Счастливы вместе

Глава 9

В приёмной светло, и уютный диван. Разве что стены не жёлтого цвета. Секретаршу не видно за стойкой, когда она опускается в стул. Но присутствие её выдают щелчки компьютерной мыши.

«И что она делает там? Не иначе, играет в косынку?», — про себя усмехаюсь.

Окунев делает круг. Уже третий по счёту! Заинтересованно трогает всё: большую монстеру в углу, проверяя, жива ли. Корешки многочисленных книг, проверяя, настоящие они, или нет. Подойдя к вазе с конфетами, берёт наугад.

Возвращается, плюхнувшись возле меня, говорит:

— Пососи!

Я смотрю на конфету, зажатую в пальцах. Вишнёвая вроде бы? Злость пробирает насквозь. Выхватив, метко швыряю сосульку ему в физиономию. Попадаю в его длинный шнобель. В него трудно не попасть! Можно даже не целиться! Выдаётся вперёд так, что слепой не заметит.

Окунев шумно пыхтит, опускает глаза на конфету. Теперь та лежит у него на коленях. И снова на нём эти брюки дурацкие, узкие! Как же я ненавижу их все…

Стоит мне отвернуться, как он, навалившись всем телом, стремительно лезет ко мне в ворот кофты. Рука, как змея, проникает в мой лифчик. Я извиваюсь под ним:

— Прекрати!

Но он уже сжал одну грудь. Да так больно…

Секретарша, поднявшись на шум, возникает над стойкой:

— У вас… всё нормально? — изучает она нашу парочку взглядом.

Он кивает:

— Да, да! Более чем, — и с довольным лицом возвращает свой зад на диван.

Выпрямляюсь и чувствую… Что это? Вроде как в лифчике что-то мешает. Пытаюсь нащупать сквозь кофточку. Но секретарша теперь не спускает с нас глаз. Очевидно, решила, что он собирался меня задушить? Что у нас всё настолько запущено?

«Вот же гад», — ненавистно кошусь на него, осознав, что он бросил мне в лифчик. Конфету! Угораздило выбрать сегодня «нарядную» кофту. Вот надела бы я водолазку. Чёрта с два он тогда бы сумел…

За стойкой ресепшена что-то пиликает.

— Прошу! — говорит секретарша.

Рома встаёт, протянув мне ладонь:

— Вашу ручку, мадам? — произносит.

Поднимаюсь, отвергнув сей жест.

— Клоун, — цежу я сквозь зубы. Иду впереди.

Секретарша за стойкой вежливо нам улыбается. А Окунев, гад! Скорее всего, уже «лайкнул» её?

Итак, мы на приёме у психотерапевта. И не у абы кого! А у одного из самых востребованных в нашем городе семейных врачей-мозгоправов. А по совместительству — у старого друга супруга.

— Здравствуйте, — произносит Егорка. Ой, простите! Егор Аристархович Мазуров. Худосочный очкарик с бородкой. Ну, прямо типичный психолог.

— Ну, это комедия, ей богу! — говорю в потолок, — Егор! Ну, хоть ты не ломай комедию, а?

Друг супруга, Егор, произносит предельно тактично и вежливо. Словно имеет дело с душевнобольной:

— Я сейчас не Егор, я Егор Аристархович, ваш семейный психолог. И готов выслушать всё, что вы посчитаете нужным мне сообщить. Садитесь, пожалуйста! — он указывает нам на диван.

— А ты здесь неплохо устроился, — оглядываю его кабинет. Просторно, светло. Ну, ещё бы! С такими-то окнами.

Он принуждённо вздыхает:

— Маргарита, садитесь, прошу вас! Чай, или кофе?

— Мне бы водочки, — фыркаю я.

Окунев тут же бросает:

— А мне коньяку, без закуски!

Егор Аристархович, поправив очки на носу, опускается в кресло. Оно у него деревянное. Правда, сидушка большая и мягкая:

— Уважаемые Роман и Маргарита…

— Ты нас разведёшь? — говорю я с надеждой, и на непонятливый взгляд добавляю, — Ну, просто твой голос похож на те, что обычно в Загсе звучат. Мы собрались здесь, чтобы… И бла-бла-бла!

— Марго, перестань! — оживляется Ромка. Тема развода его сильно заводит. Хочешь вывести мужа, скажи про развод.

— Моя цель, излечить ваш брак, а не расторгнуть его, — произносит Егор.

— И меня вылечат, — киваю в ответ, — И тебя! — говорю в адрес Ромы, — Хотя… насчёт тебя не уверена.

Окунев хмыкает. Он сел на другой край дивана. А между нами большая подушка, в форме кота. Точнее, это кот в форме подушки! Большой и округлый, а лапки почти незаметны. Как впрочем, и хвост.

— Итак, кто начнёт? — произносит наш «доктор».

— Ты, правда, хочешь, чтобы я откровенничала тут с тобой? А потом, у меня за спиной, вы с моим почти бывшим супругом будете перемывать мои косточки? — я смотрю на Егора.

Он оскорблено вздыхает и вновь поправляет очки:

— Маргарита! Я врач с репутацией. Вне работы я друг, а здесь — врач. И одно из главнейших табу — сохранение тайны. Всё, что вы скажите здесь, оно здесь и останется. Можешь быть в этом уверена.

— А, мы на «ты» перешли? Хорошо, — я с усмешкой киваю.

— Простите, — откашлявшись, исправляется «доктор».

Окунев хмыкает:

— Можно мне кофе?

— Да, да, конечно! — отвечает Егор.

Я добавляю:

— И мне!

Он печатает что-то в своём телефоне. Тут же в дверях появляется та секретарша.

— Мариночка, сделайте две чашки… Эспрессо? — обращается к нам.

— Н-да, пожалуй, — отзывается Окунев. Он умостился, нашёл подходящую позу, закинув одну ногу на другую. Раскинув руки вдоль спинки. Одна из них почти достаёт до меня.

Я отодвинулась к лутке, вцепилась в неё:

— Мне ореховый раф!

Секретарша Мариночка пребывает в растерянности:

— А… У нас такого нет.

— Ах, как жаль! — сокрушаюсь притворно, — Что же за доктор такой, у которого даже нет рафа?

Егор улыбается вежливо:

— Марин, принеси капучино, пожалуйста.

— И конфеты! — напутствую я.

— Хорошо, — произносит она и уходит.

Егор говорит:

— Прошу вас обоих обратить внимание на Тимофея. Тимофей — это кот, что лежит между вами.

— О, как мило! Привет, Тимофей, — говорю я, убрав волосы за ухо и чуть склонившись к нему.

У Тимофея забавная морда. Прорисованы чётко: нос, щёки, глаза.

— Каждый из вас, — продолжает Егор, — Будет брать Тимофея и класть на колени. Тот, у кого Тимофей на коленях, берёт право голоса. А другой в это время молчит. Кто начнёт?

Он смотрит по очереди на каждого из нас. Окунев делает жест:

— Уступлю право даме.

— Как великодушно с вашей стороны, — говорю я с притворным сарказмом, и беру Тимофея на ручки.

Подушка достаточно лёгкая, я тереблю ему уши и дёргаю хвост.

— Итак? — произносит Егор.

— А что говорить? — уточняю.

— Всё, что хотите. К примеру, что вас беспокоит на данный момент?

— Кажется, ногу натёрла, — шевелю я ступнёй.

— Маргарита, — вставляет Егор, — Давайте по теме.

— А если по теме, — бросаю, — То я собираюсь подать на развод.

— В который раз, напомни? — наклоняется Окунев.

— Роман! — осаждает его наш Егор-мозгоправ, — Прошу вас молчать, пока кот у супруги. Продолжайте, Маргарита. Почему вы хотите развестись со своим мужем?

— Почему? — усмехаюсь, — У него спросите!

— Спрошу, — кивает Егор.

Я смотрю на подушку-кота. Сколько коленей он видел? Сколько тайн знают эти торчащие ушки?

— Он изменяет мне, давно и стабильно, — вырывается то, в чём мне стыдно признаться кому-то. Хотя, Егор, скорее всего, уже знает! Не думаю, что он не в курсе «Ромашкиных дел».

Окунев шумно молчит, смотрит в сторону. Я, поглядев на него, добавляю:

— Он спит со всеми подряд! Я даже сбилась со счёта. Мне кажется, он ни одной не пропустит.

«Трахает всё, что шевелится», — хочу я добавить, но решаю блюсти этикет.

— Продолжайте, — ободряет Егор.

— А что продолжать? Разве этого мало? — терзаю я уши кота, — Я итак терплю уже множество лет его похождения! Начиная с рождения дочки. Наверно, когда я рожала в роддоме, он шпилил кого-то в своём кабинете. Или в отеле.

— Хых! — раздаётся по правую руку.

«Угадала?», — рассерженно думаю я.

— Как я могу добровольно с ним спать? — это слово «добровольно» как бы сбоку-припёку.

Но Егор замечет его:

— Добровольно?

— Принудительно, — хмыкаю я, опуская глаза.

Егор наклоняется:

— То есть?

Окунев дышит по правую руку. Его ступня так трясётся, что это похоже на тик…

— То и есть! Он берёт меня силой, всегда.

— Ну что… Ну, что ты несёшь? Ты меня ещё насильником сделай! Скажи ещё, что я бил тебя, да? — возмущается он.

— Нет, не бил, — отрицаю, — Хотя и грозился!

Егор осуждающе смотрит на Рому:

— Прошу соблюдать очерёдность.

Тот опять прижимается к спинке дивана, пыхтит.

— Я вообще не понимаю, что меня держит рядом с этим человеком. У нас ничего общего! Разве что дети? Наверно, они и держат меня. Столько лет.

— Что подвигло вас вновь говорить о разводе? Как я понимаю, назрела причина? — Егор смотрит в самую суть.

— Да уж, — смеюсь я, — Назрела!

Вспоминаю красивую девушку Зою, пришедшую мне сообщить, что она ждёт ребёнка от мужа. От моего, на секундочку, мужа!

— Он сделал ребёнка любовнице! И теперь он обязан жениться на ней, — говорю, добавляя уже в адрес Ромы, — Как истинный джентльмен. Хотя… Про кого это я?

Он, опустив лицо, машет головой из стороны в сторону. Тем самым выражая свой молчаливый протест.

— Он, конечно, не хочет! Противится, — сообщаю Егору, — У него недостаточно смелости, чтобы признаться. А девочка эта пришла и сказала мне прямо в глаза: «Я жду ребёнка от вашего мужа».

— Куда пришла? — уточняет Егор.

— На работу, — вздыхаю, — Я в больнице работаю.

— Да, да, — помечает в тетрадке Егор.

Вспоминаю заметную Зоину внешность. И то, как она прижимала ладони ко рту, там, в кафе. Вот об этом сказать не смогу. Сил не хватит! Как смотрела в окно на их близость. Как плакала после, когда он ушёл вслед за ней…

Я отдаю Тимофея, взбив волосы так, чтобы Егор не увидел, как взгляд мой стал мутным.

— Рома, прошу. Ваша очередь, — обращается он. Тимофей на коленях у мужа. Один хвост не вместился, торчит.

— Я изменяю, — смешок, — Это я изменяю, по-твоему? — повышает он голос, — А что тогда делаешь ты?

— Поконкретнее можно? — вставляет Егор.

— Поконкретнее? Можно! — усевшись на край, объявляет Ромулик, — Она семь лет! Семь! — загибает он пальцы, — Спит с одним доктором.

— Я начала с ним спать, когда ты уже изменял мне направо-налево! — забываю о правилах я.

Ловлю взгляд Егора:

— Простите.

— Откуда мне знать? Может быть, ты спала с ним до этого? Я не могу знать всего! — утверждает супруг, — Может, вообще, стоит тест на отцовство сделать? Была бы Сонька совсем на меня не похожа, то я усомнился бы…

— Что? — шепчу я, к нему повернувшись всем корпусом, — Что ты сказал сейчас?

— Я… Я имею ввиду…, - мямлит Окунев.

— Ты на что намекаешь, гад? — с трудом дотянувшись, я бью по плечу кулачком.

В этот момент входит Марина. На подносе чего только нет! Мне приходится вырвать из сердца всю боль, прекратить избиение мужа.

Марина сгружает на столик две чашечки кофе, конфеты в нарядной коробочке, сливки и сахар, ещё и графинчик воды.

Стоит ей выйти, я тут же хватаю конфету.

— Роман, продолжайте, — просит Егор.

Окунев, сжав Тимофееву лапу, садится на край:

— Для меня это физиология! Просто секс, неужели не ясно? Да, мне мало тебя! Мне было мало тебя, когда ты ходила беременной. Когда ты отвергала меня, не давала. Вообще! Хотя, можно руками? Губами. Да как угодно! Но, нет! Ты посадила меня на диету. А что ты хотела? Ведь я же живой человек? А потом… Когда ты родила. Ты в кого превратилась? Ты вспомни! Ты сейчас хоть на женщину стала похожа, а тогда…

— Замолчи, — бросаю я через плечо.

— Нет, нет, продолжайте, — отвергает Егор мою просьбу.

Я чувствую влагу в глазах.

— Да, я стал изменять! — говорит он, как будто гордится, — Я компенсировал то, что ты мне не давала. Но я никогда не любил!

Я киваю, как будто согласна с ним. Он продолжает:

— Никогда не любил никого, кроме тебя. А ты… Ты же любишь его? Своего докторишку?

— У него имя есть, — шепчу себе под нос. И уже не могу сдержать слёз…

— Так какое ты право имеешь меня обвинять? — продолжает мой муж, — Я был верен тебе, если можно так выразиться, я сердцем был верен. А тело… Это… Это чёрт знает что! В самом деле, Егор? Ну, чего мы тут, правда, как дети?

— Всё в порядке, эмоции — это нормально, — одобрительно хмурится доктор. Опять поправляет очки своим «фирменным» жестом.

— Ну, просто святой! — добавляю я тихо, — Человек наивысших моральных устоев.

— Да, представь себе, — хмыкает Окунев, — А ты… Ты…

— Ну, кто я? — устремляю глаза на него. И плевать, что они уже влажные! А по щекам, портя тщательный грим, текут слёзы.

Окунев держится. Слово, которое он вознамерился произнести, до сих пор продолжает гореть в его серых глазах. Губы сомкнуты, подбородок дрожит.

«Ну, давай же», — молю его взглядом, — «Скажи это вслух. Назови меня так, как сто раз называл про себя».

Вместо этого он произносит:

— Знаешь, что мне сказал твой любовничек? Ещё на заре ваших с ним дел.

Я молчу, а он между тем продолжает:

— Сказал, что ты для него — эпизод. Довольно приятный, стоит сказать! Но он никогда не оставит жену и ребёнка, даже ради такой, как ты.

Мой взгляд каменеет, лицо расслабляется. Боль оседает в душе…

— Ты врёшь, — говорю, — Ты всё врешь.

Окунев смотрит с сочувствием:

— Нет, моя милая. Все мужики одинаковы. Развестись обещаются те, кто никогда не разводится. А те, кто разводится, те — дураки.

Он тянется к чашке, отпив, сообщает:

— Егор, сколько нужно сеансов, для нас с Маргаритой?

Егор, всё это время следивший за нами, кусает губу, поправляет очки:

— Это зависит от того, насколько явственной будет динамика.

— Ты можешь по-русски сказать? — просит Окунев.

Егор произносит:

— Не меньше пятнадцати. А, может, и больше. Есть пары, которые ходят почти постоянно, с небольшими перерывами. Это как фитнес для тела. Если начал, то будешь ходить. Кому-то хватает интенсивного курса терапии, чтобы устранить все проблемы, а дальше они уже сами справляются. Так что, всё субъективно.

Окунев хмыкает:

— Кофе остыл, дорогая! Ты пей, — он берёт меня за руку, — У нас всё получится, правда?

Я же никак не могу перестать повторять в голове его фразу: «Сказал, что ты для него — эпизод». Он не мог так сказать! Не Левон. Или… мог? Почему я уверена в нём. Ведь он врал! Я врала. Все мы врём, без разбора.

В машине, куда я сажусь после пытки, ко мне возвращаются чувства. Опять ощущаю, что колет в районе груди. Я ныряю туда, невзирая на то, что прохожие могут увидеть. У основания чашечки, прямо под грудью, чувствую фантик конфеты. Вынимаю её. Наконец-то!

Окунев курит в окно, наблюдая за мной:

— А ты молодец!

Я молчу, открываю обёртку. И правда, вишнёвая!

— Рит? — произносит он.

Нам пора ехать домой. По пути заберём дочь из школы. А Севка у нас уже взрослый, возвращается сам. Я же сегодня специально ушла чуть пораньше, отпросилась с работы. И всё ради этой затеи! После которой меня так колотит, как будто нырнула в холодную воду.

— Ты, правда, так любишь его? Или это гормоны? — говорит мой разборчивый муж.

— Все чувства — гормоны, — пытаюсь уйти от ответа.

— И всё-таки? — требует он.

Ещё несколько дней назад я бы ответила точно: «Люблю!». А сейчас? Я хочу погасить это чувство. Озвучить его — означает, признать. А взаимно ли? Может быть, правда, я — просто приятный момент его жизни, который не смог бы её изменить.

— Ром, я сказала достаточно там, в кабинете Егора.

Он гасит окурок о палец:

— Ну, ладно, — заводится, — Буду расценивать это, как «нет».

— Расценивай это как хочешь, — бросаю я, глядя в окно.

По Питеру трудно сказать, что за месяц сейчас. А сейчас хмурый, серый ноябрь! Скоро выпадет снег, станет легче. А пока, надо только чуть-чуть потерпеть.