Счастливы вместе

Глава 27

Я позволила Лёньке уболтать себя на СПА салон. Правда тот, куда она нас записала, оказался закрыт из-за срочной проверки. Хорошо, что мы не попали в него! Но все бюджетные «учреждения» в нашем городе расписаны вплоть до конца декабря. Новый год наступает! И женщины очень хотят его встретить красивыми.

Я, посетовав Ромику, получила вполне ожидаемый хмык:

— Что, прям все?

— Ну, я имею ввиду, по нормальной цене, — я пожала плечами.

Салоны, где цена начинается от… не смотрю.

— А этот, ну как его, «Альфа»? — пощёлкал он пальцами.

Этим салоном владеет один его друг. Выписал таек и сделал упор на восточные практики. Разнообразные виды массажа и целые комплексы мер для лица и для тела. В том числе, для двоих! Помню, на наш юбилей, три года назад, Женька-владелец салона, подарил нам с Ромиком сертификат для двоих. И чего мы там только ни делали! За такие-то деньги. Красиво, конечно. Приятно. Но дорого очень.

— Да, ну! — отвергла я эту идею.

— Ну, да, — перефразировал Ромик, — Щас звякну ему, подожди!

Он схватил телефон, не успела я пикнуть. Вызвал друга. И проболтав минут десять, спросил:

— Слушай, Жень, ты мою не оформишь на завтра? Хочет пёрышки почистить перед новым годом. А то она записалась, а лавочку, чпок, и прикрыли. За какие-то там прегрешения… Да, прикинь! Понимаю, что всё под завязку. Но всё-таки… Ага, щас спрошу.

Он прикрыл рукой трубку, окликнул меня:

— Маргош, ты в субботу свободна?

Я пожала плечами:

— Я — да… А Алёнка…, - затем осеклась, поняв, что подруга, скорее всего, не осилит подобные траты.

Но Ромик уже записал, и меня, и подругу. И Соньку! Так как та прибежала на зов.

— А тебе-то куда? — уточнила у дочери.

— Ну, а что? Пускай сходит, — Окунев весело глянул на Соню, — Там есть шоколадное обёртывание.

— Серьёзно? — восторженно вспыхнула та.

Я закатила глаза. Когда Соня ушла, обратилась к нему:

— Отменяй, Ром. Ну, там же так дорого.

— Как? Я уже заказал вам троим СПА, с утра и до вечера.

— С утра и до вечера? Ром! — я уставилась на него в недоумении, — Но Алёнка…

— Спокуха, Маргош! — Ромик встал, вышел, долго отсутствовал. А вернулся с деньгами, — Вот, этого вам, на троих, должно хватить.

— В честь чего? — посмотрела на деньги.

Ромик выдохнул:

— В честь нового года.

— Даже не знаю, что и сказать, — прошептала. С чего это он так расщедрился?

Ромик как будто прочёл мои мысли, подсел близко-близко:

— Я ж с далеко идущими мыслями. Думаю, может быть, киса моя в новогоднюю ночь, мне предложит какую-то шалость?

— Это какую такую шалость? — опешила я. И прикинула сумму, на которую я должна «пошалить».

— Ну…, - Ромик провёл по спине и до копчика. Я опасливо сжалась, — И всякое разное…

— Всякое разное? — переспросила его.

Мы уже занимались супружеским сексом. Не каждую ночь, как бывало когда-то. Но ещё тройку огненных раз, и один скромный разик, исполнили.

«Так что всякое может быть», — подумала я. И взяла эти деньги. В конце концов, Ромик мне должен. За всё! За моральный ущерб. И физический.

СПА программа салона включает в себя посещение сауны и всевозможный массаж. Далее следует скраб и обёртывание. На выбор! Для Соньки обещанный ей шоколад. Для меня — минеральная глина. Для Алёнки — зелёные водоросли. Потом у нас — чай и конфеты. А дальше — салон красоты. Традиционно — причёски, мытьё головы, маникюр, педикюр. В общем, застряли надолго!

Сейчас мы лежим на кушетках. В большой и приятно обставленной комнате, где царит полумрак, и мелодия флейты пытается нас убаюкать. Соньку уже убаюкала.

— Глянь, — шепчет Лёня.

Она, как и я, в полотенцах. Похожа на куколку. В смысле, на гусеницу, окуклившуюся, чтобы стать бабочкой! На лице у подруги жутчайшая маска из водорослей. На голове — шапочка для душа.

Я смотрю на кушетку, где Сонечка, вся в шоколаде и в плотной махре, приглушённо сопит. Шоколад пахнет здорово! Круче, чем глина, которой обмазана я.

— Сонь! — зову дочку. Та продолжает сопеть.

— Заснула наша принцесса, — отвечает Алёнка, и водоросли у неё на лице шевелятся. Жуткое зрелище, стоит сказать!

— Хо-хо-хо! — я смеюсь так, потому, что моя кожа стянута глиной. И любое движение губ затруднительно. Так что практикую способности чревовещать.

— Чего ты ржёшь? — в отличие от меня, у Алёнки хотя бы осталась возможность смеяться и непрерывно болтать. Чем она в удовольствие пользуется.

— Е могу на тея смотреть без смеха, — чуть разжав губы, произношу.

— Ой, Бузыкина, ты бы себя видела! Такая лежит, блин, мумия Тутанхамона! — отзывается Лёнька.

— Хо-хо-хо! — опять умудряюсь смеяться без привлечения мышц.

Подруга с меня угорает! Мы обе лежим, как две мумии. Сонечка даже в таком виде — красотка. А мы? Обе в шапочках, руки и ноги под тканью. Вместо лиц разноцветные маски, как грим. Можно фильмы снимать, про пришельцев.

— Тусь, я тебе всё до копейки отдам с новогодней зарплаты, — подруга по-новой «заводит шарманку».

— Е вздумай! — шиплю на неё.

— Почему? — возмущается Лёня. Она, когда поняла, куда я собралась вести нас, опешила. Долго пыхтела. Пока я не выдала, кто оплатил наш «банкет».

— Это Роукин одарок. А дарёное не озвращают, — коверкая буквы, пытаюсь сказать. Буква «п» не даётся! Для этого нужно сомкнуть губы вместе. А мои уже высохли и не смыкаются. Точнее, глина сковала лицо, словно гипс.

— Слушай, тут Борька приедет на новогодние праздники. А я же ему расписала тебя! Ну, какая ты у нас умница и красавица, — шепчет Лёнька, имея ввиду того друга, который обязан понравиться мне.

— А я оворила тебе — не сеши, — отвечаю.

Она понимает меня даже так. И со вздохом, смеётся:

— Кто ж знал, что у вас с Ромкой всё наладится. Как у вас, кстати?

— Ор-аль-но, — говорю по слогам, — Аж страшно!

Ну, надо же! Последняя фраза легко удалась…

— Чего тебе страшно? — пытает Алёнка.

— Атишье керед гурей, — формулирую я.

— Чего? — хмурит брови Алёнка, отчего верхний лист бурых водорослей закрывает её правый глаз, — Да ёлки! — пытается Лёнька вернуть его на место, без помощи рук. Не выходит.

— Хо-хо-хо! — опять смеюсь я. Наверно, я, правда, похожа на мумию. Вот кому повезло, это Соне! И пахнет приятно и можно лизнуть. И чего только стоило мне разузнать, нет ли там неположенных ей компонентов.

— Ты б судьбу не гневила, Бузыкина! — бросив попытки вернуть себе зрение, фыркает Лёнька, — Вон у тебя, муж богатый, и дети чудесные. Глянь на неё, — она снова кивает на Соньку, которая плямкает губками. Видимо, снится, как ест шоколад…

«Моё любимое чудо», — с обожанием глядя на дочь, представляю, какой она вырастет. Капризной, конечно! Но, как сказала Людмила Андреевна — женщиной. А женщине это простительно. Я вот, к примеру, совсем не капризная. И к чему это всё привело? И к чему? Как совершенно логично заметила Лёня: и муж у меня при деньгах, и чудесные дети. Так чего мне роптать? Лишь бы маску проклятую смыли уже… Надоело лежать. Да и писать охота.

— Нос чешется, блин! — Лёнька всячески хмурится, пытаясь хоть как-то его почесать. Тянется носом к плечу. И вторая из водорослей прикрывает теперь левый глаз.

— Хо-хо-хо! — выдаю позитивные звуки.

— Блин, Тусь! Если будет чего интересного, ты, хоть скажи, — изрекает она.

— О-о-шо, — отвечаю в привычной манере.

Вдруг думаю: «Мы как макаки». Которые, сидя втроём, дают миру понять, что их органы чувств ограничены. Сонька у нас, в силу сна, ничего не слышит. Алёнка теперь из-за водорослей, видеть не может. А я — ничего никому не скажу! Скоро так стянет морду, в куриную гузку. Охота позвать «санитаров», точнее, услужливых девочек. Только боюсь разбудить свою дочь.

В конце концов, девушка входит сама.

— Это кто? Туся! Кто это? — невидящая Лёня суетится и дёргает носом.

— Ежи, — отвечаю, пытаясь ответить: «Лежи ты спокойно, это Мариночка, наш консультант». Но фраза вообще неподъёмная! Так что «ежи» — это всё, что могу я озвучить.

— Какие ежи? Тусь! Ты чего? Ежи? Про ежей ничего не написано. Это ежиный массаж? Иглоукалывание что ли? — пытает подруга.

Не могу сдержать смех:

— Хо-хо-хо!

— Ох, ну что же вы так? — произносит Марина, подняв Лёньке «веки», точнее, листы бурых водорослей с глаз.

— Ой, это вы! Слава богу! — выдыхает Алёнка.

— Ну, что? Вылупляемся? — смотрит Марина на нас, как ботаник на бабочек.

«Вылупляемся» — это по их словарю означает — преображаемся после процедур и превращаемся в писаных красавиц.

— Ой, подождите! — прерывает Алёнка, — А сфоткайте нас?

— Ы серьёзно? — смотрю на неё.

— А что? Когда мы ещё вот такими окажемся? Это ж умора! — кивает подруга.

Консультантка согласна. Алёнка ей объясняет, где взять телефон. Он на тумбочке. Мы неумело позируем. Сонька ещё продолжает сопеть. После всех процедур ощущаю себя обновлённой. Тело и впрямь, словно дышит. Коже так непривычно легко!

По программе у нас чаепитие. А потом мы пойдём наводить марафет.

Соня грызёт печенюшку.

— Я решила! — объявляет торжественно, — Буду косметологом!

— Не прошло и полгода, — вздыхаю, — А как же твой роман? Так и останется, не дописан?

— Снежинки на ресницах таяли,

И зачарованно читали мы,

Красивый недописанный роман

Про любовь, без измен…, — напевает Алёнка.

— Я решила, что это полезнее, — делится Соня, — Буду женщин красивыми делать. Это ж тоже медицина, типа.

— Типа, — повторяю за дочерью. Посмотрим, надолго ли хватит идеи.

Тут в наш «скромный» отдых внедряется девушка в светлом костюме:

— Ну, как самочувствие? Что-то хотите?

— Скажите, — кокетливо щурится Соня, — А у вас есть косметологи?

— Да, конечно, — кивает работница.

— А сколько они получают? — интересуется дочка.

— Соня! — одёргиваю её.

— Взрослый подход! — одобряет Алёнка.

— Я прошу извинить, дочка хочет стать косметологом. Полагаю, на неё так подействовал ваш чудесный салон красоты, — объясняю я девушке.

— Это прекрасно! Профессия очень востребована. А хочешь, ты можешь наведаться в наш косметический кабинет. Там сейчас как раз Леночка чистку проводит, — предлагает сотрудница.

— Лица, я надеюсь? — хмурю я брови.

— Конечно, лица, — удивлённо кивает она.

— В нашей области «чистка» имеет другое значение, — понимающе хмыкает Лёня.

Дочурка уже загорелась. Глядит на меня, ждёт согласия.

Я разрешаю:

— Иди! — и она, прихватив с собой пару печенек, в сопровождении девушки, выходит в большой коридор.

Мы с Лёнькой гоняем чаи, ощущаем нирвану.

— Ой, Ромочка! Дай бог тебе здоровьица, — подруга, откинувшись на диване, закрывает глаза, — Золотой человек!

Я смотрю на неё вопросительно:

— Продажная ты шкура, Арбузова!

Да, у Гошарика и фамилия соответствующая его внешности. Он и сам как арбуз.

— А чего? Я верну, — повторяет Алёнка.

— Только попробуй, — сую ей кулак, — Я засуну их тебе… В твои вторые девяносто.

Не хочу говорить это слово, но зад у Алёнки большой. Интересно, насколько он больше моего?

— Слушай, Лёнь, а ты мерила задницу? — интересуюсь как бы между делом.

— В смысле? Чью? — хмурит брови Алёнка.

— Ну, свою, не Гошарову же!

Она опускает глаза на свой зад:

— А чего её мерить?

— Ну, так, — пожимаю плечами, — Чтоб знать.

— Ну, я сорок восьмой размер ношу. Просто люблю попросторнее, — добавляет Алёнка в своё оправдание.

— Ну, значит, примерно сто десять сэмэ, — заключаю на глаз.

— Какие сто десять? — встревает подруга, — У меня отродясь столько не было, Тусь! У меня всегда было девяносто шесть — это максимум.

— Ну, это когда ещё было? — вздыхаю с тоской. И у меня в своё время было девяносто, а когда-то и меньше. Правда, и грудь была меньше. Сейчас ношу пятый размер.

Дома мальчики смотрят кино, боевик.

Сонька кидается к папе:

— Папулечка! Класс! Меня всю шоколадом обмазали!

Ромка нюхает Сонькину шею:

— Мммм, шоколадка моя!

Она благодарно целует его и бежит, скорее всего, писать Люське о том, где была. Севка рассержено хмыкает, делает громче. А Ромка выходит, попить.

— Ну, а от мамочки поцелуя я не дождусь? — щурится он.

Я кусаю губу. Кроме прочего, сделала новую стрижку. Слегка обновила оттенок. Маникюр, педикюр серебристого цвета. Словно инеем ногти покрыли! Блестит на свету.

Льну к нему:

— Мама довольна.

— Насколько довольна? — щебечет мне на ухо Ромка.

— На десяточку, — хмыкаю я.

— Мммм, — обнимает меня, проникает под блузу, — Значит, мама сегодня сговорчивой будет в постели?

— Ты же сказал, в новый год пошалим? — поднимаю глаза.

Он смеётся:

— Тут что-то одно: либо мелкие шалости, в количество нескольких штук, либо одна, но большая.

— Большая? — с сомнением пробую слово на вкус, — И насколько большая?

Он, примерившись, демонстрирует мне ширину моих бёдер:

— Вот такая, примерно.

Толкаю его:

— Отвали!

Тут из зала доносится:

— Па, началось! — это Севка. Очевидно, какая-то важная сцена в их мальчуковом кино.

Я иду раздеваться. Возможно, сегодняшней ночью нам будет совсем не до сна.