Принцесса в розовом

Пятница, 9 мая, 20:00

Ох! Вот уж не думала, что скажу такое, но — бедная Лилли.

Бедная, несчастная Лилли!

Она только что узнала, что Борис ведет Тину на выпускной. Услышала наш с Майклом разговор. И теперь звонит мне, лепечет сквозь слезы что-то невразумительное.

— М–Миа, — икает она, — н-ну что я сд-делала?

Что она сделала, как раз таки яснее ясного: разрушила собственную жизнь, вот и все.

Но не могу же я ей так прямо и сказать.

И я стала распинаться о том, что мужчина женщине нужен как рыбке зонтик и что наступит день, ко­гда она полюбит снова, бла-бла-бла. В общем, несла ту же ахинею, которой мы с Лилли пытались утешать Тину, ко­гда ее бросил Дэйв Фарух Эль-Абар.

С той маленькой разницей, что Борис-то Лилли не бросал — она САМА его бросила.

Но как я могу напоминать об этом Лилли? Это все равно что добивать лежачего.

Честно говоря, мне трудно оказывать ей психологическую поддержку, потому что:

а) я слишком счастлива

и

б) мама с бабушкой по-прежнему орут за стеной.

В конце концов пришлось даже извиниться и отлучиться. Я вошла в гостиную и рявкнула:

— Бабушка, ради всего святого, позвони уже в Les Hautes Manger и попроси их взять Джангбу обратно на работу! Тогда ты вернешься в «Плазу» и оставишь нас В ПОКОЕ!

Тут встрял мистер Джанини, который сидел за столом на кухне и делал вид, будто читает газету:

— Боюсь, Миа, забастовка не кончится, даже если этого молодого человека возьмут обратно на работу. Слишком далеко все зашло.

Ну спасибо, а мне как жить прикажете?! Я почти ничего не могу найти в собственной комнате, ведь всюду разбросаны бабушкины вещи. Это страшно деморализует — ко­гда лезешь в ящик с бельем за трусиками с королевой Амидалой, а натыкаешься на ЧЕРНЫЕ ШЕЛКОВЫЕ КРУЖЕВНЫЕ ТАНГА, которые носит бабушка.

У моей бабушки белье сексуальнее, чем у меня! Полная жесть. Еще неизвестно, сколько лет мне потом придется прорабатывать эту травму с психотерапевтом.

Но кого волнует психическое здоровье ребенка? Правильно, никого!

Так вот, возвращаюсь я к себе в комнату, поднимаю трубку, а там Лилли все распинается о Борисе. Честное слово! По-моему, она даже не заметила, что я уходила!

— …Но я не ценила наши отношения, пока они не закончились, — говорит она.

— Угу, — бормочу я.

— А теперь я состарюсь и помру старой девой с сорока кошками. Нет, конечно, и так люди живут, и вообще мне не нужен мужчина, чтобы состояться как личность, но я все­гда представляла, что какой-никакой сожитель у меня будет…

— Угу, — отзываюсь я. Только что заметила — моему возмущению нет предела! — что Роммель приспособил мой рюкзак в качестве личного ложа. А еще что бабушка весьма бесцеремонно натянула свою маску для сна на один из моих снежных шаров с диснеевскими принцессами.

— И да, конечно, я принимала его любовь как должное и даже не разрешала ему меня трогать. Но серьезно, неужели он думает, что от Тины добьется большего? Она же из тех, кто потребует как минимум предложения руки и сердца, прежде чем позволит ему хотя бы взгляд бросить под футболку…

О-о-о-о. Разговор принимает интересный оборот.

— Что, серьезно? Борис тебя даже не трогал?

— Ну как-то до этого не доходило, — удрученно отвечает Лилли.

— А Джангбу?

На другом конце провода повисает молчание. И это молчание пропитано чувством вины. Тут нет никаких сомнений.

Но все-таки приятно узнать, что они с Борисом никакими грудохватательными делами не занимались. Вот обрадую Тину… ну, если смогу распрощаться с Лилли и позвонить ей, конечно.

Интересно, полезет ли Майкл мне под платье завтра вечером… платье-то как-никак без бретелек.

Да и потом, сами понимаете, — выпускной…