Русалочьи сказки

Глава 31 Зависимость от «не»

Хош — не хош, а надо заниматься и делами. Меня вызвали к следователю, и как бы я ни хотела отказаться, но пришлось идти. Сам допрос описывать не буду, ничего приятного там нет, от написания заявления на бывшего мужа я отказалась, спросив у следователя:

— Ему ведь не только этот эпизод вменяют?

Он усмехнулся:

— Да уж, не только. Присядет гарантированно. Если выживет, конечно.

— Ну вот и пусть это все как-нибудь будет без меня.

— Да не получится без вас, Майя Филипповна, — листая дело, пояснил следователь. — Вы потерпевшая, как ни крути, и без вашего заявления дело будет.

— Ну вот и пусть оно будет без моего заявления. Я на отца своей дочери заявлять не буду. Рассказать — расскажу, что и как было, а дальше уж сами.

— А что там за история с вымогательством? Квартиру требовал переписать вашу?

— Да он под чем-то был, наверное, — отмахнулась я. — Нес ерунду какую-то, я уже даже не помню. Сами понимаете, не до этого было.

— Понимаю, — кивнул он. — Ну, тогда запишем все, что пожелаете, и отпустим вас восвояси.

Меня это полностью устроило.

Выйдя на улицу, я вдруг поняла, что очень хочу зайти в храм. Наверное, сто лет не была в церкви. Благо, рядом как раз оказался открытый.

Странно. Будто сам Господь вел меня своей рукой. Я вошла в храм, как полагается, перекрестилась, поклонилась. Людей практически не было, верхний свет отключен, и только пламя свечей освещало иконы. Это было так красиво, что у меня снова накатили слезы на глаза.

Купив свечей, я задумалась: о чем хочу молиться? Ничего в голову не шло. Я решила просто сесть посидеть на лавочке.

Рядом уже сидела старушка. Может, ждала службу, может, отдыхала.

Немного подождав, я подошла к центральной иконе, и своими словами попросила Бога, чтоб все наладилось. Пусть выздоровеют Маша и Толя, пусть заживут поскорее и мои раны, душевные и телесные. Попросила Бога, чтобы и Санек выздоровел — и физически, и душевно. И вообще, пусть все будут здоровы.

Конечно, не удержалась от слез. Но стало так легко, так спокойно и светло, будто скинула с души тяжелый камень.

На выходе снова встретилась с той же старушкой. Она шла тяжело, подслеповато щурясь, держась за стену.

— Давайте, я вам помогу! — подсуетилась я, подставляя плечо.

Она благодарно улыбнулась, взяла меня под руку, и мы пошли. Путь лежал через парк, тихий, с голыми черными деревьями, усаженными мрачными, крикливыми воронами.

Старушки в принципе молчать не умеют. Очевидно, от недостатка слушателей, они с радостью выливают даже на случайного спутника целый поток историй, нравоучений. Но эта была задумчивой, погруженной в себя. Я уже решила сама спросить:

— У вас случилось что-то?

Она как раз устала и искала глазами скамейку. Я подвела ее к ближайшей, усадила, и что-то заставило меня сесть рядом.

Странное чувство овладело мной. Она была по возрасту такой, какой была бы мама. Я представила, что сижу с ней, старенькой, но опрятной и милой, даже без неприятного запаха старости, какой часто бывает у пожилых людей.

— Мне было семнадцать лет, — начала рассказывать она. — И очень любила я одного парня. И он меня. Я никого другого не видела. Каждый день ждала его, он придет, камешком в окно бросит, я косынку накину на плечи — и бегом к нему. Наговориться не могли. Он все время говорил: «Рая, Раечка, Райское мое яблочко, сорву тебя с веточки и заберу себе навсегда, до самой смерти». Я смеялась. Год мы гуляли так, уже сговорились свадьбу сыграть, родители наши знали. А тут раз поссорились, по глупости. И он на принцип, и я на принцип, никто уступать не захотел.

Из вредности пошла гулять с другим парнем, а он увидел.

Через четыре дня узнала, что он женился на другой. Тогда просто было, пошли — и сразу расписались. Причем, женился на бывшей девушке моего двоюродного брата, я же их и знакомила.

От шока не спала два дня, не ела, ни пила. А тут новый ухажер предложил, мол, еду по распределению, военный, поехали со мной?

Поехала. Там и замуж за него вышла. Помоталась с ним по казармам, двоих детей родила, но муж был хороший, зарабатывал повышения, да и дома упрекнуть не за что было. Детей поднимали, жили дружно, но в сердце любви не было, все первого вспоминала.

Как-то приехала домой, и встретила его. Разговорились так, что расстаться не могли. Он, оказывается, через полтора года развелся. И себе жизнь сломал, и ей. Оба очень пожалели, не смогли забыть прежних возлюбленных. Да только кинулись — я замужем, да и брат мой женился. Столько людей судьбы переломали.

Только собралась домой уходить, он за руку схватил.

— Поехали со мной! Мне в Москве квартиру дали, проживем, ни в чем нуждаться не будешь!

— С ума сошел? — изумилась я. — А мужу я что скажу, детям? У них школа, друзья…

— Подумай! — попросил он. — Два дня подожду тебя тут, приезжай!

А я и задумалась. Врать не буду, не прошла к нему любовь. Да и он один. От несчастного своего брака успел дочь завести, хоть и расстались. Отчего, как — ничего не спрашивала.

И еду в поезде — мучаюсь, как поступить? Приехала, и свалилась с лихорадкой, то ли от нервов, то ли и правда простыла.

В больницу положили, я к вечеру приползла к врачу: отпустите, говорю, мне очень надо уехать. А он не пустил. Карантин, говорит. Так и решилась моя судьба.

С мужем, как раньше, жила, он на пенсию полковником вышел. Я работала, даже инфаркт на ногах перенесла, не хотелось работу терять, коллектив хороший.

И тут однажды он звонит. Приедь ко мне, пожалуйста! И адрес сказал. Ну, я говорю: как я поеду, у меня внуки, работа, дела. Он взмолился: ну хоть на день! Но я отказала.

И ночью снится он мне, зовет: «Рая, Рая! Приди ко мне хоть на кладбище!» Меня на кровати подбросило. И время посмотрела, три часа ночи. Еле утра дождалась.

А утром звоню ему, а там дочка берет трубку. Умер, говорит, ночью, в три часа…

И потом снился мне, снился. Я измучилась вся, спать боялась. И тут знакомая мне говорит: съезди со мной в Трускавец, мне на кладбище там надо, а одна боюсь. Ну, я и поехала. И вот сделали там все, бредем по аллеям, и тут меня будто водой облило. Он на памятнике! Прям ноги стали как каменные, отказываются уходить. Я и посидела у него на могилке, поплакала, поговорила с ним. И отпустил он меня. Легко пошла с кладбища, и больше не снился.

А его жена бывшая звонит мне как-то, Рай, говорит, можно к тебе в гости приеду? Я удивилась, ну, приезжай, говорю. Она спрашивает: а Колю позовешь? Ну, брата моего. Я говорю, ну, надо, так позову. Сговорились с ней, да только в этот же день она скоропостижно скончалась. А брата моего, как узнал об этом, парализовало…»

Она замолчала, и мы сидели так, молча. Я не знала, что сказать. Ноги замерзли, но уйти не могла, казалось, этой женщине надо выговориться. Возможно, в последний раз.

— А я вот сейчас в храм пришла, и думаю, как бы попросить, чтобы там с ним побыть? С мужем не хочу. Жизнь я ему посвятила, а после смерти со своим любимым быть хочу.

И заплакала.

Я обняла ее, успокоила. Сказала, что Бог все слышит, и желание ее исполнит. Она даже обрадовалась, поблагодарила.

Потом проводила до остановки, посадила в троллейбус и, когда он уезжал, перекрестила зачем-то.

И после долго брела домой, и думала, думала. Люди сами себе главные враги. Нельзя идти против судьбы, ведь второго шанса никто не даст. Неизвестно, как бы сложилась жизнь у Раисы с ее любимым, может, пожили бы и поняли, что не подходят друг к другу. Но любовь, если уж она такая сильная, нельзя игнорировать. Это вам не сопли, само не пройдет.

Посмотрела на серое небо, подумала: может, и правда есть какая-то Вселенская книга судеб? И что тогда в ней было написано для всех тех, чью историю я только что услышала? Кто отсыпает одним счастье, другим — испытания? Может, у этого Ангела было плохое настроение? И он из гадости взял и развел две фигурки, перемешал их с другими. А их так и тянуло друг к другу, как магнитом.

А может, наоборот, знал, что эти двое так измучают друг друга, и пожалел, дал им других, хороших людей? А они не поняли, все роптали, что не выдано им возможности побыть вместе.

Как и у меня с Саньком. Знала ли я, что он станет таким? Нет, конечно. И за кем гналась все эти годы, за чем? Одни иллюзии, причем вредные.

Мне стало легче. Отпустило. Я поняла, что я — это я. Одна, цельная, ни от кого не зависящая. Ни к кому не привязанная и никому не обязанная. И если и буду с Сергеем дальше, то именно как два независимых человека.

Подняла голову, пошла гордо, поскользнулась и ногу подвернула. И дальше захромала, охая. Но независимо.