Скованный заклинанием, перед нами лежал самый обыкновенный скелет ежа. И даже с задубевшей до твердости камня шкурой, из которой воинственно торчали иголки. С одной из них я сняла кусок копченого окорока и хмыкнула:
– Так вот кто пришел на запах.
– Смотри, а это, кажется, заяц. – Лукаш обратил мое внимание на другую тварь. – Если судить по зубам.
– Занятно.
На пару с некромагом мы обшарили весь овраг. Вышло неожиданно. На нас нападали не упыри или вампиры, а просто мертвая лесная живность. Ежи, зайцы, белки, кто-то вроде куницы, пара сов и даже одна небольшая лиса. Чьи-то кости уже были совсем чистыми, чьи-то – еще хранили на себе остатки плоти, но внутри каждого светилась тусклая искорка Потустороннего. Всего мы насчитали двадцать один экземпляр.
– Не понимаю, – растерянно почесал в затылке Лукаш. – Откуда они взялись, да еще в таком количестве?
– Хороший вопрос, – пробормотала я.
Я еще раз прошлась по дну оврага, внимательно осматривая склоны. Не было тут ничего особенного. Трава, кусты, мягкая почва под ногами. Ни человеческих следов, ни могил или пещер, способных стать гнездом.
– Хороший вопрос, – повторила задумчиво, пошевелив концом посоха кучку птичьих перьев под одним из кустов.
Потом присела и достала из-за кочки старый волчий череп. К счастью, совершенно мертвый.
– Вся нежить выходила именно отсюда, – констатировала я в итоге. – Сюда же она возвращалась утром, чтобы залечь в спячку.
Под руку попался недогрызенный колбасный хвостик, что только подтверждало мою теорию. Конечно, колбасой такая нежить не питается. Но тяга к аппетитным запахам и желание пожевать что-нибудь вкусное – это наследие прошлой, нормальной жизни.
– Нежить совсем молодая, – решила я. – Когда, ты говоришь, ее активности заметили в деревне?
– В середине весны.
– А к тебе обратились только сейчас?
– Так грешили на крыс, – развел руками Лукаш.
– Вот как…
Я еще раз взглянула на скелеты. Когда мертвое тело обретает подобие жизни, процессы разложения в нем практически останавливаются. Те, чьи кости аж сияют чистотой, явно поднялись минимум через несколько месяцев после того, как умерли. А те, на ком видна плоть или перья, ожили практически сразу.
Выходит, сами кости имеют разный возраст, но нежить поднялась почти одновременно. И это очень странно. Сами по себе животные не становятся нежитью: это ведь не люди, способные нести в себе эмоции гнева, обиды или ненависти. А обратить такое количество леской живности насильно может только очень сильная некроманомалия. Но ее мы с Лукашем обязательно почувствовали бы. И раз этого не случилось, вариант остается только один.
– Здесь постарался человек, – сообщила я напарнику.
– Уверена? – помрачнел тот.
– Да. Не понимаю только, случайно или намеренно, но без человека явно не обошлось.
– И что будем делать?
– Уничтожим тут все, – решила я. – Или почти все. Кого-нибудь я прихвачу с собой и исследую. Нужно разобраться, что случилось.
Выбрав из кучи парализованной нежити жутковато выглядящий скелет совы, я заключила его в энергетическую клетку. После чего мы уничтожили всю нежить, развеяв кости прахом, а искорки Потустороннего отдав кьюрам. Что бы тут, в овраге, ни произошло, больше мертвое не должно потревожить покой живого.
Лукаш любезно подвез меня до самых ворот. Я не хотела возвращаться пешком, поэтому попросила коллегу везти меня в особняк, махнув рукой на конспирацию. Все поняли, что мы с Фридом – пара. Так зачем скрываться?
Прихватив клетку с совой, я осторожно открыла дверь. Полночь уже давно минула, и мне не хотелось разбудить весь дом своим поздним возвращением. Но как оказалось, спать легли не все.
– Ружена? – Фрид вышел в темный холл.
– Привет, – поздоровалась я, пытаясь спрятать за спину клетку с некросовой. – Почему ты не спишь?
– Хотел дождаться тебя, – признался мужчина.
Он остановился в полушаге от меня и сказал тихо:
– Я волновался.
– Фрид… – шепнула я, не в силах отвести от него взгляда.
Улыбнувшись уголками губ, мужчина поднял руку и достал у меня из волос дубовый лист.
– Знаю, что это твоя работа, – сказал он тихо. – И никогда не скажу ни слова против. Но всегда буду ждать твоего возвращения, независимо от того, как поздно ты вернешься.
Меня затопило нежностью. Поймав ладонь Фрида, я прижалась к ней щекой. Качнулась навстречу, не отводя глаз. Он обнял меня за талию. И поцелуй почти случился, вот только злосчастная сова дала о себе знать, громко щелкнув костяным клювом.
– У нас новый жилец? – спокойно осведомился Фрид, заглядывая мне за плечо.
– Это улика, – вздохнула я. – Хочу запереть ее где-нибудь в подвале, чтобы утром исследовать и понять, откуда в лесу взялось такое странное гнездо нежити. Можно?
– Можно.
– А еще мама пригласила нас на ужин завтра. Пойдем?
– Пойдем.
Удивившись такой сговорчивости, я отстранилась, чтобы видеть лицо мужчины, и переспросила:
– Правда?
– Да, – подтвердил он, улыбнувшись. – Почему не пойти? Пора познакомиться с твоими родителями. Ведь у нас все серьезно.
– Серьезно? – повторила эхом.
– Ты таскаешь нежить ко мне домой, – усмехнулся Фрид и все же поцеловал меня, быстро, но жарко. – Куда уж серьезнее.
– Ну… – я немного смутилась.
– Иди, устраивай свою сову. – Он выпустил меня из объятий. – Если что, в кладовке есть еще несколько пустых сундуков.
– Спасибо, – улыбнулась я и чмокнула его в уголок губ.
Путь из-за нас с Миком жизнь Фрида стала напоминать сумасшедший дом, это определенно пошло ему на пользу.