Русалочьи сказки

Глава 39 На сладкое

Я проснулась раньше Сергея, что было очень редким явлением в последнее время. Он меня разбаловал своими суровыми мужчинскими завтраками: яичница, бутерброды, кофе. Работа без графика сделала меня соней и лентяйкой. Я полюбила нежиться в постели утром, вдыхая привычный уже аромат из кухни. Как обычно, рядом — смятая подушка, которую я непременно поглажу, с нежностью вспоминая того, кто на ней спал.

А сегодня проснулась так рано, что он еще сопел рядом. И сон как рукой сняло. Лежала смотрела на него. Вспоминала нашу первую встречу, знакомство. Знала ли я тогда, что так сильно полюблю его? Что таким родным станет это лицо, с морщинками у глаз и между бровей. Как удивительно, думала я, что моя жизнь изменится так сильно и так быстро. Где та унылая Майка, что тащилась по утрам в переполненных автобусах на такую же унылую работу? Страшно вспоминать то вечное состояние нищеты, убогости и моральной старости. А главное — нелюбви. Ничего нет хуже, когда рядом нет второй половинки, любимого человека. Дышишь вполовину, краски вокруг тусклые, солнце холодное, еда невкусная, сны бесцветные. Человек не должен быть один. Это противоестественно.

И вот теперь у меня есть мужчина. И я, думавшая, что знаю, как это — любить, открываю в себе новые необъятные горизонты этой вселенной. Это уже не та глупая, импульсивная, неразумная любовь, что в молодости. Сейчас она как хорошо выстоянное тесто. Никто никуда не торопится, смакуем каждый миг вместе, даем друг другу все, что только можем, предугадываем желания, бережем наш мир, наслаждаемся обществом нас двоих, не пуская в него никого. Зрелая любовь другая, тут уже нет желания изменить своего партнера, а читаешь его, как книгу, принимая как данность, высвечивая достоинства, но и к недостаткам относишься с уважением. Потому что он с уважением относится к твоим.

А секс! Я покраснела, как будто кто-то мог видеть меня. Дыхание перехватило, сердце заколотилось чаще от воспоминаний о наших ласках. В юности хотелось сделать все как в дешевых порно-фильмах, сейчас же мы сами пишем свои сценарии. Изучаем друг друга, как пиратские карты, находим новые удовольствия, будто спрятанные сокровища. Невыразимо приятно доводить его до экстаза, сосредоточившись только на этом, зная, что он любит, где ему особенно приятно. И получать удовольствие самой, просто от того, что хорошо ему — это высший вид оргазма.

В последнее время он часто спрашивает меня: как так получилось, что я одна? Я отвечаю, как Катерина в кино: тебя ждала. И, в отличие от нее, даже никого и не было столько долгих и пустых лет. Неужели сказки правы, и каждую Золушку непременно где-то ждет ее собственный, специально для нее созданный, Принц? Главное — найти его, в этом и состоит главная лотерея Вселенной.

Мне повезло. И тут бы поставить точку и закончить известной фразой «и жили они долго и счастливо и умерли в один день». Но… Не хочется. Ставить точку, в смысле. Хочется посмотреть, что там дальше, на следующей странице. Почему описанию всего грустного посвящена целая книга, а описанию счастья — всего одна глава? С другой стороны, все одинаковое — скучно. Кто станет читать книжку, целиком состоящую из радости? Или кому нужна полностью мрачная и депрессивная история? Может, и есть извращенцы, но мы не будем их мнение учитывать. Потому что исключения лишь подтверждают правило.

Я повернулась лицом к окну. Еще темно. Утро тридцатого декабря. Предпоследний день старого года. Такого насыщенного, что воспоминания о нем больше, чем о всей прожитой жизни. Он все изменил, этот год. Весь мой мир, включая даже мою внешность. Впервые в жизни я стала нравиться себе. Я стала блондинкой, и мне очень хорошо в этом цвете. Глядя на себя в большое зеркало, я вижу какую-то другую женщину, не сорока, а где-то тридцати пяти лет, с симпатичной фигурой и привлекательным лицом. Наеденные от пирожков несколько килограммов удачно распределились ниже талии, сделав меня подобием песочных часов. Сергею нравится. А это главное.

Сам он пока благополучно справляется с перевариванием всего, что я ему готовлю. Он не худой и не плотный, но мне, собственно, и не важно. Я обожаю его таким, как он есть. Люблю прикасаться к его коже, чувствовать запах, зарываться руками в его волосы, оглаживать все упругие выпуклости, и чувствовать, как ему это нравится. Нет ничего приятнее этого ощущения власти над его телом. Знать, что могу довести его до оргазма руками, губами, делать, как он любит и восторгаться с ним вместе. Зная, что и он возьмет меня в свои сильные руки и превратит в пластилин, из которого вылепит новую меня — умирающую и воскресающую.

Что нас ждет дальше? Посмотрим. Я не стремлюсь окольцевать его. Неважно, где мы будем жить, и будем ли жить вместе, в принципе. Я согласна на то, что есть. Пусть оно будет таким каждый день, ближайшие лет двести, а там решим. Вообще, пусть все будет так, как есть. Как в «Дне сурка», когда один и тот же день может стать и самым несчастным, и самым счастливым в жизни. Смотря, какую цель поставить.

Теплые мягкие руки обвили мою талию, подтянули. Он привычно прижал меня к себе, поцеловал в основание шеи, мое любимое место, и мурашки побежали по коже. Поднявшись выше, чуть прикусил мочку уха, как я люблю, и шепнул: «Доброе утро, красавица!»

Я зажмурилась от удовольствия. И в молодости я бы повернулась к нему и принялась целовать его ответно, спускаясь все ниже, пока не остановит меня, и не откинется с нетерпеливым стоном.

Сейчас же я позволяла ему играть с собой, как девочка играет с куклой. Открылась без стеснения и робости. Позволяла любоваться собой, изучать меня, оглаживать и пробовать на вкус. И мне очень нравилась его чуткость и нежность. Он так же, как и я, не спешил, наслаждался сам тем, что приносило удовольствие мне.

Я закрыла глаза и стала лодкой в океане. Меня качали невесомые волны, то подбрасывая, то притапливая, то грозя штормом, то окуная в штиль. Пока горизонт не задрожал и не взорвался тысячью салютов, и длилось это целую вечность, вспыхивая новыми и новыми всполохами.

И потом он взял меня, мощно, на правах хозяина, захватил, как новую территорию. Я была ртутью в его руках, текучей, гибкой, подстраивающийся под его движения. Все для удовольствия — нам, нас, двоим, и для двоих. И только горячее дыхание, прерываемое стонами и нежным шепотом: «Люблю тебя!»

И, выброшенные на берег после шторма, мы лежали, обессиленные, абсолютно счастливые, влажные от пота и губ друг друга, и пахло медом и розами, и новогодней елкой, и хотелось есть и пить кофе, но так не хотелось вставать и отрываться от него.

Он снова целовал меня, и зарывал пальцы в мои отросшие почти до лопаток волосы, и не говорил, что любит, я это и так знала. И мне все равно было, кто целовал его раньше, кто садился на него, как хозяйка, кто прикусывал его грудь…

Дыхание снова стало горячим и частым. Грудь заныла, заскучала по его рукам. Я повернулась, села на него верхом, зажав его руки над головой и целовала его сама, скользя по нему, как змея по мокрой от росы траве.

Он закрыл глаза, откинулся назад, и получал свой приз.