Счастливы вместе

Глава 19

У Сони ветрянка. Она не болела ею в детстве. Вот Севка болел, мы с Ромиком тоже. Так что теперь, наша принцесса, сидит в своей розовой келье и хнычет о том, что её украшает зелёная сыпь.

Сегодня поставила нам ультиматум:

— Не пойду в школу, пока не пройдут эти гадкие прыщики!

Признаться, я и сама разрешила ей побыть дома. Так спокойнее как-то. Успеет войти в колею. Классная будет снабжать методичками.

Ромик по этому случаю решился-таки подарить ноутбук.

Севка, поняв, что к чему, уточнил:

— А мне тоже надо обсыпаться, чтобы мне подарили новый ноут?

— Тебе не подарят, — ответила Соня, — Ты уже взрослый!

— Никаких болячек, — подначила я, — У тебя выпускные экзамены скоро.

И боюсь и горжусь. Наш сынуля уже выпускник. Как же время летит! Скоро буду рыдать на «трибунах», со всеми.

Посидеть с Сонькой вызвались сразу две бабушки. Я разделила дни поровну. Сегодня приедет свекровь. А послезавтра её сменит мама. Ну, а выходные, я уж как-нибудь справлюсь сама.

— С понедельника в школу! — объявила я Соньке, — И никаких отговорок, понятно?

Она закатила глаза. С утра накормила её, разбудив по привычке. Севка собран, уже укатил. Ромик вышел пораньше. Я жду, пока в дверь постучится свекровь. Людмила Андреевна приходит почти тык впритык.

— Риточка, я уже здесь! — заявляет с порога.

Я принимаю пакет:

— Что у вас тут?

— Да, привезла вам гостинцев, — смеётся она, отчего вокруг глаз возникают морщинки.

Сонька выходит встречать. В любимой пижаме и тапках. Бублик бежит вслед за ней, весело цокая лапками по полу.

— Бабуш! — жмётся Соня к бабуле. А Бублик суёт свой искусанный мяч.

— Людмила Андреевна, идёмте на кухню, я проведу инструктаж, — говорю.

Свекровь, деловито поправив причёску, устремляется следом за мной.

— Вот здесь Мусина миска, она сейчас спит. Я насыпала корма, до вечера хватит. Бублику корм насыпаем отсюда. Он ест порционно. Насыпьте ему в два часа. Вот здесь поводок и ошейник. Вы можете с Соней сходить прогуляться, только не отпускайте его с поводка, хорошо?

Я кружусь как юла, вспоминаю, о чём не сказала. Когда Сонька выходит, склоняюсь к свекрови:

— Людмила Андреевна, следите за ней. Чтоб поела! Я там подписала всё, в холодильнике. И сами поешьте, у нас есть жаркое и борщ.

— Да, конечно, Ритуля, иди, не волнуйся! — берёт меня за руку.

— Я вас прошу, не ведитесь на Сонькины просьбы. Никакого фастфуда, доставки, подарков и денег. У нашей прынцессы запросы растут не по дням, а по часам. Не заметите, как раскошелитесь, я гарантирую!

Свекровь усмехается:

— Я двоих вырастила, уж как-нибудь справлюсь с одной.

— Наша одна стоит десятерых, это как минимум, — говорю я с улыбкой. Зная Соньку, уже предвкушаю, что выпросит в этот раз.

— Наша Алла такой не была. А Сонечка настоящая женщина, правда? Вон, какая растёт! Загляденье, — умильно вздыхает свекровь.

— На голову сядет, и ножками будет болтать, — отвечаю со знанием дела, — И, Людмила Андреевна, я вас прошу, вы следите, чтоб Соня училась. Как минимум, два часа в день посвящала учёбе. У неё на компьютере всё есть. Я приду и проверю, вы так и скажите ей, ладно?

— Ладно, ладно, Риточка, не волнуйся, беги! А то опоздаешь, — кивает свекровь, вынимая фруктовый набор из пакета.

Я смотрю на часы:

— Ух, ты! Правда! — бегу обуваться. Последний взгляд в зеркало. Всё, выхожу.

На работе аврал. Пациенты идут друг за другом. Дело в том, что два предприятия оплатили нам их медосмотр. Потому я и вышла, что Алёнка одна не справляется! Женщины громко гудят, возмущаются, спорят о том, кто последний, и чья сейчас очередь. В такие моменты мы особенно не церемонимся. Нужно делать всё быстро и чётко. Анамнез, мазок.

Мы с Иришкой работаем слаженно. В промежутках бросаем друг другу ремарки:

— Ты видела это?

— Ага!

«Ассортимент» прибывающих разный. Есть женщины, девушки, хрупкие, полные. И не все озабочены видом своих дамских прелестей. Кто-то за ними вообще не следит. Кто-то даже подмыться забудет! Так что, маска на лице не только для вида.

— Вот это бурьян, — замечает Иришка, когда провожаем одну.

— Да, не все любят бриться, — смеюсь.

— Да ей в пору, косички плести! — отвечает моя медсестра.

Мы с ней как-то сработались. Вероятно, симпатия? Вовка не зря её выбрал! Иришке интриги не свойственны, она не завистлива, сплетен не любит. Сочувствует искренне, интересуется всем.

— Маргарита Валентиновна, а что это с ней? — вопрошает испуганно.

— Ну, — я вздыхаю, — Такое бывает.

Только что к нам на кресло присела одна пациентка. У неё… Как бы это сказать? Слишком много всего между ног.

— А что это? — интересуется Ира.

— Это гипертрофия малых половых губ, — объясняю. За много лет практики я повидала и не такое.

— У меня ассоциации с ботексом! — хмыкает Ирка, — Ну женщины делают губы, — она демонстрирует, как.

— Да уж, чего только женщины не делают, — соглашаюсь я с ней. Вот чего никогда бы не сделала, так это увеличение губ при помощи ботекса. Хейлопластика, кажется, так называется? В нашей больнице одна медсестра щеголяет с такими. Угорает с неё весь этаж…

Вообще-то, у нас ещё как-то по-божески. А вот одна сокурсница. Не Верка, другая! Работает в частной клинике пластической хирургии. Интимной пластической хирургии. Это важное уточнение! Так как у них там бывает такое… То клитор размером с кулак. То член по длине, как пипетка. В общем, ужасы! Наиболее частой процедурой является, что бы вы думали? Гименопластика! Восстановление девственной плевы.

Был случай, когда пациентка пришла восстанавливать девственность после родов. Вот бы жених удивился, узнав…

Сегодня Левон не пришёл. Его нет на работе. Об этом сказала Алёнка. Отпросился, наверное? Мало ли что. Перед тем, как уйти, я решаю наведаться к брату. Давно у него не была. Застаю там Иришку. Она упорхнула сразу после приёма. И пропадала с тех пор! Ясно где.

— Ой, — произносит, откашлявшись.

Я замечаю, что губы припухли. Делаю вид, что не вижу.

— Тук-тук! — говорю, постучав.

— Владимир Валентинович, я вам ещё нужна сегодня? — кивает Ириша, поправив очки.

Брат, отвернувшись к компьютеру, хмыкает:

— Нет, Ирина, идите! До завтра.

— До завтра, — бросает Ириша, и мне улыбается так, точно знает, я в курсе. И никому ничего не скажу.

Проводив её взглядом, шагаю к окну. Мой Форд с белой крышей присыпало снегом. Теперь все машины мне кажутся белыми. Не отличить…

— Ну что, когда свадьба? — провоцирую брата.

Тот тянется, кости хрустят. Он даже сейчас так похож на отца! Крупный, мордатый, с бородкой. Уже вижу, каким он получится с возрастом. Хорошо, что я в маму! И ростом, и даже лицом.

— Какая свадьба? О чём ты? — произносит он сдавленно.

— Хорошая девочка, Вов, — упрекаю его, — Ты состаришься…

— Мне ещё нет сорока! — обрывает меня.

— Три года осталось, подумаешь, — хмыкаю я, — Пролетят, не заметишь! А Ирка, она ещё может родить. И любит тебя, мне так кажется.

Володька молчит, а потом усмехается:

— Думаешь, любит?

Когда оборачиваюсь, то вижу, он смотрит на дверь.

— Мне так кажется, — повторяю. В чём я могу быть уверена? Знаю ли я, что такое любовь?

Его стол, как обычно, завален бумагами. Вот и дома у брата такой же бардак!

— Какая женщина станет с тобой жить? Вот не знаю! Убирать за тобой, и кормить. Ты же ешь как медведь, — я устало вздыхаю.

Берусь по привычке сгребать документы в аккуратные стопочки. Среди них вижу то, от чего мой порыв замедляется…

«Мамедов Л.З. Заявление об увольнении», — бегу я глазами по строчкам, — «Прошу уволить меня по собственному желанию…».

Я не успеваю прочесть. Хотя итак ясно, что означает бумажка, попавшая мне на глаза. И хотя Вовка выхватил, спрятал её среди прочих, но я устремляю растерянный взгляд на него:

— Это что?

Он пыхтит.

— Вов! — окликаю я брата, — Что это?

Он кривится с горечью:

— А то ты не видела, что!

— Он что, увольняться собрался? — шепчу я.

— Уже, — отвечает Володька, — Уже уволился. Послезавтра придёт за расчётом.

Моё сердце стучит где-то в горле. Я инстинктивно сжимаю его:

— Как же так? Почему? Почему… не сказал?

«Это из-за меня», — я смотрю в одну точку. Володька проводит ладонью по лицу:

— Маргарит, ну, насколько я понял, там что-то с семьёй у него. Он не особенно распространялся, что именно. Может, жена заболела. Она ж у него на сносях.

«На сносях — какое дурацкое слово», — думаю я отстранённо. По-старинке, и он, и отец, говорят его. Будто мы живём в средневековье.

Я закрываю глаза и пытаюсь представить Левона. Его глаза, когда он подписал документ. Что подвигло его на такое решение? Окунев? Может быть, он пригрозил, что расскажет жене? Но разве это в его интересах?

— О, господи, — я тру глаза. Нужно ему позвонить и спросить напрямую.

— Рит, ты как? — уточняет Володька.

— Нормально, — киваю, — Пойду.

— Рит! — окликает, когда я у двери.

Я продолжаю стоять, отвернувшись спиной. Потому, что в глазах моих — слёзы. И мне не хочется, чтобы Володька их видел.

— Всё нормально, правда! — давлю из себя.

Выхожу, торопливо иду к своему кабинету. Там, за углом, расположен его кабинет. Мне так хочется видеть табличку. «Врач-гинеколог, Мамедов Левон Зурабович», часы приёма на ней, которые знаю уже наизусть.

В кабинете меня накрывает! И я, несмотря на зарок не звонить, набираю его. Едва возникают гудки, как звонок обрывается. Он сбросил. Нажал на «отбой». Он не хочет со мной разговаривать! Значит, догадка верна? Это Окунев, он опрокинул Левона. Заставил уйти…

Кое-как добираюсь до дома. Сил нет, чтобы выдержать этот накал из эмоций внутри. Благо, Окунев здесь. Он беседует с мамой на кухне. Та до сих пор не ушла.

— А вот и моя ненаглядная! — тянет он руку, увидев меня.

Я надеваю привычную маску счастливой жены:

— Ты накормил маму ужином?

Он улыбается:

— Мам, я тебя накормил?

В моём поле зрения вдруг возникает коробка.

— А это что? — наклоняюсь, беру её в руки, — Кажется, здесь когда-то держали пиццу?

Свекровь виновато вздыхает:

— Маргарита, будь она не ладна!

На коробке написано имя. Моё.

— Наверное, вкусная? — щурится Окунев.

Я раздражённо бросаю:

— И вредная, очень!

— Как ты, — улыбается муж и целует меня на глазах у свекрови.

Когда мама уходит, и мы остаёмся вдвоём. Севка, впрочем, как и всегда, выгуливает Наташку. А заодно и Бублика с собой прихватил! Сонечка в комнате, учит уроки. Которые с бабой они, как я и ожидала, сделали только наполовину. А Муся уже крепко спит.

Я прикрываю дверь кухни. В желании выведать всё, надвигаюсь на мужа:

— Ты что сказал ему? — шепчет мой голос.

— Кому? — отзывается Ромик.

— Ты знаешь, кому! — я стою, не давая пройти.

Он усмехается:

— Что? Ты ему разонравилась? Твои прелести больше его не прельщают?

— Заткнись, — отвечаю, сжав зубы.

— Ничего я ему не сказал, — меняется Ромик в лице, — Я вообще не испытываю желания с ним говорить. Всё уже оговорено!

Отодвинув меня, он выходит из кухни. А я продолжаю стоять, молчаливо взирая на свет из окна. Сквозь штору он кажется мутным пятном.

«Левон, почему?», — я кусаю губу. Сообщение, которое было отправлено мною ещё полчаса назад, он прочёл. Вот только, увы, не ответил! Испугался? Обиделся? Нет! Это так на него не похоже.

«Прошу, объясни», — отправляю. Он снова молчит.

«Я люблю тебя…». Нет! Эту фразу, стираю.

«Я надеюсь, что ты будешь счастлив», — а вот эту уже отправляю ему.