Машка позвонила ближе к концу работы, заговорщическим шепотом сообщила, что есть новости. Я коротко ответила, что буду у нее вечером.
Положила трубку и занялась работой. Как вдруг телефон снова ожил, завибрировал, и я ответила, не глядя на номер.
— Привет! — хохотнул из трубки уже такой знакомый мерзкий голос. Я похолодела.
— Как ты узнал мой номер?!
— Нет ничего невозможного для человека с интеллектом! — весело ответил бывший.
Я, наверное, побледнела. ПалЮрич покосился подозрительно.
— Ты же в курсе, что телефон можно заблокировать? — спросила я, прикрывая трубку рукой.
— В курсе, в курсе. Так что пока не клади трубочку, удели времечко. Слушай, ты как жила все эти годы? Ну монашка, ей-богу! Ничего интересного на тебя нет.
Я чуть не брякнула: «Зато на тебя много есть интересного!», но вовремя сдержалась.
— Из твоих уст звучит как комплимент.
— Ну да, ну да. Хотя, кое-что нашел. Где тебя жамкает мужик перед камерой. А ты в одном белье. Такая секси!
В очередной раз подкатила тошнота. Где он нашел? Как?
— С чего такой интерес к моей жизни?
— Да так, просто, — протянул он. — Надо же понять, что ты такое, чем дышишь.
— Не надо понимать! — отрезала я. — Надо забыть и жить как жил все эти годы.
— Увы, так уже не получится, — притворно вздохнул он. — Крепко ты мне засела в башку.
«Да ладно врать! — мысленно возразила я. — Тебя только и заботит, где бы урвать то, что плохо лежит!»
А вслух сказала, что меня это не волнует.
— Ты еще не поняла, что не получится просто так соскочить? — его тон поменялся на агрессивный.
— Не боишься, что я заявление напишу в полицию?
— Ой, я тебя умоляю! На что? Да я сам напишу, что ты меня преследуешь, проходу не даешь. Сама захотела жить вместе, а теперь артачишься, цену себе набиваешь. У нас ведь дочь, не забыла? Мы семья. А в семейные дела никто не лезет. Я ж не лох какой-то, подставляться. Ничего не докажешь. А вот я много чего могу. Будешь пищать — увидишь.
— Твоя жена, как видно, справилась, чем же я хуже? — не удержалась, брякнула.
— Ты мою жену не трожь, поняла? — голос в трубке приобрел металлический оттенок. — Тебе до нее как до Луны. Вобла сушеная. Фригидная тварь. Еще ноги мне целовать должна, что я вообще внимание тебе уделяю. Никому в хрен не впиралась, швабра безмозглая.
Я убрала трубку от уха, готовясь отключить.
— Слышь, ты! У меня терпение кончается! — донеслось до меня. — Готовь второй комплект ключей, вечером зайду.
И бросил трубку сам.
Я же, едва сдержавшись, выбежала из кабинета и юркнула в туалет, рыдать.
Надо ли говорить, что домой мне идти совершенно не хотелось. Я тянула, как могла. Вот уже во всем здании стало тихо, свет почти везде повыключали, только мы с ПалЮричем возились, он тоже что-то доделывал. Но, как ни крути, уходить пришлось. Я нарочито медленно надела сапоги, пальто, подвязала шарф, грустно попрощалась и поплелась к остановке.
Все мои мысли были о бывшем. Удивительно, как несколько дней перечеркнули годы моих воспоминаний о нем. Какая же я дура! Неудивительно, что именно меня угораздило так вляпаться! Было бы странно, если бы не произошло какого-нибудь казуса, уж больно спокойной и хорошей была в последнее время моя жизнь. Наверное, ангел, отвечавший за мое неблагополучие, съездил в отпуск. И вот вернулся, и с новыми силами принялся за работу. Что еще он мне уготовил?
В автобусе прижалась к окну и с тоской думала, что чем ближе я к дому, тем страшнее. Он добился своего: мне уже даже и не хочется домой. А что будет дальше? Продавать квартиру? Бежать в другой город?
Дорожка от остановки до дома мне показалась путем в Мордор. Прохожих не было, тьма непроглядная, только у мусорки одинокий фонарь проливает желтый ядовитый свет на тротуар.
Я закрыла глаза, собралась с духом и пошла.
— Успокойся, Майя, он же не дурак караулить тебя в такую погоду у подъезда! Наверняка сидит где-то в тепле, или таксует на своей развалюхе!
Аутотренинг помогал слабо, меня била дрожь.
Проходя мимо мусорки, с грустью вспомнила свое знакомство с соседом. Оно ведь тоже началось здесь, с той самой легендарной теперь уже тумбочки. Шла, задумавшись, даже успокоилась немного, вспомнила его теплые глаза и наше короткое, но бурное общение.
Разумеется, Санек ждал меня у подъезда. Он уже, что называется, закусил удила, и живьем с меня слезать не собирался. Я повертела головой, но никого не увидела.
— Ну что, привет, что ли? — осклабился он.
— Послушай, — голос слабо дрожал. — Давай решим все мирно. Как мне избавиться от твоего общества?
— Легко! — заржал он. — Я тебя не принуждаю жить со мной. Отдавай ключи, подпиши доверенность и вали на все четыре стороны.
Сердце колотилось как сумасшедшее.
— Квартиру я тебе не отдам. Ты на нее не имеешь никаких прав.
— Я на нее имею желание и стремление. А у меня так: вижу цель — не вижу препятствий.
— Ты понимаешь, что совершаешь преступление?
— Ой, я тебя умоляю! Какое преступление? Где свидетели? — он огляделся и развел руками. — Ты же сама все подпишешь и отдашь. Это же несправедливо, что жилплощадь тебе одной? Нас вот четверо, нам нужнее.
— И что же ты не заработал себе квартиру, если она тебе так нужна?
— Так ведь и ты не зарабатывала. Тебе от матери досталась. А у меня, к сожалению, не хватило мозгов тогда, взять с тебя документик малый, чтоб сразу все решить и зажить как человек.
Я вскипела.
— Какая же ты мразь! Убирайся!
— Или что? — жестко процедил он. — Что ты мне сделаешь?
Он двинулся в мою сторону, явно собираясь ударить. Я зажмурилась.
— Не она, я сделаю, — раздался знакомый голос.
Я не могла поверить глазам. ПалЮрич перехватил руку Санька и встал между нами.
— Ты кто есть вообще? Че надо? — Санек поубавил пыл.
— Считайте меня ее телохранителем, — отчеканил коллега.
— Чего? Какой еще телохранитель?! Ах, ты…
Дальше все было как в кино. Санек замахнулся на ПалЮрича, а он неуловимым движением руки крутанул моего бывшего мужа в воздухе и обрушил на грязный асфальт.
— Да ты что, козел! — взревел бывший и, вскочив, попер на моего защитника.
Спаситель легко и пружинисто отпрыгнул, встал в боевую позицию, и встретил Санька ударом ноги. Пока тот летел по направлению к земле, крутанулся на месте и догнал его еще одним ударом, подбросив весьма не тощее тельце бывшего, как тюк с вещами.
— Ы-у-ы, — только и выдавил, приземляясь, экс-супруг.
Я зааплодировала.
ПалЮрич же, нисколько не запыхавшись даже, поднял с земли уроненные перчатки, отряхнул, подошел ко мне и протянул руку.
— Пойдемте, МайФилиппна, я вас до дома провожу. И буду провожать каждый день! — добавил уже громче, глядя на копошащегося на земле противника.
— Еще встретимся! — донеслось до нас откуда-то из темноты.
Я захлебывалась от восторга. Конечно, никуда его не отпустила, притащила к Машке, заставила зайти, и только что не обнимала и не целовала, все ахала, охала и пыталась рассказать подругам, что произошло. Он улыбался, смущался, и в целом мне казался самым обаятельным, мужественным, прекрасным человеком на земле.
Немного придя в себя, я стала задавать вопросы.
— А что это было вообще?! Как вы тут оказались?
Он пожал плечами.
— Я за вами шел.
— С ума сойти! — восхитилась я. — Но как? Зачем? Почему?
— Да все понятно же. Приходите с синяками, заплаканная. Еще я вас с ним видел же, помните? Вот и решил проводить. И как оказалось, не зря.
— Еще как не зря! Я никогда не видела, чтоб так дрались! Но как?! Такие умения и бухгалтер?!
— Да я спортом-то всю жизнь занимался. Но мама настояла, чтобы я нашел нормальную профессию. Вот, ради нее…
— Понимаю! Мама это святое!
Тут уже пришлось все снова рассказывать Таньке и Машке, и мой прекрасный спаситель снова собрал все восторги и самые лестные слова от моих подружек. Танька, не сдержавшись, обняла его. И потом смотрела на него весь вечер влюбленными глазами. А глаза у неё, как вы помните, изумительно красивые.