Счастливы вместе

Глава 16

В разгар рабочего дня, в понедельник, на мой телефон поступает звонок. Узнаю номер бывшей сокурсницы. Хотя, сокурсницы, как и одноклассницы, бывшими не бывают.

— Верунчик, привет! Чем обязана? — интересуюсь, сняв трубку.

Филимонова Вера на том конце провода радостно тянет:

— Ритуль! Сколько лет, сколько зим?

В институте мы тесно общались. А потом, как это часто бывает, судьба развела. Она после меда пошла в областную. Насколько я помню, там у неё, то ли мать, то ли тётка работала. Кто сейчас без протекции? Я тоже, зарекшись поддержкой отца, стала частью семейного детища. Наш центр планирования семьи основан Бузыкиным, как ни крути! Да, пусть земля и не наша. Но наше здесь всё: это здание, дело всей жизни.

— Ой, лучше не считать! — отвечаю с улыбкой, — Ты как там? Работаешь?

— Да! — восклицает Веруня, — Вот позвонила узнать, не хочешь к нам насовсем?

— С чего бы? — интересуюсь.

— Да так, — говорит Филимонова, — Твои пациенты уже к нам приходят. Вот думаю, дай позвоню, да узнаю, как там, у Ритки дела.

— Мои пациенты? — беру карандаш, так усердно обгрызенный мною. Он всегда успокаивал. Как и сейчас.

— Да, вот девчонка пришла на сносях. У неё в карте штампик «Бузыкина М.В.», и название клиники ваше.

— Да что ты? — кусаю губу и пытаюсь понять, кто из моих предпочёл нашей клинике Веркину.

Вообще-то по паспорту я Бузыкина-Окунева. Но двойная фамилия — это всегда некий кич! Естественно, никто не называет меня именно так. Все выбирают удобную им. Или одну, или другую. На работе я так и осталась Бузыкиной. Так меня знают и коллеги, и пациенты. Фамилия папы у всех на слуху.

— А что за девочка, Вер? — интересуюсь.

Верка вздыхает:

— Сейчас посмотрю, — и, судя по звуку, листает её медицинскую карту, — Вот же! Кривицына Зоя, 2001 года рождения. Двенадцать недель.

«Ого, уже двенадцать! Как время летит», — про себя замечаю. А вслух говорю:

— Слушай, я помню её! Эта Зоя хотела аборт делать.

— Да? — удивляется Вера, — А так и не скажешь! Она твёрдо собралась рожать.

— Незамужняя вроде бы, — щупаю почву.

— Ага! Полагаю, залёт, — отвечает сокурсница.

— Скорее всего, от женатика, — хмыкаю я.

Верка на том конце провода смутно мычит:

— Может быть. Хрен их знает! Сейчас молодёжь, ну сама понимаешь. Моя вон недавно, прикинь, учудила…

Далее следует долгий рассказ про Верунину дочку, Анжелу. Та привела в дом к родителям парня. Как это обычно бывает, совсем не такого, как им бы хотелось. Я думаю: «Интересно, кого приведёт моя Сонька?». Так и представляю себе этого чудика. Стилягу, навроде отца! Ох, как бы хотелось, чтобы только он не был похож на отца по натуре. Не хочу, чтобы дочь ощутила на собственной шкуре, каково это быть вечно преданной мужем…

Я «в отместку», делюсь новостями своих юных отпрысков. Тем, что сын тоже встречается с девушкой. А у дочки пока ерунда на уме.

Вдруг мне в голову, словно прозрением, падает мысль:

«Боже мой, вот же оно! Рит, не тупи, это шанс припереть мужа к стенке».

Я, прикусив карандаш, размышляю, с чего бы начать эту странную просьбу:

— Верунь, — говорю, — А могу я тебя попросить раздобыть для меня одну порцию крови?

— Чего? — смеётся сокурсница, — Ритка! Ты там вампиром заделалась что ли?

— Да нет, — отвечаю со вздохом, — Я имею ввиду, крови этой Кривицыной Зои.

— О, — приглушённо бросает она, — Для чего?

Конечно, придётся ей всё рассказать. Ну, не всё! Можно слегка и приврать, от меня не убудет.

— Короче, — вещаю я, — Дело такое! Подруге моей муженёк изменяет. А вот эта… Кривицына, и есть та самая, с кем изменяет. Представляешь! Припёрлась к нам в клинику, к ней на приём. И говорит такая: «Я сплю с вашим мужем». Ну, та, естественно, ей указала направление, куда двигаться дальше. А точнее, послала её на три буквы! Вот она и пошла к вам.

Получилось двусмысленно. Типа, к вам — это… Но Верка не слышит! Она так задета, взволнована.

«Сработало», — думаю я. Добавляю:

— Верунь, только это…, ни слова, окей? Просто дело-то личное! Мало ли что.

— Да я — гроб, Маргарита! — смущается Верка, — Точнее, могила. Я ж не сплетница, ты меня знаешь?

«Ага», — соглашаюсь я мысленно, — «Все вы — не сплетницы! Только откуда-то сплетни берутся?».

— Ух, ты! — вздыхает на том конце провода Верка, — Вот это страсти у вас кипят, Рит. Нам бы так! У нас всё прозаично. Ну, и чё?

— Чё? — недоумеваю я.

— С мужем-то чё у подруги? Она ему это всё рассказала? — инициирует Верка дальнейшую ложь.

Я выдыхаю:

— Да он отрицает всё, Вер! Как это обычно бывает? Мол, не знаю! Не мой это ребёнок. Вот я и подумала, что если ты раздобудешь мне порцию крови. Ну, она, само собой, раздобудет его материал. И мы, так сказать, сделаем свою независимую экспертизу.

— Не проблема, Ритуль! Ради благого дела. Я, ты знаешь, противница всех этих махинаций. Но…, - она прикрывает динамик ладонью, — Есть у меня лаборантка знакомая. Может помочь.

— Ой, Верунь! Я в долгу не останусь, ты знаешь меня. Напиши цифру, сброшу сегодня же, — убеждаю сокурсницу.

Верка берётся меня уверять в своей неподкупности:

— Да, ну! Рит, ты что? Ты про деньги? Да брось ты! Какой? Я ж за так! Я же всё понимаю. Не дай Бог самой оказаться в подобной ситуации. Сколько лет-то муженьку?

— Ой, Верунь! — отвечаю устало, — Ровесник наш.

— Боже ты боже, куда ж это катится мир? Мужики что, совсем обалдели? У меня вон сестра развелась. Тоже прожили вместе лет десять с лишком, и ату. Что не так? Оказалось, что он уже год как к любовнице ходит, прикинь?

— Не дай бог! — соглашаюсь, — А дети?

— А что дети? — сокрушается Верка, — Старшая дочка его ненавидит, ей тринадцать исполнилось. Младшенький плачет, всё папку зовёт.

У меня, от подобных рассказов, сжимается сердце. Вот так и у нас! Правда, Севка большой. Но как он воспримет подобную новость? Меня обвинит, или папу? А Сонька… Даже страшно представить, что будет с её юной психикой после таких новостей.

— Короче, Верунь, у меня пациенты. Ты давай, мне пиши, что и как, — говорю я, устав от её болтовни, — И не забудь сбросить циферку, ок?

Верка опять «неподкупно» вздыхает, словно само лишь упоминание о вознаграждении способно унизить её. Положив трубку, я замечаю, что опять грызу карандаш! Уже краска сползла, древесина подточена. Нет, я не просто грызун. Я — бобёр.

В этот день, возвратившись домой, размышляю: «Что бы взять в качестве «противовеса»? Какой материал отщипнуть?». Ногти Окунев всегда стрижёт в салоне. Он делает там маникюр. Хорошо, хоть не красит их! Волосы тоже стрижёт в парикмахерской, а точнее, в барбершопе, вместе с бородкой. Да и там нужны с луковицами! Выдрать ему клок волос?

Муж мычит что-то под нос, и ходит из зала на кухню. Я сижу на диване в гостиной, телевизор включён на сериале, который смотрю. Крашу ногти в жемчужный оттенок.

— Рита, мы в среду идём в ресторан, не забыла? — кивает он, выглянув из-за двери.

Я, подавив тяжкий вздох, отвечаю:

— Я помню! Но только чего они в среду решили идти в ресторан? Кто ходит по ресторанам в рабочие дни? У меня в четверг именно такой день, рабочий.

— Ну, мама и папа на пенсии, им всё равно, — отвечает на это мой муж.

— Чудесно! — бросаю, — Зато мне не всё равно. И детям! Им в школу, вообще-то, в четверг.

— Ну, мы же не будем там пьянствовать, — делится Окунев.

— Ой, я тебя умоляю! — смеюсь. Уже представляю, как он выпьет лишнего, будет толкать бестолковые тосты. А дома начнёт приставать…

— Я заказал ей букет, оплатил им с отцом десять дней в доме отдыха «Гранд Петергоф», — констатирует Ромик.

— Молодец! — отвечаю, — А я заказала совместный портрет у одного портретиста. Завтра будет готов, заберу.

— Портрет мамы с папой? — стоит в дверях Окунев и ковыряет в ушах ватной палочкой.

— Ну, а кого же ещё? — усмехаюсь я, делаю новый мазок по ногтю, — Не наш же с тобой.

— Почему бы и нет? — достаёт он конец ватной палочки, смотрит внимательно, так, будто хочет найти самоцветы в ушах.

— Представляю себе это нечто! — смеюсь.

— Ну, когда мы дотянем с тобой до сапфировой свадьбы, я думаю, можно портрет в полный рост, — изрекает супруг.

Я поднимаю глаза:

— Ты серьёзно?

Окунев хмыкает:

— Более чем!

Он опять суёт палочку, только другим концом, в ухо. Уходит на кухню… Меня осеняет. Вот чёрт! А ответ на поверхности — сера, ушная. Наравне со слюной, она тоже годится для того, чтобы взять ДНК.

«Ну, слюну я уже раздобыла», — вспоминаю окурки, добытые мною из пепельницы на балконе. А ещё взяла ложку, которую он облизал. Ну, а вдруг?

Дождавшись, пока мой супруг прошествует по коридору…

— Я там чайник поставил, следи! — говорит он мне, точно служанке.

— Хм! — отпускаю пронзительный хмык. И, забыв о ногтях, мчусь на кухню.

В ведре, под раковиной, поверх кожуры от банана, лежит его палочка. С остатками серы с обоих концов.

Я морщусь, беру из рулона пакетик. Осторожно, чтобы не сбить, забираю её из ведра. Изучаю придирчивым взглядом.

«Фу, Окунев! Ну, какой же ты мерзкий! Как ты умудрился накопить столько серы в ушах? Хотя, мне это на руку», — решаю я. И кладу эту мерзость, к изъятым, другим.