Новый год мы с Танькой решили отмечать на улице. Не в буквальном смысле — на лавочке у подъезда, а решили обрядиться Дедом Морозом и Снегурочкой и идти по знакомым. Как бы креатив. А на самом деле — и у нее, и у меня дома устроились дети со своими половинами. Студенты, что с них взять. И нам, кошелкам старым, уже некомильфо лопать оливье, пока молодежь друг друга за письки под столом трогает. А так — и весело, и вроде как не одиноко. Машка наша с Толяном собралась в деревню к свекрам умотать, так что нам выбора и не оставалось.
— И классно! — пробасила в трубку Танька. — Как раз найдем себе кого!
Я усмехнулась, вспомнив последний раз, когда Танька нашла себе «кого» — метр с кепкой и тот в полете. Рядом с ней, центнером золота, этот хуек казался зубочисткой. Но ничего, погуляли месяца три — по-пионерски посидели в парке, поели мороженого, стихи почитали. Пока не выяснилось, что это мачо только что с отсидки и женится хоть на кошке лысой, лишь бы прописка была. Уж не знаю, что он сказал Танюхе, но она его быстро простила. Правда, они не встречались больше, а я его видала как-то с еще большей и старшей теткой — там же, в парке на лавочке. Он ей что-то заливал, радостно щерясь осиротевшим без переднего зуба ртом.
Но подруга не теряла оптимизма. Приволокла мне с работы — она трудилась бухгалтером в детсаду — костюм Снегурочки. Себе взяла Деда Мороза, он, слава богу, ей по размеру подошел. Мне же в Снегурочкином было тесновато.
— Гавно вопрос, — деловито заявила подруга. — Тут сзади резиночку пришей, сверху свою белую шубку накинь, никто не заметит. Главное — кокошник!
Спорить с ней было бесполезно, так что тридцать первого декабря я напялила на себя эту картонку с подвязками, намалевала помадой на щеках алые круги, начернила брови и обвела красным карандашом губы — гораздо дальше контура, отчего лицо приобрело совершенно нелепое, но модное выражение — молодежь сплошь так и фотографировалась в инстаграмме.
Дочка благодарно чмокнула меня в щеку, выпроводила и закрыла за мной дверь. Я, вздохнув, доехала на такси к указанному ею адресу — где условились встретиться. Только прождав полчаса, поняла, что подруга меня опрокинула. Телефон исправно выдавал: "Сеть перегружена" — понятно, Новый год на носу. А возвращаться домой не решилась — вдруг весь интим ребенку сломаю? Так и прыгала, притопывала и материла Таньку музыкально.
Наконец, рядом остановилось такси, и из него вынырнул Дед Мороз.
— Не прошло и года, — съязвила я. — Где тебя носит?
Это большое, белое, пушистое пахнуло на меня огненным дыханием дракона — я аж покачнулась, и что-то просипело.
— Ну ни хрена себе ты набралась! Это так у вас корпоративы в детсадах отмечают?! — охуела я. — Ты хоть на ногах стоять можешь?
Гора качнула головой и упала на мои плечи. Я подхватила тело, обняла и мысленно прокляла все на свете.
— Что мне с тобой теперь делать, горе луковое?
Горе луковое просипело, что оно в порядке, сейчас отойдет, а нам надо идти в тридцатую квартиру. Я покачала головой, подхватила дедушку под руки и поволокла.
— Хорошенький нарисовывается Новый год! Я, между прочим, даже поесть не успела, а ты себе ни в чем не отказала! Подруга называется!
И так, причитая, дотянула товарку до квартиры. Перед дверью поставила ее прямо, расправила бороду, нажала на звонок и растянула губы в улыбке, ожидая, что встретит нас Танькина знакомая — к ней собирались первой.
Открывшая нам дверь девушка на Танькину знакомую вовсе не походила — скорее, на ее дочку. Красивая, крашеная блондинка — только высокомерное выражение сильно портило ее кукольное лицо.
— Кто приходит темной ночью, бородой своей тряся и подарки безвозмездно всем детишкам принеся?! — завопила я, не дав ей раскрыть рот. Своими поэтическими способностями я гордилась и даже ходила на собрание «Литературные четверги», потому не стала утруждать себя поисками сценариев, а сочинила все сама. — Кто под елкой новогодней сотворит вам чудеса? У кого кокошник белый и до пояса коса?! — и выразительно помахала прилепленной на резинку искусственной косой.
Учитывая, что стокиллограммовую Таньку пришлось тащить буквально на плечах, и все это время она дышала мне в лицо стойким запахом алкоголя, на этом мои вокальные способности скончались, потому я бессовестно впихнула подругу в дом и сопроводила ее до туалета, рассудив, что там ей и место. Судя по раздавшимся звукам, рассудила я правильно. Но процесс вталкивания горы в красном халате в типовую дверь привел к еще одному результату: резинка на спине лопнула, потому Снегурское платье теперь держалось на честном слове.
Тем временем хозяйка квартиры вела себя крайне странно. Сложив руки на груди, она беззастенчиво меня рассматривала и я уже почувствовала неловкость.
— Вы ведь Ира? — запнувшись, выдавила я.
Она кивнула.
Это меня сильно успокоило. Но вот дальнейшее…
Девушка достала кошелек, порылась и протянула мне несколько сотенных купюр.
— Вот, берите и проваливайте.
Я от возмущения потеряла дар речи. За кого это она меня приняла?
— Что, мало? Сколько там стоят ваши услуги? — презрительно спросила она.
Мне стало невыносимо неприятно находиться в этом доме. Я развернулась и пошла к выходу. Но тут открылась дверь туалета. В прихожую вышел мужик. Симпатичный, лет сорока с хвостиком, только помятый и в костюме Мороза. Я аж рот разинула от удивления: это что же, я его, что ли тащила вместо Таньки? А Танька-то где?!
— Она никуда не уйдет, — строго проговорил он и подтянул меня за локоть. Только я хотела возмутиться и вырваться, как увидела выражение лица красотки — будто она только что съела живого таракана. Во мне взыграло злорадство, я решила ответить ей адекватно на хамство.
— Да, я никуда не уйду! — подбоченясь, я подвинулась ближе к мужику.
— Вот, значит, как, — процедила деваха. — Значит, это она?
— Да, она, — кивнул он.
— Да, я! — поддакнула я.
— И ты променяешь меня на это? — она презрительно ткнула в меня пальчиком.
— Уже променял, — глухо ответил мужик и оперся на мое плечо.
— Тогда я тебя бросаю! — взвизгнула она.
Ее лицо покрылось красными пятнами, она схватила шубейку и выскочила в подъезд, громко хлопнув дверью.
— Простите, — буркнул мужик и прошел в комнату. Я замерла, не зная, что делать дальше. Из комнаты послышался грохот. Я осторожно заглянула туда и увидела Мороза, упавшего на диван.
— Господи, не помер ли? — ужаснулась я и ломанулась к нему — проверять пульс.
Ему со мной сильно повезло. Ну, в том плане, что я ученый в таких делах специалист — бывшая жена алконавта, как-никак. Останься он один, может, эта ночь стала бы последней в его жизни.
— Кто же пьет всякую дрянь в таких количествах?! — причитала я, вливая ему в рот новую порцию воды из чайника. Потом два пальца в рот, надавить на корень языка — и держать клиента, пока не выплеснется из него вся отрава.
Основательно прочистив ему желудок, обыскала аптечку в серванте, нашла все, что могло пригодиться, дала ему выпить, заварила крепкого черного чаю, напоила и уложила в кровать. Только потом призадумалась, что мне делать с порванным, мокрым и грязным платьем.
Спустя несколько минут, умытая, переодевшаяся в банный халат — хозяйский, очевидно, — села на краешек дивана и принялась подсчитывать потери. Первая и самая важная потеря — Танька. Следовало срочно позвонить ей и узнать, жива ли еще или уже замерзла у подъезда монументом всем брошенным подругам.
Я нашарила в кармане брюк хозяина телефон и, набрав по памяти Танькин номер, выдохнула, услышав ее голос:
— Ну, слава богу…
— Я тебе позже перезвоню, — загадочно перебила она и отключилась.
Вот так. Я скисла, поняв, что на нее сейчас рассчитывать глупо. Вторая потеря — одежда. Не идти же мне домой в халате? Посмотрев на стонущего полудремлющего Мороза, я включила погромче «Кавказскую пленницу» по первому каналу и отправилась стирать платье. Выстирала, отжала, повесила на полотенцесушитель и, выйдя из ванной, столкнулась нос к носу с новой дамочкой.
Учитывая неблагоприятный прошлый опыт, я решила наглеть сразу.
— Здрасьте, — гаркнула, не дожидаясь, пока тщедушного вида гостья раскроет рот. — А вы кто?
Ее губы задрожали.
— Как видно, теперь уже никто, — трагически произнесла она и попятилась к выходу. — Я думала, Максим вам все рассказал…
— Максим? — озадачилась я. — Ах, Максим! Ну да, ну да. Он сейчас отдыхает. Проходите, третьей будете.
Она ужаснулась, что-то пискнула, выпорхнула из квартиры и захлопнула дверь.
Я пожала плечами и пошла исследовать холодильник — жрать хотелось. Да и терпельцу требовалось дать что-то пожевать.
— Мда, Максим Морозович, не везет тебе с бабами, — заключила я, оглядев полки холодильника. — Сплошные консервы. А ведь через два часа Новый год. Где еда-то? — крикнула риторически в направлении спальни.
Ответом мне послужил громкий топот и бульканье в туалете.
— Понятно, — вздохнула я и подтянула лоток с картошкой.
— При похмелье лучше всего кислый суп, — размахивая ножом, поясняла я минуты три спустя зеленому Максиму, притулившемуся с кружкой крепкого чая в углу кухни. — А простоквашу — кто бы что ни говорил! — не пейте.
Он судорожно вздохнул, но сдержал позыв, заглотил чаю.
— Подлить кипяточку? — вежливо поинтересовалась я. Он покивал головой.
Я сварила фирменный похмельный бальзамчик: жиденький овощной бульон, оливки, помидорки, корень сельдерея и много зелени. Разлила в чашки и подняла свою:
— Ну, за старый год! — и мы чокнулись супницами.
Лицо хозяина после супчика приобрело человеческое выражение, он даже осмысленно спросил:
— А вы кто?
— Третий раз за сегодня слышу этот вопрос, — вздохнула я. — Зовите меня Снегурочкой, все равно имени моего не запомните. Вот немного подсохнет платье, и уйду.
— Нет-нет! — с ужасом запротестовал Максим. Может, подумал, что нужно меня выпроводить прямо сейчас, но мне не улыбалось сидеть в подъезде в новогоднюю ночь.
— Вы уж извините, посижу пока, все равно идти некуда. Вот оклемаетесь маленько, и двину. А пока — простите за вторжение. Я тут и ваших женщин порасшугала… Но мы тут вроде как с подругой условились встретиться. Не с вашей ли женой она дружит? — спохватилась я. — Дом тридцать два, квартира тридцать?
Он кивнул недоуменно.
Я вспомнила:
— Бля! Простите мой французский! Наоборот, дом тридцать. Квартира тридцать два!
Тут раздался звонок в дверь.
— О, кто-то вернулся! — обрадовалась я и пошла открывать.
Но это были не знакомые мне дамы, а двое молодых ребят.
— Здрасьте! — весело приветствовали меня они. — А вы, наверное, Ирина? А где папа?
Я не успела ничего сказать, а они уже ввалились в квартиру, с пакетами, тортом, шампанским, шариками, хлопушками — в общем, полный бедлам.
Максим выполз в прихожую и притворился трезвым и здоровым.
— Саша! — радостно поздоровался он с парнем. — Как я рад, что ты вырвался, чертенок! Вот это сюрприз!
— И я рад! — ответил Саша. — Давно хотел познакомиться с Ириной, вот, теперь не спрячешь ее от нас. Мы, кстати, уже познакомились.
Я только открыла рот, чтоб сказать, что я — не я, как Максим подтянул меня поближе и незаметно для ребят ущипнул за ляжку.
— Да, это моя Ирина. Ну что же, проходите в комнату?
Потом, улучив момент, прошептал на ухо:
— Подыграйте, пожалуйста!
Ну ладно, мне не жалко.
Максим дал мне свой спортивный костюм, так что Новый год мы встречали весьма прилично — я и стол собрала по-быстрому вполне презентабельный, благо, всяких полуфабрикатов в доме нашлось достаточно.
Саша — это сын Максима оказался, и его девушка Марина — желали нам счастья, долгих лет совместной жизни, а я старательно отводила глаза и переводила тему, предлагая попробовать то одно, то другое.
Под битье курантов мы все чокнулись бокалами — у Максима в нем плескалась вода, незаметно мною подменившая алкогольный напиток, — и я вдруг ощутила большое счастье, смешанное с грустью.
После ребята быстро засобирались дальше — как объяснили, их еще ждали друзья. Мы проводили их и уселись молча за стол.
— Нехорошо обманывать, — сказала я, наконец. — Некрасиво.
— Простите, — глухо ответил он. — Сын так хотел, чтоб я устроил свою жизнь, а мне что-то не везет с бабами. С его матерью развелись — она нашла себе побогаче. Потом вот эта Ирина, — он махнул рукой. — На двадцать лет моложе. Истеричка. То со мной, то с бывшим…
Он замолчал.
— А вторая?.. — осторожно спросила я.
— Да так, с работы, — вздохнул он. — Договорились, что встретим вместе праздник, а тут эта дура — бывшая приперлась, не поверила, что с кем-то встречаюсь. В общем, вы прямо меня спасли, — он криво усмехнулся.
— Ну хорошо, если так, — улыбнулась я. — Обращайтесь, если что.
Потом я рассказала ему о своих приключениях с Танькой и вспомнила, что надо бы позвонить ей.
Через пятнадцать минут мы все сидели за столом — бледно-зеленый Максим, грустная я и развеселая шумная красномордая Танька в тулупе Деда Мороза. И рассказывала так, что соседи по батареям стучали — заглушала салюты и концерт по Первому каналу.
— Ха-ха-ха, короче, приезжаю — тебя нету. Ну, я вспомнила, что мы договорились к Ирке из тридцатой пойти. Поднимаюсь. Стучу, открывает мужик. Я, конечно, охуела, думаю: ну, Ирка, пизда старая, такого себе красотулю отхватила, а сама уже пою песенку, ну ты знаешь… — И, не дожидаясь ответа, затянула на манер частушек:
— А ето кто тут к нам приперся!
А с бородой и в кушаке!
А кого вы тут не ждали!
А с красной сумкой на плече!
— А этот мужик, — смачно хрустнув огурцом, продолжила она, — на меня смотрит и говорит: «Вы — женщина?» Ну а ты ж меня знаешь, — она швырнула валенком в батарею, соседи стихли, — я, если петь начну, меня хер остановишь. Ну, я и продолжила, — и запела снова громогласно:
— А я женщина, я баба!
А что делать тут, друзья!
Кто же будет Дед Морозом!
А мужиков нет ни хуя!
— Вот, — она налила водки и выпила, закусила помидором, — а этот хрен мне говорит: «Я поклялся, что женюсь на первой встречной женщине. Вы — первая встречная. Будьте моей женой!»
От ее хохота содрогнулись стены, и Максим еще больше позеленел.
— Оказалось, прикинь, — она стукнула Максима по плечу, он скривился и убежал в туалет, — что он со своей кралей поругался и ей пообещал, что женится. А тут я! Квартиры перепутала!
— Ахренеть! — восхитилась я и налила себе водки. Чего там скромняшиться, когда такие события! Подсела ближе и наплевала на Максима — пусть себе блюет в одиночестве, тут у Таньки личная жизнь налаживается!
— Ну и вот, я, конечно, говорю: то да се, мне надо подумать, а он ведет меня в спальню и говорит: давай закрепим наши отношения пока я еще в эффекте. А, нет, в аффекте, — она икнула и сосредоточилась на огурцах.
— И ты пошла? — чуть не взвизгнула я.
— Я что, дура, что ли? — она посмотрела на меня мутным глазом. — Канеш пошла. Когда еще такой шанс появится?
— И как? — я перешла на ультразвук.
— За-е-би-ся! — хрюкнула она и упала носом в тарелку. Спустя несколько секунд по квартире уже разносился ее раскатистый храп.
Я, всхлипывая, отправилась в санузел. Там и нашла Максима. Он сидел на краю ванной и умывался холодной водой.
— Надежда, что с вами? — переполошился, увидев меня.
— Нет, ничего, — махнула я рукой и тоже умылась. Села рядом с ним и разревелась окончательно. — Что ж мы такие несчастные-е-е?! Что ж нам так мало в жизни счастья надо, и того нет?!
Он меня утешал, неумело — видно, сам растерялся.
А я уже в подпитии, конечно, башню снесло, говорю:
— А поцелуйте меня, пожалуйста?
Он прибалдел, но потянулся, поцеловал. И мне так приятно стало — сто лет ведь с мужчинами не целовалась. И я вспомнила, как умела так языком по губам облизывать, пока целуемся — а Максиму, видно, понравилось, он меня обнял, к тебе притянул. И мы с ним так целоваться стали — ну как двадцатилетние прямо! Даже не заметили, как дверь открылась.
— Вот тебе и здрасьте, — злобно пропела взбешенная Ирина, которая первая из Максимовых дур. — Это как же понимать?! Что она еще тут делает?
А меня что-то такое зло взяло. Думаю: один раз повезло, с мужиком поцеловаться, как следует, и тут — бац, кого не ждали. Говорю:
— А понимайте, как хотите. Любовь у нас!
Она глазами так хлоп-хлоп, а я Максима обняла, держу крепко, думаю: хрен тебе, золотая рыбка. Леплю ей дальше так уверенно:
— Хорошими мужиками, дорогуша, не разбрасываются. Ты его бросила, а я подобрала. Так что иди-ка ты отсюда, пока не получила!
Она аж красными пятнами пошла.
— Ах ты, сука, хабалка, проститутка! — и в меня вцепилась.
Ну я как заору:
— Танька-а-а!
В общем, соседи вызвали милицию. Нас с Танькой забрали, потому что Максим ничего сказать не мог — ему под горячую руку тоже досталось, а дамочке этой Танюха два передних зуба выбила и глаз подфиолетила. При виде ее окровавленной и распухшей синей морды менты без разговоров нас скрутили и повели. Привезли в отделение, а там все тоже пьяные, оформлять не стали — до утра отложили, а пока в обезьянник заперли.
И вот сидим мы с Танькой и ревем. Обеим тошно. Вот и выдался Новый Год, ага, а как его встретишь, так и проведешь, так что — прощай, жизнь свободная, здравствуй, небо в клеточку.
— Теперь меня с работы точно выгонят, — всхлипываю я. — Нам что впаяют, как думаешь?
— Разбойное, что же, — мрачно простонала Танька. — Еще и групповое. Лет пять дадут.
— У-у-у, — снова взвыла я.
Танька полезла в лифчик за платком носовым — она там его всегда носит — и нашла телефон. Она, когда пьяная, все в лифчик прячет — инстинкт у нее.
— Давай позвоним, что ль, кому?
— Кому? — всхлипнула я. — Только не дочке! — и зарыдала еще больше.
— Мне тоже некому, — хлюпнула она. — Щас, разве что…
Она нашла номер, набрала и отодвинулась в сторонку — разговаривать. Говорила необычно тихо и мягко, потому я почти ничего не разобрала, только «Руслан» — услышала.
Не прошло и получаса, как нас выпустили, менты зацеловали нам все руки, засыпали комплиментами, с поклонами и в полуприседе проводили до двери и пожелали всех благ в Новом году.
У подъезда стояли два черных джипа — в марках не разбираюсь, но по виду крутые. Из машин вышли два парня нерусской национальности, спортивные, мощные и в одинаковых кожаных куртках. А мы с Танькой, напомню — она в костюме Деда Мороза с бородой уже болтающейся где-то на пупке и я в спортивном костюме Максима и кокошнике набекрень. Открылась задняя дверь одной из машин и вышел видный такой брюнет, явно кавказских кровей.
— Дарагая, — проворковал он. — Тебя там не обижали?
И моя стопудовая Татьяна, разлохмаченная и с потекшей тушью, ласточкой слетела с крыльца и повисла на таком же немаленьком мужике. Я от умиления пустила слезу.
Пока мы знакомились и обменивались любезностями, к крыльцу подъехала еще одна машина, из которой высыпала ватага уже моих родственников — дочка, ее парень, и… Максим с распухшей щекой. Я окончательно растрогалась и принялась всех обнимать и радоваться. Оказалось, Максим нашел мой телефон и сам позвонил Амальке, и они вместе узнали, куда нас отвезли.
— Ты прости меня, — виновато прошамкал он, щурясь от боли (у Таньки рука тяжелая), — это я виноват во всем. Свалился тебе на голову…
Я счастливо вздохнула и прижалась к нему.
— А я думала, ты меня и видеть не захочешь.
— Не просто видеть, — попытался улыбнуться он. — А еще вдоволь нацеловаться. Я так еще никогда…
И, несмотря на распухшие губы, прильнул к моим.
Старый Новый Год встречали уже все вместе. И мы с Максимом, и Танька с Русланом, и наши дети. И даже Машка с Толяном. Мы такой стол накрыли — умереть — не встать! Все нас хвалили. Мы с Танюхой принарядились, от нее вообще глаз не отвести — какая она красивая, оказывается! Глазищи зеленые, как два малахита. Причесочку такую сделала, прям королева. И Руслан, видно, от нее голову потерял. Все: «дорогая» и «золотко». Руки целует. Замуж-таки позвал. Она же думала, что он так, пошутил, вот и оторвалась, как в последний раз — весь свой богатый опыт продемонстрировала. А он и не шутил, оказался мужик железобетонный. Еще и авторитет какой-то в своих кругах. И Танька мне так по секрету в ванной шепнула:
— Это я теперь, получается, авторитетшей буду? А что, у меня получится!
И пока я хохотала, тихонечко пропела:
— У меня милок крутой,
Пусть не беспокоится,
Кто пойдет против него –
Тот пиздой накроется!
Ну а что, вон Пугачевой можно, а ей нельзя, что ли? У них всего семь лет разницы! Но, сдается мне, у Руслана не было шансов соскочить…
А у нас с Максимом все в порядке. Предложил пожить вместе. Ну, пока развод оформляет. Говорит, что любит. Может, и врет, но…
А хули нам, красивым бабам!