Русалочьи сказки

Глава 14 Доза Мужества

Хотите-не хотите, но надо работать. Очереди из миллионеров, желающих обеспечить меня, не наблюдается.

Лулу унеслась в институт, а я поплелась на работу. Места в автобусе мне не досталось, так что и сеанс психоанализа хотелось отложить. А потребность была! Я даже и не думала, что встреча с бывшим так меня растревожит. В моем сознании он так и остался тем — молодым, здоровым, еще со всеми зубами, обернувшимся на пороге, помахавшим рукой — и исчезнувшим на все эти годы.

Нет, ну конечно, как воображаемый муж он никогда меня не покидал. Все эти годы я советовалась с ним, высказывала ему, жаловалась, плакалась, делилась сокровенными переживаниями и материлась. Ему я показывала новые сапоги в примерочной магазина, и спрашивала: ну что, берем? Ему я давала попробовать каждое блюдо, спрашивая, достаточно ли соли? Его я обнимала ночами — кого же еще? — временно заменив старым зайцем. Ему я хвасталась Амалькиными пятерками и жаловалась на ее поведение в школе.

А тут, вот он, настоящий, и ничего не спросить. Как ты жил без нас? Вспоминал? Смотрел издалека, как мы идем из детского сада? На первое сентября пришел с букетом, но не решился подойти? Или запросто выкинул из своей жизни как растянутые штаны? Все это время никогда не задумался о том, какая у тебя получилась дочь? И как она живет?

Я уж молчу о себе. А ведь любил, слова-то какие говорил, чем соблазнял! Или это я такая дура, что рассиропилась, напридумывала себе того, чего и не было? Теперь, по прошествии времени, не могу вспомнить, что меня заставило поверить в его любовь. Скорее, я просто была воспитана на всех этих сказках, и знала, что вот он придет, я вмиг узнаю, вся обомлею, запылаю, и в мыслях вымолвлю «Вот он!». Так что на его месте мог быть кто угодно другой. Я бы и другому поверила и пустила в свое сердце, душу, квартиру.

И, кто знает, может моя жизнь была бы хуже, или лучше. Может, попался бы такой, что бил бы. Или наркоманил. Или наоборот, красавец с золотыми руками, построил бы мне огромный дом в Подмосковье, с баней и барбекю, и я бы занималась выращиванием петуний. Ходила бы в кружевном фартучке, кормила кроликов и золотых рыбок в прудике. По газончикам бы бегали декоративные свинки, японский садик журчал бы фонтанчиками, и я варила бы янтарное варенье в медном тазу на летней кухне.

М-м-м, идиллия. Но скучно, капец.

Вот удивительно. Природа, получается, создает всех самок и самцов похожими. Самцы сами по себе нацелены на охмурение самок, которые рождены для этого самого охмурения. Но почему так несправедливо, что сразу после достижения цели самцы теряют интерес к самке, а она, наоборот — приобретает, причем готова посвятить ему всю оставшуюся жизнь? Да, да, я слышала про полигамию и стремление мужского пола к размножению во всех имеющихся на горизонте вариантах. Но почему бы мудрой природе не сделать всем женщинам инстинкт самки богомола? Сделал дело — кусь. Башки нет, никто не бросит, не изменит, не забудет про годовщину свадьбы, не напьется на тещином дне рождения и не покажет ей голую жопу.

И был бы идеальный мир. Все женщины бы дружили и чмокались в щечки при встрече. Никакой конкуренции. Нет никакой разницы, как ты выглядишь, потому как не перед кем выделываться. Никто не вертит хвостом перед твоим мужем, который безголовой чучелкой сидит в креслице с вечной газетой. Ну или с планшетиком. Скучно, конечно было бы. Но а сейчас, что, весело? Вечный адреналин. Встретились, познакомится — не познакомится? Познакомились, понравится — не понравится? Понравились — переспим-не переспим? Переспали, женится — не женится? Женился, уйдет — не уйдет?

А-а-а!

Как все сложно, божечки-кошечки, как говорит Лупита.

Недавно прочитала интересное. Муж жене говорит: «Голова болит, дай таблетку». Она ему отвечает: «Возьми в аптечке».

— Да у тебя там хрен знает, сколько всех этих лекарств

Она вздыхает:

— Это да, раньше было, Доза Мужества — парацетамол и анальгин.

Он восхищенно:

— Как красиво, «Доза Мужества»!

Она крутит пальцем у виска.

— Дебил, что ли? До! Замужества!

И вот так у нас всегда. Каждому нужна своя Доза Мужества.

И вот, вернувшись к Саньку.

Была бы я счастлива, если бы он — такой — мелькал бы у меня перед глазами? Все эти годы. Теперь уже, без розовых очков, я понимаю, что ни хрена хорошего бы у нас не вышло. Как мужик он говно. Ни ремонта сделать, ни подарок хороший подарить, вечно жался, экономил, и сейчас, наверняка, такой же. Даже новая жена, которая добыла его, как трофей, не выдержала, выставила за дверь.

Хотя, кто их там знает, чем они занимались? Ей он достался в самом соку, молодой, красивый, и она получила его безо всякой нагрузки в виде алиментов, сволочной бывшей, которая мажет их двери фекалиями, пишет на стенах подъезда «Саша, вернись, я все прощу!», грозится покончить с собой, и так далее — насколько позволяет больная фантазия. Но тем не менее, она с ним протянула семнадцать лет! Что-то же ее, получается, держало в этом союзе! Его-то, понятно, сиськи. А ее? Миллионером он не стал, новых органов полезных не отрастил, наследство тоже ниоткуда не свалилось. А судя по тому, что он пришел к ней с приданым в виде нашей с ним мебели, вплоть до поюзанного унитаза, это ее характеризует как особу очень (если не слишком) практичную.

Но она жила с ним, спала в одной кровати, утром готовила ему завтрак, стирала его носки и трусы, терпела его храп по ночам — и все это время старательно забывала, что ее Прынц бросил прежнюю женщину с маленькой дочкой в пустой, голой квартире, сразу после смерти тещи. Может, ей нравились плохие парни? Из разряда тех, кто с идиотским ржанием пердит ей в лицо и, довольный собой, убегает?

От этой мысли стало так хорошо. Все логично, все здорово. Мне он нужен был только для того, чтобы на свет появилась моя прекрасная дочь. И за его услуги я заплатила всем тем, что он вывез из дома. А потом он осчастливил меня, избавив от своего общества, и предоставив возможность жить в спокойствии и гармонии с собой. То, что я этой возможностью не воспользовалась — это уже другое. Главное, что все эти годы никто мне не отравлял жизнь. А судя по тому, каким он стал, его медленное гниение на моих глазах никакого счастья бы мне не принесло.

И вот теперь мы имеем, что имеем.

Я, свободная, красивая (не ха-ха, а красивая), почти в отношениях (осталось только определиться, с кем и поставить его в известность), в прекрасной (главное, своей!) квартире с винтажной обстановкой (всяко лучше, чем модульное говно, которое досталось новой жене Санька), с перспективами, талантами (кулинарным, например), и теперь уже — почти с международными связями.

И он — потасканный, неухоженный, без жилья, без перспектив, без чести, совести и флага, возможно, с алиментами и выводком детишек в свежезаконченном браке.

Счет, думаю, понятен. Победа присуждается мне.

Моя остановка.

Сюрпризы ждали меня сразу с порога.

Первый — на рабочем месте присутствовала сама начальница. Удивительно, но не критично.

— МайФилип, как рада вас видеть! Да уж, по вам видно, что вы нездоровы. Но кес кесе, кто если не мы? Работу надо работать, селяви. А у нас тут перемены!

Она повела рукой и я увидела второй сюрприз.

На наших столах красовались новые компьютеры.

— Вот это красота! — восхитилась я. — Неужто достучались вы до них?

— Еще бы! — довольно произнесла Елена Сергеевна. — И давно пора было установить, так сказать, свой авторитет! Мы тут, пардон, не лаптем щи хлебаем! Теперь, в смысле. А раньше хлебали!

Под эти разговоры в дверях нарисовался третий сюрприз.

— Пал Юрич! — представила шефиня молодого человека.

«Что-то многовато в последнее время вокруг меня мужчин» — подумалось мне.

Но, присмотревшись, поняла, что ПалЮрич это не мужчина. Это, скорее, Сотрудник. А еще скорее, Сокамерник. Только он об этом еще не знал. Он, наверное, думал, что пришел на Работу. Выгреб из Лидочкиного стола крошки и огрызки колбасы и принялся спасать мир. Ну или нашу, несчастную без него, организацию. На его лице читалось легкое презрение ко мне, шефине, и всем бухгалтерам-экономистам. Я, не будучи Вангой, предположила, как он будет цокать языком и закатывать глаза на любой вопрос, к нему адресованный. И для себя решила поменьше к нему обращаться.

Возрастом он был явно моложе меня, но старше Амальки. Лет тридцать пять, плюс-минус. Одет чисто, опрятно, очки в хорошей оправе, ухоженные руки с блестящими (наполированными?) ногтями. Но не гей.

— Тоже мне, профайлер! — фыркнул где-то в голове обиженный психолог.

— Да ну какой он гей! — мысленно возразила я. — Скорее, маменькин сынок! Закомплексованный неудачник! Зубрила! Лох, короче. С задатками Наполеона.

Как же узнать, женат ли он? Права ли я насчет него?