Такер
Когда следующим утром солнце только начинает касаться неба, я стою на крыльце дома матери Кристен и смотрю, как бледнеет лицо Барбары Стейбл, когда она открывает нам дверь. Материнская ли это интуиция или шестое чувство, но она знает причину нашего визита еще до того, как мы с Майлзом произносим хотя бы слово.
— Миссис Стейбл, — здороваюсь я, кивая. — Вы не возражаете, если мы зайдем и поговорим с вами несколько минут?
Не говоря ни слова, она придерживает дверь, пропуская нас внутрь, и ее худощавое тело, выглядящее еще более хрупким с того момента, как я ее увидел, дрожит, пока она ведет нас на кухню-столовую.
— Хотите кофе? — Она оглядывается, будто только сейчас понимает, где находится.
— Нет, спасибо, мэм.
Майлз выдвигает для нее стул и ждет, пока она сядет. После этого сам садится напротив и берет ее за руки, и все силы, за которые она цеплялась, чтобы сдержать слезы, улетучиваются в одно мгновение.
— Пожалуйста, не говорите мне, что она мертва, — шепот мольбы едва слышен из-за резкой боли в голосе.
— Нам очень жаль, — тихо говорю я, ненавидя это гребаное слово.
Четырем буквам не охватить сочувствия, печали или гнева, которые я испытываю из-за ее потери. Да и как они могут? Но тогда, что же сказать страдающему человеку? Никаких слов не будет достаточно, чтобы успокоить боль, не в подобной ситуации. Не тогда, когда мать потеряла свою семнадцатилетнюю дочь из-за монстра, которого не должно было существовать.
— Как?
Она переводит взгляд между нами, и я слушаю, как Майлз объясняет кое-что из того, что нам стало известно сегодня утром. Каждая подробность открывает раны, которые никогда не заживут по-настоящему, только не для Барбары, и в такие моменты я ненавижу свою работу. В такие моменты я бы не хотел быть наделенным властью восстанавливать справедливость, чтобы не испытывать ту же гребаную боль, что и другой человек.
Бесполезная попытка с моей стороны.
Всегда есть еще одна жертва, всегда остается еще одна семья, которая чувствует себя беспомощной после трагической потери любимого человека.
Прошлой ночью, когда я добрался до округа Мэдисон, коронер уже был на месте. И еще до восхода солнца, мы с Майлзом присоединились к нему, пока он заканчивал вскрытие девушки, найденной в лесу. Он подтвердил то, что мы уже знали.
Девушкой была Кристен Стейбл. Чего мы не знали, так это того, как она умерла, но к тому времени, когда мы вышли из его офиса сегодня утром, у нас имелась и эта информация. Она подверглась жестокому насилию, которого не должны испытать ни одна женщина, а затем ее задушили, скорее всего, ремнем. Ее смерть не была безболезненной и быстрой. Она страдала, борясь за свою жизнь, но ее сила в последние минуты вселяет в меня надежду найти человека, который сделал это с ней.
Она умерла, забрав с собой частички нападавшего — под ногтями, между ног и на одежде. Убийца не был профессионалом. Он оставил улики, скорее всего, полагая, что если на тело когда и наткнутся, время и естественный цикл разложения скроют следы его преступления.
Он понятия не имел, что участок земли, на котором он бросил Кристен, принадлежал семье с тремя маленькими мальчиками, которые использовали каждый ее дюйм как игровую площадку. Когда вчера днем один из них нашел тело Кристен, он побежал домой и рассказал об этом старшему брату, тот поехал на квадроцикле, чтобы проверить, правду ли говорит ребенок. И после подтверждения того, что его брат не лгал, он позвонил в 911.
К счастью, у шерифа, который до переезда в Теннесси работал в Чикаго, хватило сообразительности проверить заявления о пропавших без вести не только в своем округе, но и в ближайших округах. Увидев фото Кристен и ее все еще открытое дело, он позвонил Майлзу.
— Понимаю, утром вы захотите уделить время оповещению друзей и семьи, но я был бы признателен, если бы вы вспомнили, с кем Кристен проводила время, возможно, кто-то проявлял к ней особый интерес, — говорит Майлз, вырывая меня из моих мыслей, и я сосредотачиваюсь на заплаканном лице Барбары.
— Думаете, это кто-то, кого она знала? — Она качает головой, затем обхватывает себя руками за талию. — Ее все любили. Никто из ее знакомых не причинил бы ей такой боли.
Черт, хотел бы я, чтобы это было правдой, но в девяти случаях из десяти это не так.
— Мы понимаем, — тихо вставил я, — тяжело думать, что тот, кому она доверяла, может ее предать. Но есть ли кто-нибудь… кто угодно, о ком вы еще не рассказывали нам? Учитель, родитель друга, кто-то, о ком она вам рассказывала, и кто заставлял ее чувствовать себя некомфортно?
— Нет.
Она даже не раздумывает над вопросом, потому что никто не хочет над ним раздумывать. Одно дело представлять монстра, прячущегося под твоей кроватью ночью. Другое дело знать, что монстры реальны и что они не скрываются в темноте, а живут и дышат, как и все мы, и не редко могут оказаться нашими друзьями.
— Хорошо, — мягко говорит Майлз, зная, как и я, что сегодня мы от нее большего не добьемся, не тогда, когда рана так свежа. — Если хотите, мы можем подождать с вами, пока к вам не приедет друг?
— Нет, — шепчет она, затем ее взгляд останавливается на Майлзе, а потом она переводит его на меня. — Найдите его. — Она сглатывает, глядя то на меня, то на Майлза. — Пообещайте, что найдете того, кто причинил моей девочке боль.
— Мы сделаем все возможное, чтобы добиться справедливости для Кристен, — отвечает Майлз, и мои руки сжимаются в кулаки.
Мы с Майлзом много лет назад поняли, что нельзя давать обещаний, которые мы не сможем сдержать, ни семье, ни самому себе. Это дерьмо разъедает вас и делает жить невыносимой.
В любом случае, спокойной жизни мне не видать. Каждое нераскрытое дело, лежащее на моем столе, преследует меня каждый божий день, занимая место в моей голове и сводя с ума, как головоломка с отсутствующей деталью.
Пообещав ей быть на связи, мы оставляем ее на маленькой кухне набирать первый телефонный номер и выходим на улицу.
Забравшись на пассажирское сиденье грузовика Майлза, я провожу ладонями по лицу, измотанный не только физически, но и морально.
— Ты в порядке? — спрашивает Майлз, и я перевожу взгляд на него.
— В полном. А ты?
— Не ври. Что происходит с Наоми? — спрашивает он, зная о ее романе, так как во время того звонка несколько дней назад он был со мной.
— Вчера вечером я встретил жену Боуи.
— Черт, я даже и не подумал, что она может там быть.
— Она понятия не имела, что я в курсе романа.
— Как так? — Он останавливается на красный свет и поворачивается, чтобы посмотреть на меня. — Она ведь сама сказала тебе о нем.
— Как выяснилось, мне позвонила ее подруга, без ее ведома.
— Охренеть.
— Вчера, при виде меня и Наоми, она убежала, словно увидела привидение. Она понятия не имела, что я буду там. Я даже не думаю, что она знала, что с Боуи работаем вместе.
— Ты говорил с ней?
— Ага.
На этом я останавливаюсь. Ни за что не скажу ему, что прошлым вечером я последовал за ней не один, а два раза. Не тогда, когда я даже не понимаю, почему так поступил.
— Ты звонил тому адвокату, о котором тебе говорил Дейтон? — спрашивает он, имея в виду нашего брата Дейтона, который работает адвокатом в Колорадо, но имеет связи по всей территории США.
— Она собирает документы. И с уликами, которые я смог достать на Наоми, она утверждает, что проблем с выплатой алиментов у меня не возникнет.
— Спасибо, бл*ть.
— Можешь повторить это еще раз, — бормочу я. — Потому что я не дал бы ей ни цента, даже если бы это означало пойти против решения суда.
Он согласно хмыкает, не добавляя больше ни слова. Да и что тут скажешь. Он знает, что за эти годы я заплатил больше, чем положено. Я заботился о ней в браке, давал все, что она хотела, и даже больше, чем ей было нужно. А спустя четыре года остался с носом, потратив впустую время на попытки наладить наши отношения.