Сироткам в академии (не) место

Глава 35. Новая жертва

Алисия Боун

Всё произошло слишком быстро, слишком резко, слишком неожиданно, и даже несмотря на то, что тревога давно поселилась в груди, я всё ещё надеялась, что мне просто кажется, что я преувеличиваю, что Маркус, возможно, просто шутит, как он любил делать, когда хотел поставить кого-то в неловкое положение. Но когда его пальцы сомкнулись на моём запястье, я поняла, что ошибалась.

— Ты никуда не пойдёшь, — голос его звучал спокойно, без угрозы, без резкости, но именно это пугало больше всего.

Я дёрнулась, пытаясь освободиться, но его хватка только усилилась. Он даже не сделал вид, что это всего лишь игра. Просто стоял, сжимая моё запястье так крепко, что я начала чувствовать, как холодеют пальцы.

— Пусти меня, — потребовала я, но голос мой прозвучал недостаточно твёрдо, и я это знала.

Он усмехнулся, качая головой, будто перед ним не взрослая девушка, а глупый ребёнок, который не понимает очевидных вещей.

— Алисия, зачем ты всё усложняешь? — протянул он с ленивой насмешкой. — Лучше бы ты ела и пила, что тебе предлагали.

Страх внутри меня резко усилился.

Я хотела закричать, но он резко дёрнул меня вперёд, вынуждая потерять равновесие. От неожиданности я шагнула ближе, ударившись плечом о его грудь.

— Отпусти меня! — попыталась я снова, громче, чем прежде.

В этот раз некоторые люди обернулись, но Маркус не отпустил. Он даже не сделал попытки скрыть наши действия, и это пугало сильнее всего. Если бы он хотя бы пытался притворяться, если бы делал вид, что просто шутит, тогда у меня ещё был бы шанс.

Но он не притворялся.

Его пальцы вжались в кожу, когда он потянул меня дальше, к затемнённому коридору.

Я снова дёрнулась, пытаясь вырваться, но он был сильнее.

— Ты вообще понимаешь, что делаешь? — прохрипела я, чувствуя, как в груди разгорается паника.

— Конечно, — его усмешка стала шире, но взгляд оставался холодным.

Я попыталась найти поддержку среди окружающих, но все вокруг либо слишком увлеклись своими разговорами, либо просто не хотели вмешиваться.

— Отпусти! — крикнула я, хотя знала, что музыка и общий шум заглушат мой голос.

Он лишь вздохнул, словно ему уже наскучила эта игра.

— Повторяю в последний раз, зря ты так, Алисия. Всё могло быть проще.

Я не сразу поняла, что именно происходит.

Голова вдруг закружилась, шаги стали неровными, а в глазах начало темнеть.

Паника на мгновение уступила место осознанию.

Я не пила ничего.

Я не ела ничего.

Но тело вдруг стало тяжёлым, мышцы будто отказывались слушаться.

— Что… — попыталась сказать я, но слова прозвучали хрипло, неразборчиво.

Маркус крепко держал меня, не позволяя упасть, но мне было уже всё равно.

Сознание погружалось во тьму.

Перед тем как окончательно провалиться в пустоту, я услышала его довольный голос.

— Вот и умница.

Сознание возвращалось медленно, как будто кто-то поднимал меня со дна ледяного озера, и каждая секунда приносила с собой боль, тяжесть, холод. Голова раскалывалась от тупой, гулкой боли, будто внутри черепа что-то пульсировало в собственном ритме, не совпадающем с моим дыханием. Во рту было сухо и мерзко, язык казался обложенным, и странный, горьковато-металлический привкус не уходил, сколько бы я ни сглатывала.

Я застонала и попыталась пошевелиться. Веки дрогнули, но открылись не сразу — что-то мешало, как если бы глаза были покрыты тонкой плёнкой сна, слишком плотной, чтобы избавиться от неё сразу. Когда мне, наконец, удалось разлепить ресницы, первое, что я увидела — это тьма. Но не простая, не глухая, не пугающая своей пустотой, а вязкая, как будто сгустившаяся вокруг меня. Она будто жила, дышала, наблюдала. И в этой вязкой темноте тускло пульсировали красноватые отблески от пламени свечей.

Я сделала попытку подняться, но тело не слушалось. Плечи, спина, запястья — всё болело. Руки были откинуты назад, и когда я попробовала двинуться, тугая боль рванула по запястьям, донося до сознания ужасное осознание: я привязана.

Привязана к камню.

Я чувствовала под собой шершавую, холодную поверхность, странно гладкую и одновременно пористую. Камень был высоким — я сидела, прижатая спиной к его изогнутой плоскости, а ноги бессильно свисали по обе стороны. Под коленями тоже ощущалась натянутая верёвка или ремни.

У меня тут же поднялась волна паники, холодной и неукротимой, но я всё ещё не позволяла себе кричать. Не сейчас. Не пока не пойму, где я и что происходит.

Я медленно повернула голову. Пламя свечей выхватывало из темноты фрагменты пространства: неровные стены, усыпанные выступами, тяжёлые тени, которые казались слишком живыми. Это была пещера. Настоящая, сырая, с неровными, испещрёнными трещинами стенами, с запахом земли, плесени и чего-то ещё — кислого, пряного, почти тошнотворного.

Но не это заставило меня забыть, как дышать.

Между свечами стояли люди.

Не просто стояли — они окружали меня полукольцом, бесшумные, недвижимые. Их лица скрывали маски. Красные. Плотные, вырезанные, судя по силуэтам, из дерева или кости, с чётко выраженными чертами: длинные носы, высокие скулы, тонкие рты. На некоторых были изображены клыки или щели, похожие на уродливую ухмылку. У всех масок были глаза — пустые чёрные дыры, за которыми не видно было ни зрачков, ни лица, только бездонная, пугающая темнота.

Некоторые фигуры были в чёрных балахонах, другие — в алых, и я не могла понять, кто из них старше, а кто моложе, да и пол определить не представлялось возможным. Они стояли молча, но атмосфера звенела от напряжения, как струна, которую вот-вот сорвёт.

Я сделала попытку заговорить, но голос предал меня. Горло пересохло, а каждая попытка дышать оборачивалась кашлем. Я вновь сглотнула, пытаясь хоть как-то смягчить ощущение, но стало только хуже — этот вкус во рту казался всё более чужеродным, будто я проглотила что-то, чего не должна была.

— Наконец-то, — произнёс кто-то.

Голос был глухой, с хрипотцой, и я не могла понять, откуда он доносится.

— Долго же она приходила в себя.

Фигура в центре шагнула вперёд. Маска у него была иной — золотисто-красной, с вытянутыми чертами и витиеватыми узорами, словно обрисованными кровью. Он был в чёрном одеянии, расшитом красными нитями, и казался выше остальных.

Я пыталась разглядеть его лицо или хотя бы за щелями, но всё напрасно.

— Кто вы? Что вам нужно? — мой голос звучал хрипло, срывался, но я выговорила это. Мне нужно было сказать хоть что-то, чтобы почувствовать себя живой.

— О, она умеет говорить, — отозвался кто-то сбоку. — Думал, будет долго молчать.

— Ты нам не интересна как личность, — проговорил тот, что стоял в центре. — Но ты подходишь. По времени. По силе. По крови.

Я похолодела.

— Что вы несёте?

Он наклонился чуть ближе.

— Тебе незачем это знать. Просто оставайся на месте, хотя ты все равно уже не сможешь сбежать.

С этими словами он поднял руку, и один из стоящих сбоку шагнул вперёд, держа в руках чашу.

Из чаши поднимался дым, и воздух тут же наполнился тяжёлым, насыщенным ароматом, сладким, вязким, в котором смешивались корица, гарь, зола и что-то липкое, похожее на смолу.

— Нет… — выдохнула я, когда он приблизил чашу к моему лицу.

Я пыталась отвернуться, но не могла. Голову держало что-то невидимое, как будто само пространство вокруг подчинилось их воле.

Запах окутал меня, проникая в ноздри, в горло, в лёгкие.

Сознание пошатнулось.

Я боролась. Изо всех сил. Но этот дым тянул меня вниз, в тепло, в липкую вязкую темноту, полную шёпота.

— Не бойся, — шептал кто-то рядом с ухом. — Это будет быстро. Больно, но быстро.

Но я боялась.

Я никогда в жизни не боялась так.

Пламя свечей дрожало, отбрасывая на стены пещеры зыбкие, танцующие тени, в которых угадывались то ли лица, то ли черепа, то ли обезображенные силуэты чего-то нечеловеческого. Воздух был густой, насыщенный травами, пеплом и чем-то чуждым, старым, застывшим в самых глубинных расщелинах этой пещеры, будто сама скала помнила всё, что когда-либо здесь происходило.

Фигуры в красных и чёрных балахонах не двигались. Они стояли в строгом, выверенном полукруге, окружая поднятую каменную платформу, на которой, прикованная магическими путами, неподвижно лежала девушка. Её волосы были растрёпаны, губы бледны, дыхание прерывистое. На первый взгляд — просто спящая. Но каждый из присутствующих знал: сейчас в ней бушевало куда больше, чем казалось.

— Она проснулась слишком поздно, — тихо сказал один. Голос был глухим, с металлическими обертонами, как будто звучал сквозь маску, вырезанную из меди. — Я предупреждал, что доза слишком маленькая.

— Ты также уверял, что она не проявит сопротивления, — отозвался другой, шагнув чуть ближе к алтарю. Его маска была гладкой, черной, с нарисованной рукой, простирающейся ко лбу. — Но она сопротивляется даже сквозь дым.

— Это потому что она почти готова, — произнёс третий, в чьей маске были вставлены рубиновые осколки. — Магия внутри неё приближается к своему пику. Если бы мы бы получили ее раньше, мы бы не рисковали. Но теперь уже слишком поздно, что-то менять.

Тот, что с золотисто-красной маской, молчал. Он наблюдал за Алисией, чьё дыхание становилось глубже. Пальцы на правой руке слегка дёрнулись — не признак пробуждения, скорее отражение внутренней борьбы, которая разгоралось в ней даже в бессознательном состоянии.

— Если она прорвётся, — медленно проговорил он, не поворачивая головы, — весь ритуал рухнет.

— А вместе с ним и мы, — мрачно добавил кто-то из тени.

— Нужно начать сейчас. Без задержек. Пока она ещё не вышла из-под влияния.

Кивок. Движение в полумраке. Один из участников поднёс чашу с остатками дымящегося настоя к краю алтаря. Другой вытянул руки над Алисией, начертив в воздухе несколько медленных, сложных знаков. Синие искры замерцали на кончиках его пальцев, исчезая в воздухе с лёгким потрескиванием.

— Она слишком чистая, — прошептала женщина с алым капюшоном. — Энергия не запятнана. Ни контрактами, ни клятвами. Ни одной магической связи, даже физических не было. Такого дара я не видела давно.

— Потому он и ценен, — прошипел рубиновый. — И потому нам нельзя его упустить и придется рискнуть.

— Мы не можем просто отнять. Мы должны вырвать. Изнутри. До последней капли.

В этих словах не было ни страха, ни сомнений — только холодное, выверенное знание. Как хирурги, готовящиеся к сложнейшей операции, они говорили о жизни, как о механизме, из которого можно извлечь нужное, если правильно рассчитать угол.

— Уничтожим тело после завершения? — спросил кто-то сзади.

— Как всегда, — последовал ответ. — В пепел. Без остатка.

Голова Алисии дёрнулась. Не сильно. Едва заметно. Но достаточно, чтобы фигуры напряглись.

— Начинайте. Иначе будет поздно.

В кругу вспыхнул первый символ. На полу, между свечами, всплыла из мрака тонкая нить начертанной кровью линии, и та начала расползаться, превращаясь в сеть, медленно охватывающую алтарь.

Камень под телом Алисии зазвучал. Ни звук, ни шорох — скорее вибрация, неслышимая ухом, но осязаемая кожей. Даже свечи замерли, перестав дрожать. Воздух сделался вязким, будто подчиняясь ритму чего-то старого, глубинного, пробуждённого.

— Первую печать.

Рубиновый шагнул вперёд. Его руки взметнулись, образуя в воздухе сложный узор, и когда он опустил ладони на грудь Алисии, вокруг его пальцев вспыхнула ало-золотая вуаль.

— Отделяю. Вскрываю. Забираю.

Слова резали воздух. Алисия застонала.

— Начинается, — прошептали в кругу.

И тьма сгущалась.