Сними очки, ботаничка

Глава 9. Гормоны радости.

Сижу на скамейке, наслаждаясь чаем из термоса, который заблаговременно приготовила, и ем слойку с ветчиной и сыром. На площадке напротив играют ребята из школы, среди них Витя. Вчера, когда я была здесь же, вместе с ними бегал и Серафим Королев. Оказывается, он тоже увлекается спортом, о чем я раньше не знала. Серафим был очень удивлен, увидев меня на скамейке. В отличие от Вити, который умудрился забрать мою булочку и выпить весь мой чай. Сегодня пришлось подготовиться и купить две слойки.

Мяч летит в кольцо и попадает ровно в цель. Клюев танцует победный танец, и я мысленно — вместе с ним. Зачем я тут сижу? Не знаю. В какой-то момент этот бесконечный бег парней вокруг оранжевого мяча, удары по резиновому покрытию, монотонный и ритмичный стук начали действовать на меня успокаивающе.

Мой мозг, перегруженный формулами и задачами, перестает думать и начинает просто чувствовать.

А движения Клюева — это точнейшие каталитические добавки. Каждый его точный пас, каждая обводка — это щелчок, запускающий цепную реакцию в моей голове.

И вчерашний мой прорыв с задачей по химии второго курса — прямое тому доказательство. Витя виртуозно обыграл трех противников подряд, и в моей голове с той же изящной легкостью сложилась та самая формула, над которой я билась два дня. Тогда мозг щедро выдал награду — сладкий, щекочущий коктейль из нейромедиаторов, смешавшийся с восторгом за его победу. Я решила задачу и поймала свой кураж, просто наблюдая за ним.

Ну и да, я уже открыто призналась себе, что пялюсь на его фигуру и ничего не могу с этим поделать. Но мы живем в свободной стране, и смотреть можно на всё. Я же не трогаю. И не виновата, что он стал необходимым элементом моей внутренней «лаборатории», тем, кто превращает хаос в стройный и прекрасный порядок.

Теперь прихожу на площадку в поисках вдохновения. И дофамина. В основном дофамина.

Витя забрасывает очередной мяч в кольцо и оборачивается ко мне, и его лицо расплывается в торжествующей ухмылке. Двумя пальцами он указывает на свои глаза, а потом на меня: мол, смотри, как я могу. Затем поднимает руки, демонстрируя свою силу.

Я делаю вид, что глубоко задумалась, а потом с самым невозмутимым видом повторяю его жест, поднимая собственные худенькие руки.. А следом, не меняя выражения лица, подношу указательный палец к виску и начинаю медленно вращать им, беззвучно шевеля губами: «Но вот с этим… проблемы».

Он раздражается и строит такую гримасу, будто готов меня съесть. Искры злобы в его глазах смешиваются с искорками азарта. И… Хром побери, мне это дико нравится.

У меня в груди что-то ёкает и расплывается тёплой волной. Я вроде бы не мазохистка и за собой садистских наклонностей не наблюдала, но эта власть над его эмоциями, эта возможность довести именно его до такого комичного бешенства… Это доставляет мне щемящее счастье.

Недавно провела в интернете полдня, выискивая разные шуточки над одноклассниками. Мне понравилась штука с отрезанным пальцем, я даже заказала себе такую. Воспоминания об этом, и моя улыбочка растягивается до ушей, обнажая оскал. Ха-ха, закрываю рот рукой — кажется, я сейчас похожа на шакала. Но будет очень весело. Держись, Клюев.

Допиваю чай, и ко мне направляется вся баскетбольная дворовая команда.

— Чего задумала? — садится рядом со мной Клюев.

— Ничего, с чего ты взял? — отрицательно качаю головой.

— Странно смотришь на меня…

— Витек, пока! Давай, до завтра, — слышу голоса ребят, с которыми играл парень. Они обмениваются рукопожатиями, кто-то уходит, а те, кто остаются, внимательно рассматривают меня.

— Завтра меня не будет, — отрезает он. — Я иду в гости.

Я передаю ему булочку и наливаю чай. Он отпивает и откусывает смачный кусок.

Смотрю, не отрываясь. И почему я получаю от этого удовольствие? Трогаю себя за щёки, которые краснеют. Наверное, я заболела. Надо бы уже идти домой.

— А это твоя подруга? — спрашивает один из команды.

— Это он моя «подружка», — отвечаю я.

Клюев кашляет и сердито отвечает:

— Да, пацаны, это Мирослава.

— Привет, Мира. А у тебя еще там булочек нет? Мы бы тоже не отказались, — спрашивают высокие спортивные ребята.

— А сколько вас? — спрашиваю.

Парни начинают считать, вспоминают всех, кто есть, но замолкают, только когда Клюев грозно говорит:

— Себе подружку найдите и пусть вам булки таскает. Это моя булка, понятно?

Поворачивается ко мне:

— Булочки только мне, ясно.

— Ладно, — трепещу я.

Со мной явно что-то не то, потому что вот когда Клюев говорит со мной в таком требовательном животном тоне, я не могу ему отказать, как бы ни хотела его послать. То ли боюсь, то ли уважаю. И меня это бесит, и одновременно я в восторге, потому что если посчитать, сколько денег я бы потратила на эти булки, то получается приличная сумма. Так-то он меня спас. Так-то он меня спас.

— Ой, тили-тили, тесто, жених и невеста, — кто-то подначивает.

А я долго не думаю, наливаю чай и выплескиваю парню под ноги кипяток.

Все замолкают, а я смотрю на обидчика и грозно сообщаю:

— В следующий раз будет H₂SO₄.

— Чего?

— Она тебе сказала, что принесет кислоту, которая сожжёт твою кожу, — переводит Витя с невозмутимым видом.

— Вить, она нормальная?

— Нет, поэтому советую её не трогать. Пока, — Клюев продолжает жевать булку, как будто ничего не произошло.

Все уходят.

— Слушай, а я не очень грубо? Всё-таки они твои друзья? Но он смеялся глупо, и мне очень это не понравилось, — рассуждаю я.

— Ты знаешь, я давно заметил у тебя необоснованные приступы агрессии.

— Чего? Ты опять...

— Вот ты знаешь, вроде с виду божий одуванчик, а там, если капнуть, то такие, как ты, маньяками становятся.

Пихаю его локтем прямо под ребро, и он склоняется.

— Не говори так, я очень милая.

Он доедает булочку, протягивает руку. Я достаю салфетку, даю ему. Он вытирает рот и руки, весело добавляя:

— Милашка-убивашка.

— Не докажешь, — смеюсь я.

— Поспорим? — смотрит на меня, и начинает гладить меня по голове, приглаживая косу.

— Давай, — чувствую, как внутри что-то сжимается и дышать становится тяжелее.

Примечание:

1. Катализатор— это вещество, котороеускоряет химическую реакцию, носамо при этом не расходуется. Его можно использовать снова и снова.

Короче Витя своей игройускоряет мыслительный процессгероини.

С научной точки зрения небольшая неточность есть, но в художественном тексте это простительно.

2. Нейромедиатр — это может быть иэндорфин(чувство эйфории), иокситоцин(чувство связи, привязанности), исеротонин(чувство удовлетворения) и дофамин (мотивации, предвкушения и обучения).

п.с. там на само деле все еще более глубоко, но написала примерно, чтобы было понятно, про что думает Мира.

Витя усмехается и, порывшись в сумке, достает наушники. Ловко просовывает один из них мне в ухо. Я удивлённо смотрю на него, как вдруг из динамика ударяет тяжёлый рифф — узнаваемый, как удар сердца. Звучит рок, физически ощущаю вибрацию гитары, дробь барабанов. Голова машинально качается в такт. Внутри всё завертелось, пошли кульбиты. Да это же… моя любимая группа!

— Откуда? — выдыхаю я, уже подпевая хрипловатому вокалисту.

— Милашка, говоришь? — хихикает Витя.

А я уже срываюсь, подражая солисту. Клюев лишь глухо смеётся, трясясь вместе со мной в едином порыве.

Когда музыка стихает, я опоминаюсь и поправляю слетевшие на нос очки.

— Как? Об этом никто не мог знать! Ну, мама, может быть… И то, я всегда в наушниках.

— Забавно. Такие сложные формулы помнишь, а что мы в первом классе общались — нет? — он смотрит на меня с прищуром, в уголках губ играет улыбка.

— Да помню я! — надуваю я обиженно губы.

— Ну да, конечно…

— Ты так и не ответил на вопрос!

— Ответил. У тебя дырявая память, а у меня — отличная. А это — доказательство, — он показывает пальцем на наушник в моём ухе и забирает его обратно с недовольным лицом.

— Просто ты всегда загадками говоришь! Я редко обращаю внимание на то, что не считаю важным, — огрызаюсь.

— О, а, видимо, Фомин — слишком важен? Сто пудов всё про него раскопала.

— Арр! — я пинаю его в бок.

— Тебе бы со своими приступами буйства бороться, — смеётся Клюев, но я уже вхожу в раж и пытаюсь ущипнуть его за тот же бок.

— Да Мира, ну что за детский сад!

— Не знаю, просто тебя вечно бить охота! — я тянусь к нему, но он легко ловит мои запястья, зажимает их одной рукой и легонько бодает меня лбом. Мы сцепляемся в смешной, нелепой возне.

— Витяя, ну пожалуйста, — взвизгиваю я, когда он начинает слегка сдавливать меня в объятиях. — Больно же…

Он вдруг перестает бороться, разворачивает меня к себе. Мы замираем нос к носу. Вернее, так: я сижу у него на коленях и снова не могу оторвать от него взгляда. Дико комфортно, тепло и… страшно. Перехватывает дыхание. Витя сжимает край моей куртки, а у меня в горле пересыхает, становится трудно дышать. Я точно заболела.

— Чего уставился? — бурчу я первое, что приходит в голову.

— Красивая ты, — тихо сообщает он и сглатывает.

— Ты так и не ответил, откуда знаешь про мой тяжёлый рок? — шепчу я, пытаясь вернуть нить разговора.

— Ты сама мне в началке давала слушать… Говорила, твой папа её очень любил.

Перед глазами проплывает картинка: маленькая я на задней парте, на перемене, в старых наушниках, вживаюсь в каждый аккорд, пытаясь понять, что же в этой музыке нашёл тот человек. Этот древний CD-плеер и стопку потрёпанных дисков я нашла на антресолях — всё, что осталось от отца. Мама почему-то не выбросила. А я упросила оставить. Мне казалось, он специально оставил их для меня, чтобы нас хоть что-то связывало. И когда гитары бьют по ушам, а барабаны отдаются в висках, я представляю, что мы стоим на концерте рядом и хлопаем в ладоши.

Меня прошибает до дрожи. Я резко поднимаюсь с его колен, отряхиваю куртку.

— У меня нет папы. А тебе зачем это всё? — голос звучит резко и отчуждённо.

— Мне просто тогда зашла песня. Я тоже подсел на них. Так что это ты открыла их для меня, — спокойно говорит парень, поправляя свои волосы.

— Понятно. Ладно, я пошла. Завтра жду.

— Мира, стой! — он резко хватает меня за руку. — Ты чего?

А я ничего. Меня просто трясёт, и я отчаянно хочу срочно спрятаться куда-нибудь в безопасное место. Чувство, будто меня разоблачили, обнажили самое уязвимое. И нестерпимо горько. А от осознания причины этой горечи — ещё невыносимее.

— Я просто хочу домой, — сжимаюсь я, пытаясь сдержать накатывающую трясучку.

— Так пойдём, — он не отпускает мою руку, а другой подхватывает с земли баскетбольный мяч.

— Куда? Виктор Александрович, пожалуйста, отпусти.

— Успеешь. Пойдём.

Мы заходим на пустую баскетбольную площадку. Он ставит меня по центру, начинает отбивать мяч, а затем без предупреждения резко кидает его прямо в меня. Я инстинктивно ловлю его за долю секунды до того, как он врезался бы мне в голову.

— Ты с ума сошёл?! Здесь ценные мозги! — взвизгиваю я.

— Давай, кидай в ответ! — командует он.

— И зачем мне это?

— Забьёшь хотя бы раз — буду тебе должен.

— Ого. Всё, что захочу? — я поднимаю бровь.

— А чего ты хочешь? — он оскаливается своей бесшабашной улыбкой, глаза блестят. А я чувствую, как краснею.

— А если не забью? Не хочу быть должницей.

— С тебя ничего не требую.

Внутри просыпается азарт. А какая вероятность, что я заброшу?

Значит так, угол броска — примерно 45 градусов, что близко к оптимальному. Дистанция — около четырех метров, не самая простая для новичка. Учитывая мою неопытность и отсутствие мышечной памяти, объективный шанс забить с первой попытки не превышает и семи процентов.

— Ау, ты чего зависла? — Витя выводит меня из ступора.

Я бросаю ему мяч. Он начинает демонстрировать правильную технику ведения. Подбегаю и пытаюсь отобрать мяч. Со стороны, возможно, это выглядит так, будто щенок атакует слона, но в какой-то момент мне удается вырвать мяч и с неуклюжими прыжками начать вести его.

Бросаю в кольцо, но мяч пролетает мимо. Внутри меня всё разгорается сильней: я смогу это сделать. Для меня нет ничего невозможного.

Витя снова начинает вести мяч, а я прыгаю вокруг него, стараясь отобрать. Внезапно он теряет мяч, я бросаюсь вперёд, но он успевает перехватить его, ловко обхватив мою талию и прижав к себе. Не отпуская меня, он продолжает чеканить мяч другой рукой, глядя мне прямо в глаза.

— Ну что? Не вижу в тебе гениальности.

— Что? — вспыхиваю я и со всей дури наступаю ему на кроссовок.

Витя ахает, выпускает мяч и наклоняется, а я мчусь к отскочившему мячу.

— Мира, да хватит меня калечить! — стонет он.

Подхватываю мяч, прицеливаюсь.

— Ты всё равно промажешь, — предрекает он, выпрямляясь.

— Готовься стать моим рабом! — делаю бросок.

— Да ты, оказывается, ещё с манией величия и хочешь захватить мир, милашка, — поддевает меня игриво Клюев.

Мяч ударяется о щит, отскакивает от края кольца, подпрыгивает на месте… и сваливается внутрь.

Витька присвистывает:

— Да ладно!

Я ловлю выкатившийся мяч и с победоносным видом подхожу к нему.

— Ну, чего изволите, Мирослава Воскресенская?

— Покатай меня на себе, большая черепаха.