Сними очки, ботаничка

Глава 21

Сентябрь.

Несмотря на то, что осень уже наступила, жара стоит почти как в июле. Я качу коляску по парку в легком голубом платье. Мои волнистые волосы, распущенные после косы, развеваются на ветру. Наслаждаюсь последними теплыми днями, солнцем, светом и своим выходным.

Скоро должен подойти Витя, и мы наконец-то сможем провести этот день вместе без беготни и суеты. Школа позади, и теперь мы студенты. Я поступила на «Фундаментальную и прикладную химию», а потом планирую углубиться в «Химию лекарственных соединений» или, может быть, в «Молекулярную фармакологию». Время покажет, но мне хочется связать свою жизнь с чем-то, близким к медицине, чтобы быть рядом с Витей и двигаться в одном направлении. Кто знает, может, однажды мы вместе напишем большую диссертацию о лекарствах для беременных. И, возможно, я создам какое-нибудь средство, чтобы полностью обезболить процесс родов.

Мне очень нравится учиться в институте. Я подружилась с Ленькой, который так же увлечен и разносторонен, как и я. С ним легко обсуждать любые темы. Его мечта — работать над созданием вакцины от рака и других болезней. Это невысокий парень со светлыми волосами, который на нашей первой встрече носил длинные свитеры, закрывающие колени. Со стороны он выглядел необычно, но оказался невероятно умным. Я не могла остановиться, рассказывая о нем Вите, и в какой-то момент мой парень «заставил» меня познакомить их.

Я слегка раскачиваю коляску, и малыш кряхтит.

— Тш-ш-ш… — начинаю я напевать. — Где твой дружок Витя? — оглядываюсь по сторонам.

Между этими двумя возникла необъяснимая связь. Что-что, а Клюев точно выбрал правильное направление в жизни. Новорожденные и маленькие дети — это его стихия. Впрочем, как и все остальные. Когда он впервые появился у моего института, все не могли оторвать от него взгляда. Девочки шептались, не веря, что он пришел за мной. Ну а Ленька… В общем, этот предатель был в таком восторге от Виктора Александровича, что стал постоянно за нами ходить. И если сначала я думала, что мы будем обсуждать методы спектроскопии ЯМР для анализа новых соединений, то нет. Он только и делал, что расспрашивал Витю о спорте, питании, о том, как стать таким же сильным.

И Клюеву, конечно, это нравилось. Настолько, что он стал с ним бегать и помогать набирать мышечную массу. А позже признался, что Леня очень хочет понравиться девушкам, так что у моего Великана теперь миссия — ввести его в этот загадочный мир. Он даже обещал познакомить его со своими одногруппницами.

Я была настолько поражена, что не желала общаться ни с одним из них. Витя убеждал меня, что ему так спокойней. Леня просто сдавал меня и сообщал моему ревнивому парню о моих встречах и общении. Таким образом, Клюев узнал, что со мной часто общается и хочет дружить ещё и Сашка. Но он, в отличие от Леньки, очень даже видный мальчик, поэтому Леня теперь от нас не отходит и ещё убеждает Витю, что Саша не просто так сидит рядом со мной. Пришлось припугнуть своего, видимо, не самого сообразительного друга в коридоре, сказав, что устрою на его теле настоящий «химический хаос». После этого он стал более тщательно подбирать свои слова.

Хотя чего Клюев ревнует, не понимала, он-то король в своей группе. Это мне приходилось смотреть на восхищенные взгляды одногруппниц, направленные в сторону Вити. Пока я не сходила с ним на тусовку будущих медиков. Вместе с Леней, разумеется, который к тому времени уже стал нормально одеваться и, мне кажется, даже немного подкачался — и всё всего за три недели общения с моим парнем.

Так вот, на той вечеринке атмосфера была невыносимой, потому что там были практически одни девушки, и все они пожирали глазами Витю. Настолько, что в какой-то момент я не выдержала.

Одна из них, с наглым взглядом, прямо намекнула, что не прочь «приложить усилия»:

— Мирослава, а почему химия? Могла бы пойти на медицину, была бы рядом с Витей, а так далековато.

— Потому что теперь я знаю ровно пятьдесят три способа скрыть тело без единого следа, — ответила я, глядя на нее свирепо. Потом обвела взглядом притихших окружающих. — Так что всего пара химических элементов — и бац, вас нет.

Потом я засмеялась, стараясь перевести всё в шутку. Но вышло это как-то очень зловеще. Они меня реально взбесили. Витя, стоявший рядом, только обнял меня и беззвучно смеялся, уткнувшись в мою макушку.

— Тебе, наверное, за меня стыдно? — тихо спросила я его тогда.

— За что? — искренне удивился он.

— Они же теперь больше не позовут тебя никуда?

— Брось, они же врачи. Им еще не такое слушать придется, когда они не так прием проведут, — улыбнулся он, прижимая меня к себе прямо на глазах у всех своих однокурсников. Слишком близко и откровенно. Давая понять, что есть только одна девушка, которая его интересует. И, шепча мне на ухо, он произнес с хитринкой:

— А еще мне дико нравится, когда ты так делаешь. Угрожаешь ради меня. — Его ладонь скользнула под мою кофту, легонько поглаживая живот, и он поцеловал меня с такой страстью, будто я только что пригласила его к себе на вечер, а не обещала кого-то «закопать».

— Ты больной? — оторвалась от него.

— Возможно. Я болен тобой.

— И что тебе в этом нравится, не понимаю?

— То, что ради меня ты готова избавиться от тела, — засмеялся Витя, прижимая меня к себе. Я посмотрела на него строго. — Чувствую себя особенным, — заявил он с гордостью. — На одной ступени с твоей химией.

Я смущенно улыбнулась: — Ну, тогда да. За химию я готова на все.

— И я рад, что так же важен для тебя, — произнес он.

— Я люблю тебя, — тогда впервые сказала ему эти слова. Они вырвались так легко и непринужденно. Мы молча смотрели друг на друга, не отрываясь. Весь мир — только для нас. Он притягивал меня к себе и целовал в макушку, нежно произнося:

— Моя Мира. Во всем мире… только ты.

— Хватит обжиматься, мне нужен совет! — разрушал всю нашу идиллию Ленька. — Мне билеты покупать на балет или в театр? Что она больше любит? — он показывал на рыжую одногруппницу Вити.

Парень только покачал головой и сказал: — Просто расскажи ей, что скоро станешь известным ученым с огромным домом.

И Ленька побежал. Ну а Витя шепнул мне:

— Скорей бы у него кто-то появился. А то у меня ощущение, что мы с тобой завели кота.

— Эй, это мой друг! И скорее уж крысеныш.

— И мой тоже, вообще-то. Но приставучий. А сейчас я хочу только тебя, — начал кружить меня в танце.

Тот вечер закончился хорошо. Ленька поразил всех своими знаниями. Рыжая Вика оказалась очень милой девочкой и даже смотрела на моего друга с интересом. Ту самую наглую одногруппницу я рядом с нами больше не видела. Остальные тоже перестали пялиться на меня и Витю, признав во мне его девушку. Да и многие из них оказались довольно приятными людьми.

Любовь — это доверие. Так говорит Витя, каждый раз добровольно отдавая мне свой телефон, чтобы я могла прочитать все его переписки. Он даже сам это предложил, чтобы в моей голове не было лишних поводов для волнения. Правда, он тоже периодически заглядывает в мой — этот Сашка все не дает ему покоя. Витя даже думает, не познакомить ли и его с кем-нибудь из своей группы.

И вот сейчас, качая коляску в ожидании самого лучшего парня на свете, я вижу, как навстречу мне медленной, задумчивой походкой идет другой. Я судорожно сжимаю ручку коляски и не знаю, куда деться. Сейчас он меня увидит, и придется объяснять, откуда у меня ребенок.

Митя замечает меня и радостно улыбается, машет рукой и идет целенаправленно. Я машу ему в ответ.

Мама родила буквально накануне Последнего звонка, поэтому на выпускной явилась уже без живота. Так что никто не был в курсе ее беременности и родов. Чему я была несказанно рада — особенно из-за того, что там присутствовала семья Фомина. Наблюдать за ними было тошно: Ростислав ворковал со своей женой, а моя мама лишь тяжело вздыхала. Я понимала, дело было не в ушедших чувствах, а в гнетущем осознании всей этой ситуации. Он так и не узнал, что у него родился сын, и мама не собиралась ему рассказывать.

Вообще при внимательном рассмотрении можно было заметить, что всё не так, как кажется на первый взгляд. Мама Мити, слегка полноватая женщина, суетилась вокруг мужа, а он в ответ на каждое прикосновение что-то шипел ей на ухо и поправлял её. Она тут же хмурилась, но через мгновение снова натягивала улыбку. Искренней она была лишь с сыном — когда он подошёл к ней, её лицо озарилось настоящим, безграничным счастьем. И Митя отвечал ей той же нежностью, в отличие от многих сверстников, не стесняясь обнимать мать и бережно гладить её по плечу.

Мне хотелось крикнуть женщине: «Сбеги от него!» — но было видно, что она давно смирилась со своей ролью и научилась довольствоваться малым.

Ещё больше меня бесило, что Фомин-старший постоянно бросал взгляды на мою маму. А она, надо отдать должное, выглядела после родов потрясающе. Её грудь увеличилась на два размера, и она выгодно подчеркнула это глубоким декольте лёгкого синего платья. Вокруг неё кружил наш молодой неженатый физрук. Его восхищённое внимание явно тешило её самолюбие, она весело смеялась и сияла. Я пыталась абстрагироваться от всего этого, только обсудила с Катей, и та призналась, что давно заметила: Татьяна Павловна пользуется бешеным успехом у молодых парней, но сама она их «не рассматривает» из-за возраста.

К моему облегчению, Митя в тот вечер мою маму полностью игнорировал — ни взгляда, ни оценки. Это успокаивало: он вряд ли догадается о нашем общем брате. А Витя, хоть и скрипел зубами, обещал молчать. Но с одной оговоркой: если Дима спросит его напрямую, он не будет лгать. Я его понимала.

И вот теперь, когда Митя подходит ко мне и с веселым, беззаботным лицом заглядывает в коляску, я знаю одно: я тоже не смогу соврать.

— Я что-то упустил, и у вас появился ребенок? — оглядывает он меня с ног до головы.

— Нет, у нас детей не будет, — сразу оговариваюсь я.

— Чего это? — разглядывает малыша Митя, и мне кажется, он даже немного умиляется.

— Ну, я не хочу рожать.

— А Витя в курсе?

— Да.

— И что, этот здоровяк согласился? Он же всегда хотел футбольную команду!

Я кашляю от неожиданности, что, оказывается, там всё так запущено.

— Команду?

— Так он в курсе? — переспрашивает Фомин.

— Да, и он согласен.

На самом деле, когда родился Артём, Витя вообще не выпускал его из рук. Это, конечно, было слишком умилительно, но еще больше вводило меня в расстройство. Он тогда гладил Артёмкину ножку и спрашивал: «Смотри, какие они маленькие, хорошенькие. Ну, хочется же такого?» А я только качала головой. И Клюев больше со мной на эту тему не говорил, сказал, что понял меня.

— Надо было тебе меня выбирать, вот я тоже не хочу детей, — подмигивает Митя. — А так нечестно, — начинает кривить губы, потому что Артём проснулся и смотрит своими глазками на парня.

Мальчик сжимает ручки, и Фомин дает ему свой кулак, ударяет об его кулачок.

— Давай поздороваемся, красавчик. Как жизнь? Я бы тоже полежал в коляске, — начинает он сюсюкать со своим братом.

А меня захлестывают слова Мити, и я хочу понять, как думают мужчины, что на самом деле чувствует Витя. Он правда смирился или это все показное?

— Почему нечестно?

— Ну, потому что в какой-то момент, если вы, конечно, не расстанетесь раньше, он все равно захочет детей. И если ты ему это не дашь, то…

— Он найдет другую? — спрашиваю я.

— Лучше бы так, — говорит Фомин, за что получает от меня по руке. — Ай! Ну и удар у тебя! Я за правду. Но Витя не найдет. Он будет просто сидеть, смотреть на тебя, на друзей с детьми, на детей на площадках и мучаться. Вместо того чтобы найти ту, которая ему родит.

— Митя! — возмущаюсь я.

— Да что? Я говорю как есть. Все должны быть по парам, понимаешь? Он тебе так не скажет никогда, потому что носитcя с тобой как курица с яйцом, пылинки сдувает, все принимает. Ну да, любовь, ладно. Но когда она заканчивается…

— А че ж ты такой умный, сам детей не хочешь? — взбешиваюсь я.

— Да может, и будут, откуда знаю? Я просто жениться не хочу и гулять хочу. Какие дети? — отвечает мне парень, то надувая щеки, то отпуская, от чего Артём смеется.

— О, видишь, мужик меня понимает! — смеется Митя, глядя на него, а потом поворачивается ко мне.

— Ладно, не кисни. Парень-то вон на гинеколога пошел, чтобы хоть там видеть, как рожают, — заливается он смехом.

Я со всей силы наступаю ему на ногу, и вместо смеха у него сдавленно вырывается: «Мира, твою мать!»

— Мою мать не трогай, — шиплю я.

— Они, кстати, с моим отцом больше не встречаются? — переспрашивает Митя.

— Нет, уже как год. А ты не знал? — удивляюсь я.

— Значит, у него очередная появилась… — протягивает парень, а потом смотрит на малыша и на меня, о чем-то задумавшись. — Мира, а чей ребенок?

Я замолкаю, глядя на него. Он не отпускает взгляда. Тишина затягивается. Артём кричит в коляске, и мы дергаемся.

— Тш-ш-ш, — начинаю я качать коляску. — Мне пора, Витя сейчас придет.

Но Митя перехватывает ручку коляски и везет ее вперед.

— Вместе встретим его. А пока что расскажи-ка, чей ребенок.

— Мама родила, — шепчу я.

— Это получается, сын моего отца? — останавливает он коляску, сжимая ручку так, что я пугаюсь, перехватываю ее, откатывая на свою сторону и закрывая собой.

— Это мой брат. А твой отец ему никто, ясно? — произношу грубо.

— И мой брат? — взбудораженно переспрашивает Фомин.

Я молчу.

— Мира, это мой брат?

— Да, твой и мой брат. Но твоему отцу он никто. Он про него не знает и, надеюсь, не узнает, — говорю я.

Дальше было очень много мата. Митю просто разрывало. В основном все слова касались его отца, и я была благодарна, что он ни разу не задел мою маму.

— Как его зовут? — произносит он, успокоившись.

— Артём.

— Темыч... Дай посмотрю, — подходит он ко мне.

— Нет, ты неадекватный, а он маленький.

— Фигню не неси, я же не больной. Просто хочу поговорить с братом, — язвит Митя.

Я двигаю коляску.

— Ну что, мелкий, поздравляю, гены у тебя так себе, но зато красавчик ты весь в брата, — гладит он ножку малыша. — Я хочу его навещать, — заявляет Фомин.

— Да, можно. Просто…

— Я ничего не скажу ему и матери тоже. Пока что. Не смогу. Но хочу видеть, как растет Артем.

— Хорошо.

— Только с тобой, без твоей матери, если можно, — тихо говорит он. — На прогулки могу выходить.

— Я буду писать, — обещаю ему.

— Забавно, да, Слава? — усмехается он. — Как все началось и чем закончилось.

И я понимаю, что он вспоминает весь наш путь: от моей влюбленности и дискотеки и до его стояния здесь, у общего брата, у крови, которая теперь соединяет нас..

— И что касается Вити… Он сможет жить и без детей, потому что правда любит тебя. И он не тот, кто будет смотреть налево. Ты только спросила, почему нечестно… Потому что получается, он не получит того, что для него является полноценной семьей.

— А как же люди, которые не могут родить? Бесплодные?

— Это другое. Это то, что им не дано. А это — твой выбор. Оставить полноценного мужчину без продолжения рода. Единственного сына в семье.

— Да ты тоже единственный! И не хочешь! — возмущаюсь я.

— Ну, во-первых, не единственный теперь, — усмехается он, глядя на Артема. — Так что видишь, я счастливчик. А во-вторых, мне на это… плевать. Я был бы рад, если бы у моего отца больше никого не было. Витя — другое. Таких, как он, должно быть много.

На этом наш разговор с Фоминым заканчивается. Мы встречаемся с Витей, и я не могу насмотреться на него — на его доброту, заботливость, на ту верность, что светится в его глазах. И всё время думаю, думаю, думаю...

Вечером мы приходим в гости к его родителям. Я наблюдаю за его отцом, Александром Григорьевичем, и наконец понимаю, откуда в Вите эта невероятная любовь к людям и жизни. Их семья — это один большой, тёплый комок взаимопонимания: общие шутки, похлопывания по плечу, весёлые подколы. Гордость отца за сына — негромкая, но ощутимая. А его уважительное, почти рыцарское отношение к женщинам заставляет сердце сжиматься. Александр Григорьевич с одинаковой заботой относится и к своей жене, Лене, и ко мне, постоянно спрашивая, удобно ли нам, не нужно ли чего.

И я с новой силой вспоминаю слова Мити. Да, таких мужчин должно быть больше. И мне становится горько от мысли, что я, возможно, не смогу дать этой удивительной семье того, что они, возможно, ждут от нас.

Когда все рассаживаются за накрытым столом, папа Вити встаёт и поднимает бокал.

— Дорогие мои, любимые, — начинает он, и его глаза становятся чуть влажными. — Ох, короче, Лидочка, давай ты.

Мама Лены достаёт из кармана бумажку и показывает нам. Это тёмный снимок УЗИ. Пока я вглядываюсь, пытаясь понять, что именно мне показывают, Витя восклицает:

— Да ладно! Офигеть! Поздравляю!

Он вскакивает и крепко обнимает отца и Лиду, целуя их. Ленка подхватывает всеобщую радость, обнимая маму.

— А когда? А сколько? — слышатся со всех сторон вопросы.

— Мира, ты представляешь? — доносится до меня, но я молчу, всё ещё не в силах осознать.

— Сын, — гордо объявляет Александр Григорьевич. — Будет сын!

Витя подходит ко мне и шепчет на ухо, сияя:

— У меня будет брат.

Я смотрю на него и внезапно начинаю плакать. Поворачиваюсь ко всем и, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

— Это прекрасно! У меня, если что, куча вещей от Артёма, — говорю я, стараясь улыбаться сквозь слёзы. — И я уже знаю, как обрабатывать пуповину, купать, даже практиковала грудничковое плавание и ныряние! И всё про грудное вскармливание, если вдруг возникнут трудности — читала все новейшие исследования по гиполактации. Могу сидеть с ним по вечерам, если вам захочется побыть вдвоём. Они с Артёмом будут расти вместе, потом в один сад пойдут...

Я продолжаю нести этот поток слов, а все смотрят на меня с умилением. Лидия Петровна подходит и обнимает меня.

— Спасибо, Мира.

— Это вам спасибо, — шепчу я, обнимая её в ответ. — Теперь хороших мужчин в мире будет на одного больше.

И пока она смеётся, а я плачу, в голове проносится вихрь мыслей. Значит ли это, что теперь есть тот, кто сможет продолжить их род? Могу ли я наконец отпустить это тяжёлое чувство вины? Или наоборот — когда его брат вырастет и создаст свою семью, Витя с ещё большей горечью осознает, что сам этого лишён? Честно ли по отношению к нему лишать его этого шанса?

Витя провожает меня до дома, крепко держа за руку. На его губах играет мечтательная улыбка. Он такой красивый и очаровательный в этот момент. Я поднимаю руку и взъерошиваю его короткие тёмные волосы. Он притягивает меня к себе и целует.

— Люблю тебя, — говорит он, обнимая так крепко, что у меня перехватывает дыхание. — Я до сих пор в шоке. Что папа решился на такой шаг, в его-то возрасте... и после того, что случилось с моей мамой.

— Почему? — спрашиваю я.

— Лида давно хотела ещё ребёнка, а он отказывался. Боялся настолько, что и слышать не хотел. Его до сих пор преследует страх её потерять.

— И что же изменилось?

— Сказал, что, пока он боится, время уходит. И скоро будет уже точно поздно. — Витя смеётся. — Короче, переступил через себя. Ради неё. Лида уже смирилась, говорила, что главное — чтобы им было хорошо вместе. А тут такой подарок. Но всё равно страшно.

— Тебе? — уточняю я.

— Ему. Ему очень страшно. Поэтому он вдвойне рад, что я пошёл в медицину.

Мы идём молча несколько минут, и я набираюсь смелости спросить:

— А если бы он не согласился? Что было бы тогда?

— Ничего, — пожимает плечами Витя. — Жили бы дальше и любили друг друга до самой старости. Самое сложное — найти своего человека. Того, с кем по-настоящему хорошо и спокойно. Как мне с тобой.

— А мы? — я останавливаюсь и смотрю ему прямо в глаза. — Мы будем счастливы, если детей у нас не будет? Ты точно не захочешь уйти? Найти другую?

— Я так и думал, что у тебя в голове это засело.

— Митя сказал, что это нечестно. Что без детей семья не будет полной для тебя. И я чувствую себя виноватой. Может, тебе правда стоит найти ту, которая сможет сделать для тебя этот важный шаг?

Витя притягивает меня к себе и снова крепко-крепко обнимает, как будто хочет защитить от всех сомнений разом.

— Мира, какая разница, что сказал Дима? Он не чувствует к тебе того, что чувствую я. И если бы мне пришлось выбирать между жизнью без тебя и жизнью с детьми, я, не задумываясь, выбрал бы тебя. Мне будет достаточно тебя одной. Тем более, теперь у меня будет брат, а ещё Артём. А потом, в мире так много детей, которым нужна помощь. Мы вполне можем, когда встанем на ноги, взять ребёнка из детдома и вырастить его. Ведь важно не то, кто родил, а то, кто воспитал.

Он говорит это так искренне, так убеждённо, что у меня сжимается сердце. Я стою с ним под заходящим солнцем, его руки тёплые и надёжные на моей спине. И я мысленно даю себе обещание. Обещание когда-нибудь побороть этот страх. Не для него, а для нас. Чтобы ни одна тень сомнения не омрачала наше общее солнце.