Майлза.

— Это не обязательно, — тихо говорю я.

Не хочу, чтобы он думал, что ему нужно это делать только ради желания Кингстона. То, что Такер остается здесь, — это одно, а то, что мы у него дома, — совсем другое — или это только я так думаю. Не хочу вторгаться в его пространство или напрягать его.

— Мне нравится идея, что вы останетесь у меня, — твердо, но ласково говорит он.

— Хорошо, — соглашаюсь я.

Черты его лица смягчаются, прежде чем он обхватывает меня за шею и притягивает к себе, чтобы поцеловать в висок.

— Ну-ка, расскажи мне, чему тебя учат в школе, — спрашивает Такер, и плечи Кингстона опускаются.

— Это не настоящая школа. Мы только гуляем и все.

— Разве вы не изучаете азбуку и счет? — Я поднимаю бровь.

— Это я уже знаю, я с двух лет умел считать до двенадцати.

Ладно, он прав. Мы изучали азбуку, счет, цвета и фигуры с тех пор, как он стал достаточно взрослым, чтобы сидеть. Я почти уверена, что у меня в телефоне есть миллион видео, где он поет песенки про азбуку и цифры.

— Чему ты хочешь, чтобы тебя там учили? — спрашиваю я.

— Науке.

— Какой науке? — уточняет Такер, прислоняясь к стойке с чашкой кофе.

— Вулканам и ракетам, всему, что взрывается! — Он размахивает ручками, сбивая миску со стойки, но Такер ловит ее.

— Милый, ты слишком мал для вещей, которые взрываются. — Я беру миску у Такера и ставлю ее на место.

— Нет, не мал. Мне скоро четыре.

— Да, четыре, а не четырнадцать, — возражаю я, и он закатывает глаза.

Господи, с этим пареньком будут проблемы, когда он станет подростком.

— Ладно, какую вечеринку в честь дня рождения ты хочешь в этом году? — меняю я тему. Мое материнское сердце уже не выдерживает разговоров о взрывчатке.

— С ракетами и вулканами, — отвечает он, и я закатываю глаза.

Такер запрокидывает голову и смеется.

Мне лишь остается вздохнуть. Мальчишки…