Здание нашей клиники довольно старое. Оно подвергалось ремонту всего одни раз, ещё когда папа был главным. Хотя, он и сейчас остаётся главным! Насколько я знаю, Володька, прежде, чем принять любое решение, всегда спрашивает у него. Почему папа отошёл от дел? Говорит, что устал! Мол, такая ответственность. Стал плохо спать. Да и в целом, хотел дать возможность Володьке «побыть королём». А если быть честной, совсем обленился.
В этом здании жили «цари-императоры». Так говорит мой отец! Он всегда называл нас не иначе как «лекари». Но никак не «врачи». А я вот — врачица. Почти что волчица. Хищница, значит! Впрочем, как и Левон…
Не даёт мне забыть о себе. Постоянно пишет и пишет.
«Тебе нравится мучить меня?», «Ты колючий цветок, Маргарита!», «Нам ведь было так хорошо с тобой, помнишь?», «Я скучаю, безумно», «Прости».
Порывалась ответить ему. Но вынуждаю себя молчать! Просто знаю, что, если начну, снова сделаю то, от чего добровольно ушла. Нам нельзя! Больше нельзя заниматься любовью. У него не такая семья, как я думала.
Когда он говорил:
— Я живу ради сына, — возможно, не врал. Только скоро жена народит ему новых детишек.
Вспоминаю, как мы рассуждали. Это именно он запустил обратный отсчёт. Сказал:
— Всего лишь три года осталось, — когда его сыну исполнилось четырнадцать.
Имея ввиду, что через три года уйдёт от жены.
— Не три, а четыре, — ответила я, — Не забывай, что моя Соня младше.
— А что, если нам познакомить их? — предложил мне Левончик.
— Кого? — удивилась я.
— Наших детей, — он прижался ко мне в поцелуе, ладонью провёл по спине, — Вдруг они влюбятся друг в друга? Твоя Соня красавица, есть в кого.
И хотя его сын представлялся мне очень красивым, но я опровергла такую идею, сказав:
— Ещё чего! Зная его отца?
— А что не так с его отцом? — сдвинул брови Левон.
Я вздохнула, разгладив их пальцами:
— Он изменяет его маме с одной вертихвосткой.
— Красивой? — спросил.
Я призадумалась:
— Ну, не то, чтобы очень.
— Очень, очень красивой, — бесстыдно прижался ко мне своим жаждущим телом…
Боже, какими мы были бесстыдными! Безрассудными, эгоистичными. Наверное, это и правда, любовь? То, чего у нас не было с Окуневым. У нас было всё как-то очень спокойно. Мне, наверное, просто пора было замуж? А тут он, эффектный, исполненный сил, молодой.
«Почему бы и нет?», — я примерила образ замужней. И когда он спросил:
— Может, поженимся, Ритка? — ответила без промедления:
— Да!
Нет, страсть между нами пылала. Мы, словно два сумасшедших, ласкали друг друга, испробовав всё. Окунев был ненасытен! Это он был зачинщиком всех начинаний. Вроде секса в лесу, после которого я ещё месяц чесалась от комариных укусов. Или «в лифте, по-быстрому». Когда, нажав кнопку «стоп», он сломал механизм! И нам, после секса длиной в две минуты, пришлось ждать полчаса, пока нагрянут лифтёры.
А ещё в летнем кафе, когда дождь загнал внутрь всех гостей. А мы в уголке притаились, и… Потом Ромке пришлось подкупать их охрану, чтобы они уничтожили запись. С камеры, которую мы не заметили.
И это ещё не считая «курортного секса», медового месяца, всяких игрушек, которые он мне дарил, и белья…
В общем, покуролесили мы на славу! Пока я не забеременела Севкой. Тогда ещё как-то справлялись. К тому же, Сева был мальчиком очень послушным, почти не болел. А вот с Сонечкой было иначе. Насколько беременность вышла тяжёлой, настолько болезненной, слабой и вечно орущей была она, наша первая дочь. Первая и единственная! Так как я зареклась не рожать. Так и сказала Окуневу:
— Всё! Больше никаких детей.
— Бог троицу любит, — сказал мой супруг.
Вот теперь наконец-то мечты воплотятся…
— Маргарита, к вам можно? — суётся ко мне в кабинет пациентка.
Я, подняв глаза от стола, отвечаю:
— Да, да!
Сегодня со мной медсестра. Иришка, белёсая, скромная. Чуть полновата, но ей это даже к лицу! Знаю со слов Алёнки, что у неё с моим братом роман. От самого брательника вряд ли добьёшься подробностей. А Иришка подавно не скажет! Вон, как усиленно прячет глаза.
— Виталина! Как рада вас видеть, — говорю, приглашая присесть.
Это та самая хозяйка кафе — Виталина Шумилова. Поистине редкий объект наблюдений. Ей уже сорок пять! Шестой месяц беременности. И надо сказать, что беременность очень успешная. Нет никаких патологий, которых она так боялась. Плод развивается, только никак не покажет нам пол.
— Маргарита, сегодня УЗИ, — произносит она, стыдливо заламывая руки, так и оставшись стоять.
— Да, верно, — смотрю в её карту. Аппарат есть не в каждом кабинете. Но у меня имеется.
— Со мной вместе муж напросился, — пожимает плечами она.
— Да, конечно! — киваю, — Только давайте сначала на кресло. А потом мы его пригласим.
Я провожу регулярный осмотр, изучаю влагалище, матку. Виталина попутно делится тем, как её донимает малыш. Организм у неё очень крепкий. Репродукция в норме. И возраст тому не помеха. Как говорится, если женщина хочет родить, то ничто не способно заставить её передумать.
— Изжога всё время, — вздыхает она, одеваясь за матовой ширмой, — В прошлых двух такого не помню. А тут, что ни съем!
— Ведите дневник питания, — советую я, — Записывайте всё, что ели, вплоть до мельчайших подробностей. Скорее всего, в вашем случае, если раньше подобного не было, изжога обусловлена положением плода внутри. Возможно, ребёночек повернётся, и всё изменится в лучшую сторону.
— Ой, дай-то бог! — произносит она.
— Советую вам отказаться от позднего ужина. За два-три часа до сна избегать тяжёлой пищи, — добавляю я.
— Да вы что, Маргарита Валентиновна! Вы же меня всех радостей жизни лишаете! Я итак постоянно на нервах, спина вон болит, так, что спать не могу. И в туалет по десять раз за ночь бегаю. Хоть памперсы надевай, правда что!
— Вы подушку купили специальную? — интересуюсь я.
Виталина кивает, теребит рыжий хвост:
— Да, конечно! В вашей аптеке. Только муж меня к ней постоянно ревнует, — смеётся она.
— К слову, о муже, — поднимаю я брови, — Он, вероятно, заждался уже? Что, идёмте?
Она, сжав кулачки, как ребёнок, в предвкушении подарков, кивает:
— Да, да!
Мы вызываем её Константина. Он ещё больше взволнован, чем Вита. Уложив её на кушетку, я готовлюсь озвучить вердикт. Пол ребёнка пока неизвестен. Так что, ещё один шанс прояснить самый главный вопрос, вызвал приступ эмоций у обоих родителей.
Костя забавный, курчавый. Правда, волосы собраны в хвост. Он довольно красив, для мужчины. Внешность такая, что он никогда не состарится. И даже, наверное, в старости, будет смотреться моложе накопленных лет.
— Ну, что? — держит Виту за руку.
Я напряжённо гляжу на экран.
— Ну, что я могу вам сказать, — провожу по нему, не касаясь, — Вот это спинка.
— Опять? — сокрушается Вита.
— Вот попка, — веду по экрану, — А это его пяточки.
— Его? — повторяет за мной Константин.
— Его — это значит, ребёнка, — говорю я иными словами.
Он щурится, оба вздыхают.
— Увы, — усмехаюсь их лицам, — Малыш не намерен показывать нам своё личико.
— Так нам и не личико нужно, — спешит убедить Константин.
— А кого вы хотите? — решаю спросить.
— Мальчика!
— Девочку! — говорят в один голос.
— От девчонок одни неприятности, — произносит мамуля.
— Не правда! — встревает отец, — Она будет послушной.
— Уверен? — Виталина вытирает округлый животик салфеткой.
— Ну, если в меня пойдёт, да, — говорит её муж.
— Ой, Кость! — хмурит брови она, — Прекрати!
Назревает размолвка. Я решаю прервать их обоих:
— Каким бы он ни был, ну, или она, главное, чтобы здоровый! А с этим у нас всё в порядке. Наблюдаемся, много гуляем, много спим, в меру кушаем. И никаких нервных встрясок, понятно?
— Да, да, — отвечает моя пациентка.
Константин помогает ей встать. Когда они оба уходят, Ириша бросает им вслед:
— Такие забавные!
— Правда? — я искренне с ней соглашаюсь.
Вот и нам бы так с Ромиком. Я ведь ещё не стара! Мне всего-то, недавно исполнилось сорок. Я могла бы родить. Но вот только… зачем? Если его малыша скоро выносит та, которая вдвое моложе меня. Ну, почти.
Столовая в нашей клиники находится между приёмным отделением и стационаром, на втором этаже. Здесь всегда вкусно кормят! И многие даже приезжают сюда, исключительно с целью поесть.
Я ковыряю гуляш, но еда не жуётся. Под взглядом Левона, который сидит в правом дальнем углу, ощущаю себя — точно загнанной в угол. Он тоже ест что-то. Берёт из тарелки, кладёт вилкой в рот и жуёт. Но всё это делает так отстранёно! За столом есть другие коллеги-врачи, но они говорят. Он молчит, только кивает, давая понять, что услышал…
Алёнка, слегка обернувшись, когда я в очередной раз «пытаюсь на него не смотреть», усмехается:
— Ой! Ну, просто Шашкова и Тихонов. Сцена в кафе.
Я опускаю глаза, возмущённо колю вилкой мясо.
— Вы говорили с ним? — шепчет Алёнка.
— О чём? — отзываюсь невнятно.
— Как о чём? Обо всём, — пожимает подруга плечом.
Я в ответ только хмыкаю.
— Интересно, — внезапно бросает она, — А вот если бы ты от него залетела, то что?
— Я? — удивлённо смотрю на неё, — Ну, тогда грош цена мне как доктору!
— Ну, — хмурит брови Алёнка, — Я же чисто гипотетически. Просто представь! Что бы было?
Отложив вилку в сторону, я выдыхаю:
— В этом случае Окунев, думаю, дал бы развод.
— Интересно, — Алёнка жуёт свой пельмень, — Значит тот факт, что он, извините, заделал ребёнка любовнице, не является поводом для развода?
— По его мнению, нет, — усмехаюсь, — Тем более, он до сих пор продолжает меня уверять, что всё это гнусные враки.
Последнюю фразу я говорю, на манер Окунева, выпятив грудь и сконфузившись. Алёнка смеётся:
— А ты предложи ему тест!
— Психологический что ли? На совместимость? — уточняю я.
Теперь уже вместе смеёмся. Подруга гоняет по миске пельмешку.
— На отцовство, — отсмеявшись, бросает она.
— Я тебя умоляю! — говорю ей, сама продолжаю смотреть на Левона, — Разве есть хоть какая-то разница, чей он? Ведь он же с ней спал. Это ясно!
— Кстати, — щебечет Алёнка, берясь за компот, — Как ваш визит к мозгоправу?
Я усмехаюсь:
— Никак! Обнадёжил, что мы излечимы. А сам наверно, сто раз пожалел уже, что согласился.
— Я думаю, он и не такое видывал. Каких только пар не бывает! — вздыхает Алёнка.
— Это уж точно, — спешу подтвердить, — Вон сегодня ко мне приходила одна семейная пара. Такие влюблённые оба! Хотя старше нас лет на пять. Она на шестом месяце, ты представляешь? Так он с нею носится, как с писаной торбой. Ой, Виточка, то! Ой, Виточка, сё!
— Вита, это её так зовут? — хмурится Лёня, — Какое-то имя мужское.
— Виталина, это если целиком, — отвечаю.
— Прикольно, — подруга кусает губу.
После, закрывшись в своём кабинете, пока пациентки ещё не пришли на приём, я решаюсь ему написать.
«Не смотри на меня так».
Ответ приходит практически сразу же. Наверное, ждал? И на сердце так больно от этого.
«Ты не можешь мне запретить смотреть на тебя».
«Да», — соглашаюсь я мысленно, — «Не могу. И не хочу».
«Может быть, мне уйти в другую клинику?», — предлагаю, хотя понимаю, что это абсурд. Но ради спокойствия можно пойти на подобную жертву.
«Может, мне?», — пишет он.
«Я себе не прощу», — отвечаю.
Снова тихий стук в дверь. Пациентка. Отложив телефон, я бросаю:
— Входите.
Беру себя в руки. Не зря говорят — не сори там, где ешь. А я насорила. Ох, как насорила! Что теперь этот мусор вовек не собрать.