Принцесса в розовом

Воскресенье, 11 мая, 1 час ночи, родильное отделение больницы Святого Винсента

Господи… боже… мой.

Поверить не могу. Просто в голове не укладывается. Сегодня я стала не только настоящей женщиной (хотя это не точно), но еще и старшей сестрой.

Да-да. С гордостью сообщаю, что в 00:01 по североамериканскому восточному времени я сделалась старшей сестрой Рокки Термополиса-Джанини.

Родился он на пять недель раньше срока, поэтому весит всего четыре фунта пятнадцать унций [86]. Но Рокки, как и тот, в чью честь его назвали (у мамы, похоже, сейчас просто нет сил отстаивать Сартра. А я и рада. Назвать человека Сартром — это фу. Ребенка по имени Сартр вечно будут поколачивать), — настоящий боец. На время его поместят в «бокс», чтобы он «набрал и окреп». Но врачи говорят, что и с мамой, и с новоявленным Y-хромосомным угнетателем все будет хорошо…

Чего не скажешь о приемной бабушке. Она в полном изнеможении осела рядом со мной. Кажется, дремлет, даже похрапывает тихонько. Слава богу, никто этого не слышит. Ну, в смысле, никто, кроме мистера Дж., Ларса, Ханса, моего папы, соседки сбоку Ронни, соседа снизу Верла, Майкла, Лилли и меня.

Но сегодня бабушка имеет полное право на усталость. Судя по скупому маминому отчету, если бы не бабушка, малыш Рокки мог родиться прямо в лофте… и даже безо всякой заботливой акушерки. А учитывая, как стремительно он вылез на свет, да еще и раньше срока, и что ему понадобился кислород, чтобы легкие как следует заработали, это могло кончиться катастрофой.

Поскольку я отбыла на бал, а мистер Джанини вышел «в магазин прикупить лотерейных билетиков» (перевод: настолько обалдел от бесконечной грызни, что устроил себе перерыв), то, ко­гда у мамы внезапно отошли воды, дома была только бабушка. (Слава богу, отошли они в туалете, а не на кушетке. А то где бы я сегодня спала????)

— Только не сейчас! — услышала бабушка мамин стон из туалета. — О господи, только не сейчас! Еще слишком рано!

Бабушка подумала, что мама про забастовку: мол, не дай бог она кончится и придется лишиться приятного общества вдовствующей принцессы Дженовии. И конечно же, поспешила к маме в комнату — узнать, по какому каналу она смотрит новости…

Тут-то и выяснилось, что телевизор ни при чем.

Бабушка говорит, что дальше действовала по наитию. Она выбежала из квартиры с криками:

— Такси! Такси! Кто-нибудь, поймайте такси!

Она не слышала горестных маминых воплей:

— Акушерку! Нет! Вызовите акушерку!

К счастью, наша соседка по лестничной клетке Ронни была у себя. Вообще она заядлая тусовщица, и застать ее в субботу вечером практически невозможно. Но недавно она болела гриппом, еще не до конца поправилась и решила скоротать вечерок дома. Ронни открыла дверь, высунулась на лестницу и спросила:

— Чем я могу вам помочь, мисс?

На что бабушка — хорошо это себе представляю! — ответила:

— Хелен рожает! Срочно такси! И для вас, мистер, я ваше королевское высочество!

Пока Ронни бегала вниз и ловила такси, бабушка нырнула обратно в квартиру, подхватила маму и заявила:

— Все, Хелен, мы едем.

Мама наверняка запротестовала:

— Но я не могу рожать сейчас! Еще слишком рано! Сделайте что-нибудь, Кларисса! Пусть это прекратится!

— Я могу отдавать приказы Королевским военно-воздушным силам Дженовии, — отозвалась бабушка. — Королевскому флоту Дженовии тоже могу. Но единственная вещь в мире, над которой я никакой власти не имею, Хелен, это твоя матка. Так что хватит ныть и пошли.

От всей этой движухи, конечно же, проснулся сосед с нижнего этажа Верл. Он прибежал на шум, подумав, что наконец-то свершилось прибытие инопланетных существ… но наткнулся на ковыляющую по лестнице маму и понял, что тут вот-вот прибудет совершенно другое существо.

— Я сбегаю за Фрэнком! — вызвался Верл, узнав, в чем дело.

К тому времени, как мама с бабушкой преодолели все ступеньки всех трех лестничных пролетов, Ронни уже поймала такси, а мистер Дж. с Верлом на рысях неслись к ним по улице…

Вся эта компания набилась в такси (хотя вообще-то, согласно постановлению городских властей, одномоментно в такси может находиться максимум пять человек, включая водителя, — и таксист даже пытался на этом настаивать, на что бабушка заявила: «Вам известно, кто я, молодой человек? Я вдовствующая принцесса Дженовии, я в ответе за нынешнюю забастовку, и, если вы не будете делать, как я скажу, я добьюсь, чтобы ВАС тоже уволили!»). И они помчались в больницу Святого Винсента. Мы с Ларсом и Майк­лом примчались через полчаса после звонка и застали в приемном отделении всю честную компанию (за вычетом, разумеется, мамы и мистера Дж., которых отправили напрямую в родблок). И все вместе стали напряженно ждать известий о состоянии мамы и ребенка.

Чуть позже подъехали папа с Хансом (папе позвонила я), а еще какое-то время спустя нарисовалась Лилли (ей, по всей видимости, прямо с выпускного позвонила Тина — наверное, пожалела Лилли, которая сидит дома одна-одинешенька), и мы вдевятером (вдесятером, если считать таксиста, который никак не мог от нас отвязаться и все требовал, чтобы ему заплатили за ущерб, который шпильки Ронни причинили его коврикам; наконец папа швырнул ему стодолларовую купюру, которую тот сцапал и был таков) сидели, не сводя взгляда с часов. Я в розовом бальном платье, Ларс и Майкл в смокингах — мы определенно были одеты наряднее всех в больнице Святого Винсента.

Если до того у меня хоть какие-то ногти были, то теперь уж точно никаких не осталось. За два часа я просто ВСЯ извелась. Наконец появился врач и с радостным видом объявил:

— Мальчик!

Мальчик! Брат! Должна признаться, что на крошечную долечку секунды я расстроилась. Я так надеялась на сестру! На сестру, с которой смогу делиться любыми секретами — например, что сегодня на балу я наконец перешла на новую ступень отношений с парнем. На сестру, которой буду покупать дурацкие значки с надписями вроде: «Сестры по крови, подруги по жизни». На сестру, с которой смогу играть в барби, и никто не скажет, что я страдаю фигней, ведь это же ЕЕ барби и играть я буду с НЕЙ.

Но потом я подумала, сколько всего можно делать с младшим братом… например, поставить его в очередь за билетами на «Звездные войны» (ни одна девчонка нико­гда на такую ерунду не согласится). Кидаться камнями в злобных лебедей на лужайке перед дженовийским дворцом. Тайком таскать у него комиксы про Человека-паука. Воспитать из него идеального бойфренда для какой-нибудь особо везучей девчонки, как в песне Лиз Фэр Whip-Smart.

И внезапно мысль о том, чтобы иметь брата, показалась мне не такой уж ужасной.

А потом из родильной палаты, спотыкаясь, выбрел мистер Дж. Слезы катились по обеим сторонам его бородки, и он издавал какие-то нечленораздельные звуки, вроде как макаки-резус на канале «Дискавери», и разобрать можно было только слово «сын», и я поняла… просто раз — и поняла… что это абсолютно правильно и очень хорошо, что мама родила мальчика… мальчика по имени Рокки, названного в честь человека, которого, если так подумать, женщины все­гда уважали и любили («АДРИАН!»). Я поняла, что так распорядилась сама судьба. Что вместе мы с мамой вырастим самого офигительного не-сексиста и не-шовиниста, который будет любить И барби, И Человека-паука, обходительного, веселого, спортивного (но не тупого качка), чувствительного (но не нытика), который вовремя полезет девушке под одежду и нико­гда не оставит поднятым сиденье унитаза.

Одним словом, мы вырастим из Рокки…

Майкла.

И я клянусь всем, что для меня свято, — Толстяком Луи, Баффи и добрым народом Дженовии (именно в этом порядке), — клянусь, что позабочусь о том, чтобы к тому времени, ко­гда Рокки дорастет до собственного выпускного, он НЕ считал его какой-то тупой тусой.

Примерно 2,24 кг.