Глава 7

На обеде я успеваю смыться раньше, чем Левон выйдет из кабинета. Однако, он очень хитёр! Он застигает врасплох, когда я собираюсь домой. Просто заходит, закрыв за собой изнутри дверь моего кабинета. И не оставив мне шанса уйти. Только прыгнуть в окно. Но, увы — не вариант! Этажи в нашем здании очень высокие, а у меня — самый верхний.

— Что тебе нужно, Левон? — говорю я, стараясь, чтобы голос звучал убеждённо.

Он приближается:

— Мне нужна ты!

Отступаю назад. Отгородившись столом от его навязчивых рук, я продолжаю настаивать:

— Нет! Я сказала тебе, между нами всё кончено.

— Почему, Маргарит? Почему? — он глядит своим взглядом. Густые и тёмные брови, высокая линия лба. Морщинки на нём, по которым любила водить языком…

«Боже, как трудно», — молюсь про себя, — «Боже, пускай он уйдёт! Не вводи в искушение. Я не смогу, поломаюсь…».

Но Левон не уходит, стоит неподвижно. Лишь стол не даёт ему стать ещё ближе ко мне.

— Ты не понимаешь? Или делаешь вид? — перехожу в оборону.

— Объясни! Может, я и пойму, — говорит, разведя руки в стороны, как для объятия, — Что изменилось? Я тот же. Ты та же. Мы те же с тобой.

— Левон! Нет больше нас. Есть только ты и твоя семья. У вас будет ребёнок. Ты станешь отцом. И я очень рада!

— Неужто? — взрывается он.

— Не кричи! — призываю его вести себя тише.

Хотя, скорее всего, все ушли. Но Володька, наверно, ещё «на посту». И врачи в стационаре дежурят. Опять же, уборщица, может подслушивать. Что она делает часто! Разносчица сплетен, баб Валя. Наверное, даже сейчас стоит, приложив ухо к двери…

Левон шумно дышит, ведёт по лицу своей мягкой, широкой ладонью. Как же много приятных секунд доставляли мне руки Левона. Его длинные, чуткие пальцы. Они знают меня, они были во мне…

— Почему, Маргарит? Объясни, — настойчиво требует он.

Поднимаю глаза:

— Просто я не могу. Теперь, зная это…

— Ты обиделась? Из-за того, что я спал с Тамарой? Поверь, это было всего один раз. Да и то, я тогда лишку выпил…

— Не в том дело, Левон!

— Ну, а в чём?

Мы глядим друг на друга. Не в силах понять. Хотя, он понимает, уверена в этом! И знает, что я не сверну. Но не хочет поверить. А верю ли я? Я боюсь!

— Просто, я думала, что мы сможем быть вместе. Одно дело, когда наши дети уже подросли. А теперь… Ты не бросишь! А я не сумею тебя попросить. Не сумею жить с тобой, если ты это сделаешь. Просто…, - о, как же трудно мне выдавить мысль, — Отбирать тебя у семьи. У детей. Я итак получила от судьбы слишком много.

— Но что же мне делать? — пеняет Левон, — Я люблю тебя, Рит! Я всё время тебя вспоминаю. Вот всю ночь вспоминал, глаз не сомкнул. Всё думал, как тебя обниму.

— Прекрати, — отзываюсь, — Ты делаешь только больнее.

Он кусает губу. Эти губы… О, Господи! Как же они целовали меня. Как умеют ласкать. Всюду! Всюду…

— Риточка, солнце моё, — шепчет он, — Как нам жить?

Я ощущаю, как слёзы скользят по щекам. Не смогла удержаться, расплакалась! Жмурюсь, шумно тяну носом воздух:

— Одна фраза мне очень понравилась, — пытаюсь я выглядеть бодрой, — Недавно прочла на странице у дочери. Не печалься о том, что закончилось. Улыбнись тому, что было.

Левон усмехается:

— Да уж! Только и осталось, что улыбаться, — он садится на край моего стола, отодвинув бумаги, — Я бы и рад, чтобы этого не было.

Меня словно ранили в сердце:

— Чтобы не было… нас? Ты имеешь ввиду.

Он протестует:

— Нет! Что ты? Я про себя и Тамару. Угораздило же переспать с ней тогда. Опрометчиво думал, что это хоть как-то её успокоит, наверное. Просто, любви между нами давно уже нет. Да и была ли она хоть когда-нибудь?

— Зачем ты женился на ней? — вопрошаю.

Он смотрит в сторону. Мне виден профиль. Его длинный, чуть загнутый нос и надбровные дуги. Его чувственный рот, подбородок. Какими, должно быть, красивыми будут их дети. По крайней мере, сын, которого он мне показывал, очень похож на него.

— Просто время пришло, и женился, — вздыхает Левон, — Она была младше меня на пять лет, была девушкой. Родители нас познакомили, дальше как-то само собой всё сложилось.

Он никогда не был так откровенен со мной, как сейчас. Никогда не рассказывал мне о Тамаре. И я, боясь перебить, опускаюсь на стул. Продолжая следить за ним взглядом.

— У неё нет родных, сирота. Мама и папа сгорели в пожаре. Страшно представить, как ей тяжело было! Я старался, как мог. Я хотел полюбить её по-настоящему. И я думал, что это любовь. Что вот такая она! Пока, — он поворачивает ко мне лицо, — Пока не встретил тебя.

Убираю со лба упавшую прядь. Мои волосы вьются, сегодня ещё уложила их муссом:

— Мне так жаль, что я отняла у неё то последнее, что ей подарила судьба.

— Ты ничего и ни у кого не отнимала, Рит, — убеждает Левон, — Ведь я же сам решился на эти отношения. Я же сам соблазнил тебя, помнишь?

Усмехаюсь:

— Ну, как такое забыть?

Он ведёт по столешнице пальцем. Вот на этом столе он меня и распял в тот далёкий, наш первый с ним раз…

— Но ведь ты именно это мне предлагаешь сделать? Забыть, — произносит Левон.

— Я предлагаю запомнить, — отзываюсь, пытаясь прогнать те постыдные образы, где мы с Левоном вершим адюльтер.

В дверь стучат. Я встаю, чтобы выяснить, кто там. Скорее всего, тётя Валя, увидела свет. А, может, Володька собрался домой и решил разузнать, на работе ли я?

Левон, подскочив, заключает в объятия. Зажимает ладонью мой рот. И тот протест, что я не озвучила, теперь отчётливо виден в глазах. Я буквально сверлю его взглядом! Сама же постыдно слабею в объятиях. Сильных, как обручи. Нежных, как шёлк…

— Моя милая русская девочка, — шепчет мне на ухо, — Тише, ну, тише.

Я толкаюсь, пытаясь его укусить. Он прижимается телом, чуть приподняв, вынуждает присесть на столешницу.

— Маргарита Валентиновна, вы тутось? — слышится голос уборщицы.

Припечатанный лапой Левона, мой рот продолжает молчать. Только взгляд мечет искры. «Пусти», — умоляю глазами.

— Не пущу! — говорит в моё ухо.

Когда уборщица нас оставляет, Левон убирает ладонь.

— Отправляйся к жене, — выставляю я руки, толкаю широкую грудь.

— Ты жестока со мной, — шепчет он, погружая ладонь в мои волосы, — Почему так жестока?

— Левон, прекрати, — отвергаю его поцелуй, — У тебя скоро будет ребёнок. Ты станешь отцом!

— Ну, и что? — жарко пытается он наверстать то, чего я лишила его этим вечером. Властной рукой накрывает лобок…

— Ну, и что? — я сдвигаю одетые в брюки бёдра. Как хорошо, что сегодня додумалась выйти из дома не в платье. И он удивлён! Почему?

— Это ничего не меняет, не меняет моих чувств к тебе, — нагибается он.

У меня не хватает пространства, я почти разлеглась на столе. Только папки мешают…

— А мои чувства к тебе изменились, — давлю на больную мозоль.

— Так ли это? — бросает сквозь зубы, — Ты потому так оделась сегодня? Надела штаны?

— Да, поэтому! — я отвергаю ладони Левона. Опершись о локти, смотрю ему прямо в глаза, — А вчера я спала со своим мужем.

Он застывает на выдохе:

— Что?

— Да, представь себе! Первый за долгие годы супружеский секс, — говорю. Но отчётливо знаю: не первый. И отнюдь не добровольный! Но об этом молчу.

— Ну, и как? — скрежещет зубами Левон, — Мне в отместку?

— Нет, — продолжаю лежать на столе, — Просто так!

— Просто так? — уточняет Левон. А глаза так и жгут первозданным огнём. Сквозь одежду. Сквозь кожу. И, кажется, видят насквозь, что я вру…

— Да, он попросил, как всегда. А я в этот раз не стала отказывать. И знаешь, ничуть не жалею об этом. Возможно, у нас ещё всё наладится? — сама не верю в то, что говорю. И ненавижу их всех. Окунева, за то, что он есть! А Левона… За то, что его больше не будет.

Он выпрямляется, смотрит, ведя языком по губе:

— Что ж, — произносит, — Желаю удачи!

Я встаю, оттолкнувшись руками. Бросаю вдогонку ему:

— Это всё? А где же твоя любовь? Где же чувства, о которых ты тут распинался?

Он подходит к двери и хватает за ручку.

— Будь счастлива с мужем! — желает мне, прежде чем выйти в пустой коридор.

Дверь остаётся слегка приоткрытой. А я продолжаю сидеть на столе. Ну, зачем я сказала? Зачем? Чтобы нам было проще расстаться?

Неожиданно я представляю себе, как и Ромик однажды вот так говорил одной из своих многочисленных шлюх, пока я ходила беременной Сонькой:

— Я хотел полюбить её по-настоящему. И я думал, что это любовь.

Он лишь думал, что это любовь. И Левон тоже думал. А любви просто нет! Это чувство доступно не всем. Я, к примеру, его не достойна. Потому нелюбима никем. Не была. И не буду. И всё.

На этот раз меня, плачущей, находит внутри младший брат. Володька уже целиком «упакован». Очевидно, собрался домой?

— Эй, тук-тук! — стучит он в слегка приоткрытую дверь кабинета.

Я шмыгаю носом:

— Кто там?

— Медведь пришёл, — вторгается он в мой слезливый мирок.

Брат и правда, как мишка. Такой же большой и пушистый. Борода у него рыжеватого цвета. Он в папу. Тот тоже был с лёгкой рыжинкой, до того, как стал седым.

— Ты домой собираешься?

Я вытираю глаза:

— Собираюсь.

— Чего ноешь? — осведомляется брат.

— Жизнь жопа! — сползаю на пол со столешницы.

Володька вздыхает:

— С Левоном поссорились?

Я вынимаю пальто, достаю шапку, шарф:

— С чего ты решил?

— Да с того! — потирает он бороду, — Видел его только что. Пробежал мимо, даже не попрощался.

— Пускай катится, — фыркаю я, одеваясь.

— А я говорил…, - начинает Володька.

— Отстань! — возмущаюсь в ответ.

Мы выходим из клиники. Машин на парковке немного. Каждый садится в свою. Он бибикает мне на прощание. Я отвечаю коротким сигналом, машу. А сама остаюсь неподвижно сидеть. Нет ни сил, ни желания ехать домой! А ведь надо. Там Сонька, наверно, приехала с Бубликом. Надо бы что-то сварганить на завтра. Всего один день выходной! Завтра к родителям съезжу, развеюсь. Пускай их проблемы меня отвлекут.

По пути, завернув на уютную улочку, я паркуюсь к обочине. Тут забегаю в кафе «Виталина». Всегда беру выпечку здесь! А хозяйка кафе — одна из моих пациенток. Удивительно, ей сорок пять, а она на сносях. Это третий ребёнок от мужа. И везёт же кому-то! Любовь на всю жизнь. Без измен, без разводов, без стрессов.

Виталина [1]сегодня на месте. Увидев меня, улыбается:

— Здравствуйте, Рита! Так рада вас видеть. Лариса, дай свежих рогаликов! Или сегодня что-то другое?

Я смотрю на её выпирающий животик. Во мне просыпается доктор:

— Как самочувствие, Вита?

Она поправляет рыжий хвост:

— Да ничё! Только пи́сать всё время охота, — шепчет, заслонившись рукой.

— Это нормально. Когда на приём? — уточняю я.

— В среду! — кивает хозяйка. И вручает бумажный пакет.

— Что-то много здесь, — открываю.

Божественный запах горячих ещё, свежих булочек, вызывает голодные спазмы в желудке. Пожалуй, не стану ждать! Съем одну из них прямо в машине.

— Подарочек от заведения, — улыбается Вита. Её оптимизм поднимает моё настроение, — Может, чай, или кофе?

— Нет, спасибо! Поеду домой, — говорю.

Сев в машину, беру из пакета хрустящую выпечку. Закрываю глаза и жую. И пускай растолстею. Плевать! И пускай всё сиденье теперь будет в крошках. Если жизнь под откос, есть ли смысл беспокоиться? Буду грязнулей и зад отращу, чтобы ни один, даже самый красивый докторишка, никогда на него не залип.

[1] Виталина Шумилова — героиня моей предыдущей дилогии (книга "Всего лишь измена").

Загрузка...