Счастливы вместе

Глава 2

Я была ровесницей Соньки, когда впервые увидела Рому. Он — на два года старше меня, старшеклассник, спортсмен, гордость школы. Кто бы сказал мне тогда, что я буду его женой, посмеялась бы! Где уж мне? Кроме прыщей, лишний вес. Кроме стеснения, комплексы! Наши папы дружили. А мамы общались, и часто, как сейчас говорят «тусили» парами. То на одной из квартир, то на другой. И меня, «потому, что я девочка», оставляли присматривать за малышнёй. У меня — младший брат, а у Ромки — сестрёнка. Сам же он уходил с пацанами гулять. А мне было обидно…

Потом он надолго пропал. Точнее, отцы разругались, на время. И встретились снова, когда умерла моя бабушка. Там, на похоронах, всё сложилось иначе. Мне было двадцать, ему — двадцать три.

— Ого! — только и сказал Окунев, увидев меня со спины.

Я — вся в чёрном. И волосы гладко зачёсаны. К этому возрасту сбросила лишнее, стала повыше. Кожа разгладилась, грудь подросла.

Он тоже подрос. Хотя, куда уж больше? Волосы вьются копной, зачесал их назад. На лице ровно стриженный ёжик щетины.

— А я познакомиться собирался, — сказал он, неловко кусая губу.

— Знакомы, — отрезала я, с холодной решимостью прошествовав мимо него.

После этих похорон как-то всё и срослось. Не сразу, конечно! Сперва мы встречались. Но оба знали как будто, что всё решено. Что нам предначертано быть вместе. Свадьбу играли пышную! Наши папы устроили «батл», кто кого переплюнет. У одного — своя клиника. Другой производит лекарства, владеет сетью аптек. Платье было дизайнерским. Торт, лимузин. И поездка на море.

Пожалела ли я? Не скажу! Наш брак был счастливым, по крайней мере, первые несколько лет. До тех пор, пока Ромка был верен. Пока он не взял руководство «Ленфарм» на себя. И, в то время как я разрывалась между вечно орущей Сонечкой и пятилетним Севкой, мой муж у себя в кабинете приходовал шлюх…

В «Базилике» снимаю одежду, повесив за дверью кафе, в небольшом закутке. В столовой клиники тоже неплохо готовят. Но разговаривать там, на глазах у коллег. Ну, уж нет! Выглянув из-за ширмы, я вижу её. Сидит спиной к выходу, смотрит в окно. Интересно, о чём она думает? И ведь не ушла!

Бросив взгляд на часы, выхожу. До приезда Окунева не так много времени. Так что, не будем терять ни минуты!

— Ну, что? Заказала уже? — уточняю, садясь.

Бросив сумочку возле себя, раскрываю меню.

Зоя краснеет, смущается:

— Нет. Я… Я наверно, не буду.

— Так! Не выдумывай! Давай поедим? На голодный желудок нервничать вредно. Потому и голова кружится, что ничего не ешь, — журю я её, словно дочку.

Пробегаюсь глазами по списку меню:

— Тебе рыбу полезно есть. Любишь рыбу?

Зоя тянет рукава своей кофточки. Уже так натянула, что не видно ладоней. Одни ноготки.

— Наверное… Да, — пожимает плечами.

«Особенно, окуней», — усмехаюсь уже про себя. Жаль, что в меню нет блюда из окуня. Ну, ничего! Скоро он сам, собственной персоной, нагрянет сюда. Вот же, будет умора!

Официант, подошедший к нам вовремя, принимает заказ у меня. Я беру: себе — суп-пюре из грибов, стейк под соусом. Ей — горбушу с пюре из картофеля. А ещё — облепиховый чай нам обеим.

— Ну, рассказывай! Как познакомились? — я кладу на колени салфетку, готовлюсь услышать рассказ.

Зоя смотрит затравлено. Точно, придумала? Ах ты, мелкая врушка! Вот я и раскрыла тебя. Сейчас начнёт сочинять небылицы про то, как он встретил её, гуляющей в парке. Подобрал обронённый ею томик стихов. Как они посмотрели друг другу в глаза, и влюбились…

— Я покупала лекарства для мамы в аптеке, — начинает она, глядя в стол.

«Неплохое начало», — киваю. Можно продолжить про маму, смертельно больную. Для которой мой Окунев раздобыл крайне редкий, и баснословно дорогой препарат.

— А там как раз лампы меняли, — продолжает она.

— Так, — с интересом, подперев рукой щёку, я слежу за сюжетом. Когда же появится он, наш герой?

Зоя, слегка усмехнувшись, словно вспомнила что-то, смотрит мимо меня, на окно.

— На меня лампа упала. Эта, как её? Люминесцентная. Прямо на голову! — она трогает лоб, — Вот тут даже ссадина была небольшая.

— Это хорошо, что небольшая, — хмурюсь я озабоченно.

— Ну, а Рома, он…, - улыбается Зоя. Улыбается так, словно видит его.

Я даже слежу за её взглядом. Уж, нет ли там мужа? Не приехал ли он раньше времени? Где-то, в глубинах сознания, прячется страх. А что, если правда? Вот сейчас он войдёт в эту дверь. Мерзавка подастся к нему. И они сольются в поцелуе. А я останусь сидеть, дура дурой! И чего затевала спектакль?

«Нет», — машу головой. Уж чего-чего, а этого Ромик себе не позволит. Целоваться со шлюхой у всех на виду. Не его амплуа! Он у нас — потихушник.

— Он как раз приезжал по каким-то делам, — продолжает она свой рассказ, — И увидел меня на полу.

— На полу? Даже так? Без сознания? — оживляюсь, желая услышать подробности. Была бы писателем, я бы уже настрочила роман «Похождения Окуня». На обложке должна быть рыбина. Пучеглазая, как и герой.

— Нет, я в сознании была, — возражает Зоя, — Просто ещё поскользнулась вдобавок. Потянула лодыжку.

Рукой под столом она тянется к той самой лодыжке. Словно чувствует боль… Нет! Это я чувствую. Это у меня так сжимается сердце, что пи́сать охота. Сколько раз доводилось узнать? До сих пор не привыкну…

— Бедняжка! Надеюсь, не сильно? — с тревогой шепчу.

Она улыбается:

— Нет, пустяки. Только Роман Ярославович… Рома, он… В общем, он всех отчитал! А потом даже хотел до травмпункта подбросить.

— Подбросил? — киваю.

Зоя, как будто не чувствует фальши в словах, отвечает:

— Конечно! Хоть я и противилась. Он у вас очень заботливый, благородный такой. Сказал, что это на его совести. Ну, что так вышло! Что он компенсирует всё.

— Надеюсь, не обманул? — с недоверием фыркаю я, — Он просто часто снимает кольцо, холостым притворяется. Вот я о чём.

— Нет, — моментально серьёзнеет Зоя, — Он мне сразу сказал, что женат. Мы с ним даже не собирались сначала. А потом… Как-то так получилось.

— Неужели, в машине? На заднем сидении? Там у него целый склад артефактов, — вспоминаю с усмешкой. Как-то раз наш джек-рассел терьер, Бублик, выудил женские трусики из-под сиденья…

— Нет, что вы? — смущается Зоя, — Это случилось намного позднее. В тот день он отвёз меня, просто и всё.

«Любопытно», — думаю я. История обретает налёт романтизма. Неужели, супруг соизволил решиться на отношения? Тратить время, за кем-то ухаживать? Это так на него не похоже.

— Вы извините меня, я в туалет? — озирается Зоя.

— Да, да, конечно! — отпускаю её, — В первом триместре учащённое мочеиспускание — это нормально. К слову! Раз уж речь зашла о здоровье, — поднимаю глаза, когда Зоя встаёт, — Ты бы себе прикупила штаны для беременных. Зима на носу! Хочешь осложнения заработать?

Она улыбается:

— Нет, не хочу.

— Вот и отлично, — смотрю на часы. Где там Окунев мой? Передумал?

Пока её нет, налегаю на стейк. Понимаю, что вряд ли она сочинила подобное. А если уж всё это правда, как и то, что ребёнок — его, то…

Не успеваю закончить свой мысленный приговор, как в дверях появляется Рома. Мой муж. Как всегда, он наряжен по моде. Узкие брюки, приталенный плащ. Нет, фигурой всегда отличался от прочих! Но только в таких узких брюках он выглядит как идиот.

Помню, когда познакомились, он и то одевался приличнее. Выглядел как нормальный пацан! Широкие джинсы носил и футболки. А теперь, у него вид такой, будто он рекламирует линию молодёжной одежды. Рубашка на выпуск, одна половина заправлена, другая небрежно торчит из-за пояса брюк. Как будто он только что с кем-то любился в машине. И наскоро вышел, заправив рубашку в трусы.

Я, отодвинув еду, лезу в сумочку.

— Маргоша! Вот ты где прячешься, рыба моя? — тянется он, чтобы чмокнуть.

Подставляю ему свою правую щёку.

— Окунев! Новый парфюм? — интересуюсь.

Он садится напротив:

— Здрасте, приехали! Это же ты мне дарила на день всех влюблённых.

— День всех влюблённых? Нет, дорогой, это точно не я! — говорю, намекая на то, что этот праздник давно не касается нас.

Вынимаю карманное зеркальце. Начинаю подкрашивать губы.

— Чего звала? — он глядит на часы. А они у него, как у сына, громоздкие. Купил и себе, и ему, чтобы быть «на волне».

— Поговорить нужно, — я тру губы друг об друга, чтобы размазать помаду по ним.

Окунев смотрит с укором:

— Всего лишь? А по телефону нельзя было, Рит? Ведь я на работе, вообще-то! У нас сортировщик заглючил, пришлось останавливать линию.

— Это срочно! — даю я понять.

Муж улыбается, подносит к своим губам руку с кольцом. И целует его, сжав в кулак волосатые пальцы:

— Для тебя, душа моя, я свободен как ветер! Ты же знаешь?

— А то! — изрекаю, сжав руку в кулак. Подношу обручальным кольцом ближе к губкам. Но вместо поцелуя, плюю на него. Растираю слюну рукавом кардигана. Чтобы колечко сильнее блестело.

Он отпускает двусмысленный хмык:

— Говори же! Я весь в нетерпении.

Опускаю глаза на тарелку, где до сих пор остаётся её недоеденный стейк. «Эх, жалко, не окунь», — думаю снова.

— Это чья, кстати? — ловит мой взгляд.

— Да так, — отвлечённо машу я, — С коллегой обедала! Она уже ушла.

Сама же смотрю на туалетную дверь, что сбоку от нас, за стеной. Где исчезла ОНА. Недержание что ли? А, может, понос?

— В общем, дело такое, Ромуль! Мы разводимся, — говорю торопливо. Стремясь поскорее излить ему суть.

— Что? — Ромка меняется в лице. Вместо довольной гримасы на неё наползает тяжёлая тень.

Предрекая его оправдания, я говорю:

— Ты дослушай! Сначала дослушай. И не перебивай меня.

Он сцепляет ладони в кулак, смотрит пристально. Я продолжаю:

— Сегодня ко мне приходила одна из твоих… скажем так, зазноб.

— Рииит! — напускает обиды Роман.

— Не перебивай меня! Я же просила? — рычу на него.

Он выдыхает, глядит в направлении окна. Ровно туда же глядела она, его Зоя…

— Так вот! Она сообщила мне новость. Ты станешь отцом, дорогой. Поздравляю тебя! И отпускаю на все четыре стороны. Можешь подать на развод. Подпишу.

Вот теперь я закончила. Только Окунев странно молчит. Смотрит в прорезь окна. И кадык нервно ходит по шее.

— Что? Даже ничего не ответишь? — не выдерживаю я.

И тут мой супруг разражается гневной тирадой:

— Марго! Ну как так можно, а? Я срываюсь с работы! Дурацкие шуточки, вроде диагноза — это вообще из ряда вон выходящее. Ты мне какую-то чушь несёшь про зазноб, про отцовство! Что это, а? Ты дура совсем, или как?

— Прекрати называть меня дурой, — цежу я сквозь зубы. Мне плевать на соседние столики. В этот момент я готова макнуть его рожей в свой суп.

— Ну, прости, дорогая! Просто мне невдомёк, как так можно? Какая-то драная кошка приходит к тебе и несёт несусветную дичь? Какие-то сказки про серого козлика! А ты ей на слово веришь? Да это поклёп! Клевета.

— Про серого козлика, точно, — шепчу, наблюдая обычную в принципе, вещь. Так всегда реагирует Окунев. Сейчас наплетёт про обман, наговоры и прочее. Понадарит подарков, цветов! Поклянётся в любви и уйдёт. Может ещё в ноги броситься. Но это не у всех на глазах. Это дома.

— Марго! Я тебе поражаюсь. Ты взрослая умная женщина! Веришь шлюхе какой-то, а мужу родному не веришь? — распинается он.

Так вошёл в эту роль, что не видит, как у него за спиной застыла та самая шлюха…

Зоя стоит, прижимая ладони ко рту. Дрожит, как осиновый лист. Я сейчас даже чувство вины ощущаю. Так непривычно, щекотно в груди!

— Это… я… шлюха? — говорит по слогам.

Окунев кашляет, будто слюной подавился. Волосы он забирает назад пятернёй, набирает в грудь воздуха.

— Зоя? — отчётливо слышу, когда обернувшись, он видит её.

Зоя молчит, а глаза стекленеют от слёз. Она моментально, как кролик, бросается в угол. Бежит, спотыкаясь. Хватает свой длинный пуховик. Шарф остаётся лежать на полу, соскользнул… И выбегает наружу! А там застывает у входа. И, судя по дрожи, рыдает взахлёб.

— Ну что же ты? Иди, догоняй! — напутствую мужа.

Он даже привстал, как будто именно это и было в его планах. Только услышав мой голос, садится обратно на стул. Тяжело, обречённо. И дышит так, словно уже попытался догнать и не смог.

— И что это было? Твой обещанный сюрприз? — глядит на меня, распинает глазами.

— В детективной среде, дорогой, это называется очная ставка, — кончиком пальца я поправляю помаду. Запала во мне ещё хватит надолго. Если Окунев хочет поговорить.

Вот только он хочет иного. Встаёт. Над столом нависает, как туча. Кулаки упираются, взгляд пригвождает меня к деревянному стулу.

— Детективщица хренова! — не разжимая зубов, цедит он. А после срывается с места.

Он раздеваться не стал. Ему проще. Минуя гардероб, он скользит мимо ширмы. Но решает нагнуться, прихватить с собой шарф. Его вязаный белый комок бахромы — это последнее, что я вижу внутри.

Дальше мой взгляд плавно перетекает к окну. Там длится то, что мне видеть не следует! Но я не могу не смотреть…

На фоне глубокой и пасмурной осени эта внезапная сцена, как взрыв. И вся серость в момент отступает. И Зоя стоит, пуховик нараспашку. И плечи её непритворно дрожат. Окунев медленно к ней приближается. Шарф, наброшенный им, продолжает висеть неподвижно. Он как-то неловко его поправляет на ней, заправляет края под одежду. Я вижу, как личико Зои к нему поднимается. Оба они словно видят друг друга впервые. Только тело, увы, не обманешь! И руки обоих уже сплетены. И она льнёт к нему, как любовница. А он обнимает её, как жену.

Я застыла. Замёрзла. Уже умерла? Ах, нет! До сих пор продолжаю гнать воздух сквозь лёгкие. Слышно только, как бьётся мой пульс в голове, и в груди. Дело в том, что я долго готовилась к этому. Каждый раз полагала, что это — конец. Представляла себе, как однажды, одна из любовниц придёт и заявит права на него. И вот! Наконец-то свершилось. Свобода. Он даст мне развод? Будет с ней. Дети взрослые. Можно! И я не люблю. А точнее, люблю не его. Но тогда… Почему? Почему мне так больно?