Сними очки, ботаничка

Глава 3. Сталкер поневоле

Мама садится рядом с моей кроватью и трогает мой лоб холодной ладонью.

— Мирочка, подъем. Что с тобой происходит? Ты заболела?

Я скидываю её руку и злюсь. Посмотрела бы она на себя, если бы всю неделю вместо спокойной размеренной жизни бегала за самым активным человеком в школе. Такой ненависти, какую я испытываю к Виктору Александровичу Клюеву, родившемуся 15 ноября, я не чувствую ни к кому. У него точно в анамнезе синдром гиперактивности и дефицита внимания.

— Всё хорошо, мам. Я просто не высыпаюсь. Сама видишь, день становится короче, а ночь длиннее.

— Ты уверена? Потому что на этой неделе ты постоянно где-то пропадаешь, а в школу прихожу будить тебя я.

— А я, кстати, могу остаться дома и поспать? — Решаю, что заслужила выходной, и накрываюсь с головой одеялом.

Мама тревожно смотрит на меня и, стаскивая одеяло, дёргает меня за плечи.

— Мира, тебя кто-то обижает? Как там у вас это называется… буллинг? — Принимается рассматривать мои ноги, руки, голову. Я отпихиваюсь как могу, но получается вяло.

— Гиппократ, отец медицины, — отбиваюсь я, встаю и выхожу из комнаты под бормотание мамы. — Со мной всё хорошо, просто хочу спать.

— Ты никогда со мной так не говорила… Надо срочно узнать, что происходит у Кати, — добавляет мама, и я замираю в ужасе, что меня сейчас раскроют. Подхожу, обнимаю её крепко и говорю:

— Мам, просто сегодня химия, и там очень сложная тема, а я её до конца не разобрала. Ну, ты понимаешь… Окислительно-восстановительные реакции, передача электронов между молекулами, там ещё ионы или атомы с изменением степени…

— Всё, всё, хватит! Лучше бы ты сказала, что влюбилась в красивого спортсмена. Хочешь — оставайся дома, — поправляет мои волосы мама и, причитая что-то под нос о том, что я «неисправима» и внуков она никогда не дождётся, уходит.

Нет, мама, я не влюбилась в спортсмена. Я мечтаю препарировать одного. Бегаю за ним — и всё равно не успеваю. Утром у него пробежка, в школе постоянные перемещения: то в один класс, то в другой, со всеми пообщаться или провести полперемены в туалете под дикий хохот и шутки Стрельцова. После школы — на баскетбольную площадку, потом в бассейн или наматывать круги по всему району — то с друзьями, то с собакой, то с непонятными девочками, явно старше его.

Этот Витя! Ух, Лена должна радоваться, что он её бросил. Я, кажется, за неделю потеряла два килограмма, пока следила за ним, а толку ноль. Больше таких скачек не выдержу. Митенька, как долго я тебя не видела. Я уже почти потеряла надежду, что соединить Витю и Лену, хотя эти двое созданы друг для друга.

Сильными нажатиями чищу зубы, смачно набираю воды, чтобы прополоскать рот, и забрызгиваю зеркало. Протираю очки и ужасаюсь своей мыслительной активности. Эти брызги — точь-в-точь как мои мысли внутри: всё хаотично и непонятно. А для меня это полный раздрай. Вытираю зеркало насухо, чтобы не осталось ни капли. Меня еще никто так не бесил.

Позавтракать уже не успеваю, поэтому хватаю злаковый батончик, бросаю его в сумку и направляюсь в школу. Там, пройдя большую часть пути невидимкой, забегаю к любимой учительнице химии — Тамаре Львовне. Нужно узнать про олимпиаду.

Вбегаю в кабинет и вижу знакомое лицо.

— О, Мирочка, как хорошо, что ты зашла.

— Здравствуйте, Тамара Львовна. Я хотела узнать про олимпиаду. Когда она будет проходить?

— В конце ноября, Мирочка. И с тобой ещё пойдёт мальчик из параллельного класса — Витенька Клюев.

— Что? — удивляюсь я. Какая олимпиада по химии? Ему бы только ГТО сдавать! — А он, по-вашему, нормальный? — довольно грубо вырывается у меня.

— Мирочка, девочка моя умная, очень странный вопрос от тебя. Что ты имеешь в виду? — Учительница с лёгким осуждением смотрит на меня.

— Ну, он вроде не отличник, и нигде раньше не был замечен…

— Просто он идёт против системы, понимаешь? Такой… бунтарь. А на самом деле очень-очень умный.

Что значит идет против системы? То есть такой школьный революционер, который не делает домашку, потому что она ему не по статусу? У него, видимо, более важные миссии — то ли женский комитет школы собирать, то ли новую конституцию для школьного буфета писать. Или, может быть, готовит восстание против школьного дресс-кода...

— Он, как и ты, хочет стать врачом. И, кстати, очень симпатичный, — подмигивает мне моя шестидесятилетняя добренькая версия Марии Кюри.

Я знаю, он просто очаровал её своими мышцами плечего пояса.

— Врачом? Каким врачом собирается стать? — Решаю, что это мой шанс узнать о нём больше. В конце концов, чего я расстроилась? Наоборот, всё само идёт мне в руки.

— Не знаю, не спрашивала.

— А что у него с биологией?

— Откуда же мне знать?

— А он понимает, что конкурс в медицинский большой и там не получится «идти против системы»? А русский язык? Он вообще умеет на нём разговаривать или только мяч в корзину кидать?

— Мирочка, тшш… — пытается меня остановить химичка, но я словно разгоняющийся атом. — Твоё любопытство может утолить сам Витенька, тем более он как раз здесь. — Говорит она таким благостным тоном, будто дала добро на наши «отношения», и теперь мы должны идти рука об руку, поклясться на учебниках химии в вечной помощи друг другу.

Я прихожу в себя и страшно краснею. Понимаю, что нужно набраться смелости и повернуться, но не могу.

— Готов ответить, хотя ещё никогда не слышал, чтобы в моей умственной деятельности так сомневались, — усмехается парень, и я даже спиной чувствую, как появляются его ямочки.

— Мне пора, у меня русский, — бормочу я, избегая взгляда, и медленно двигаюсь к выходу.

— Кстати, с языком у меня всё отлично.

Я замираю и поворачиваюсь. Вижу, как он вальяжно сидит на краю парты, скрестив руки и закинув ногу на ногу, смотрит на меня хитрющим взглядом.

— Что? С каким языком? — переспрашиваю я.

Краснота так и не сходит с лица, я нервно поправляю очки на переносице, затем провожу рукой по косе.

— С русским, английским и немножко с китайским.

— Понятно, — киваю я и собираюсь уходить.

— Но мяч в корзину я действительно бросаю лучше. Но ты уже в курсе этого.

Весь день хожу в напряжении. Неужели Витя понял, что я за ним слежу? Я же была осторожной... Или подслушал наш разговор с учителем и сделал такие выводы?

— Мира... Мира, — подруга толкает меня в плечо, указывая на доску. Оборачиваюсь — весь класс смотрит на меня вместе с учителем.

— Что с тобой? — спрашивает Катюша шёпотом.

— Мирослава, я задаю вопрос и никак не могу получить ответ. Ты не заболела случайно? — строго спрашивает учитель.

— Честно говоря, мне плохо. Можно я пойду к медсестре? — притворяюсь я.

Меня отпускают с удивлённым взглядом. Хорошо, что последний урок — могу просто пойти домой.

— Мира, — показывает подруга на телефон, — напиши мне, что случилось, — требует вдогонку.

Киваю, но рассказывать ничего не собираюсь. Хочу только одного — вернуть свой маленький уютный мирок, успокоить расшатанные нервы. Я будто выбралась из своего привычного мыльного пузыря и погрузилась в какую-то чужую реальность. Спускаюсь по лестнице, чувствуя, как подкашиваются ноги. Плюхаюсь на холодную скамейку напротив раздевалок. Достаю злаковый батончик и вгрызаюсь в него, будто это не еда, а все мои сегодняшние проблемы.

Резкий звонок с последнего урока вырывает меня из размышлений. Встаю и бреду в раздевалку. Мой взгляд цепляется за знакомую синюю куртку, висящую на третьем крючке слева.

Ноги сами несут меня к ней. Обнимаю, зарываюсь лицом в мягкую ткань. Как бы избавиться от этой любви к нему? Закрываю глаза — и вот он, мой Митя, уже рядом. Накрывает меня широкими полами куртки, прижимает к себе. Его дыхание теплое, ровное. «Всё будет хорошо», — шепчет он, и мы говорим о будущем, о мечтах... А потом он меня целует...

Но картинка рассыпается, неожиданно заменяясь наглой физиономией Виктора Клюева. Эти хищные ямочки, этот надменный взгляд: «У меня всё хорошо с языком».

— Распадись на ионы! — шиплю я, тщетно пытаясь выбросить его образ из головы.

В раздевалке раздаются шаги. Я отпускаю Митину куртку и юрко проскальзываю под вешалками в соседний ряд. Сегодня мне только не хватает, чтобы меня застукали в раздевалке.

— Митюш, сегодня погуляем? — доносится сахарный голос Ленки Скворцовой.

Я замираю, затаившись в углу среди чужих курток.

— Конечно. Как только допы по физике закончу. Как же задолбало туда ходить, вообще не знаю, чего это училка ко мне прицепилась. Надо, говорит, тянуть на красный диплом.

— Бедненький, — сюсюкает одноклассница.

Разговоры прекращаются, и раздаётся противное чавканье, шёпоты. Они целуются, а у меня внутри будто всё обрывается. Сердце колотится, выталкивая литры крови, переполненной адреналином. Ладони моментально становятся влажными. Кортизол, гормон стресса, начинает свою разрушительную работу. Мозг лихорадочно сканирует пространство в поисках выхода, но тело будто парализовано. Древние инстинкты предлагают только три варианта: бей, беги или замри. И я... замираю, чувствуя, как предательская дрожь поднимается от кончиков пальцев к горлу, перекрывая дыхание.

Это конец, у них всё серьезно...

Но судьба, видимо, решает, что мне еще недостаточно унижений, и в самый неподходящий момент раздаются шаги, и кто-то направляется в мою сторону.

Я вжимаюсь еще больше в угол, но меня это не спасает. Виктор Клюев замирает, его взгляд сразу находит меня в полутьме между вешалками. Левая бровь медленно ползет вверх, губы кривятся в едва заметной усмешке. Не говоря ни слова, он уверенно шагает в мою сторону.

Мои зрачки расширяются, дыхание становится поверхностным — организм готовится к опасности. Вот сейчас точно надо сделать «беги». Но я продолжаю делать «замри».

Из-за курток продолжают доноситься причмокивания и смешки — Ленка с Митей явно не прекращают свои нежности. А Витя тем временем подходит вплотную, наклоняется так, что наши лица оказываются на одном уровне. Я вжимаюсь спиной в вешалку, слыша, как бьется мое сердце. Он, продолжая ухмыляться, медленно протягивает руку и выдергивает из-под меня свою куртку.

Затем, не отходя ни на шаг, нарочито громко бросает:

— Дим, ты домой идешь?

— Он занят! — раздраженно огрызается Ленка, на секунду прерывая свои любовные игры.

— Допы по физике, — раздаётся расстроенный голос Мити, и вот он приближается к нам с Клюевым.

— Ты что здесь делаешь? — шёпотом спрашивает Витя, наклоняясь так близко, что я различаю каждую его ресницу. Его дыхание тёплое и ровное.

— Я... сегодня дежурная, — бормочу первое, что приходит в голову. — Проверяю, чтобы куртки не падали.

— Я так и понял, — его губы изгибаются в знакомой насмешливой улыбке. — Но у меня странное ощущение, будто ты за мной следишь.

— Так и будешь тут торчать? — Митя поправляет рюкзак, не выпуская Ленкину руку. — Эй, Вить, с кем это ты там?

— С той, кто считает меня отсталым, — парирует Клюев, и в его глазах вспыхивает озорной огонёк.

Ну и злопамятный же он. Но злить его не стоит, он меня может сдать в любой момент, и позор на всю школу обеспечен.

— О, это же наша местная ботаничка! — Ленка говорит таким сладким голосом, что аж подташнивает.

— Что, Мирочка, с урока сбежала? Умничать надоело?

Почва уходит из-под ног. Кажется, ещё секунда — и провалюсь сквозь пол. Но вытаскиваю себя мысленно.

— Знаешь, Лена, странно слышать это от человека, который последнюю контрольную по химии писал, глядя мне через плечо. — Мои пальцы непроизвольно поправляют очки. — Но если тебе действительно интересно — да, иногда даже мне нужно отдохнуть от... как бы помягче... интеллектуального неравенства.

В воздухе повисает напряжённая тишина. Витя, облокотившись на вешалку, наблюдает за нашей перепалкой с Ленкой с явным интересом — его взгляд скользит между нами, словно он зритель на увлекательном спектакле. А Митя...

Мои глаза невольно обращаются к нему. Он лениво листает ленту в телефоне, даже не удостоив меня взглядом. Когда его глаза на секунду поднимаются, они скользят по мне с таким равнодушием, будто я — пустое место, случайная тень на стене. Это равнодушие обжигает сильнее насмешек.

— Кстати, Лен, — неожиданно вклинивается Витя, — ты же сегодня дежурная? Может, пойдёшь уже пост свой нести?

Лена презрительно морщит носик:

— О чём ты вообще? Какое дежурство?

Витя медленно поворачивает голову ко мне. Его голубые глаза сужаются, в уголках губ играет едва заметная улыбка. Он делает театральную паузу, затем с подчёркнутой серьёзностью произносит:

— Дежурство, значит... — его голос намеренно растягивает последнее слово, наполняя его множеством смыслов. — Ну ладно.

— Че вы тут все встали, у вас собрание? — раздаётся громкий голос, и в раздевалку вваливается круглолицый Ванька Стрельцов, весело подпрыгивая, как колобок, сбежавший от бабушки. — О, Мирка, а ты-то чего здесь? Катюха полшколы обежала — тебя ищет.

— Ка-а-тя! — орёт он таким густым басом, что я рефлекторно поднимаю руки к ушам, но вовремя останавливаю себя. — Тут твоя ботанша. Нашел её.

Бросаю взгляд на Митю — он по-прежнему уткнулся в телефон, будто в этой вселенной для него существуют только он сам и его экран. Привет, Мира, в системе координат Мити Фомина ты — неучтённая погрешность, ноль без палочки.

В этот момент в него врезается Катя. Он брезгливо отряхивается, а моя подруга уже мчится ко мне:

— Мирочка, ты где пропадала?

— Дежурила, — невозмутимо парирует Витя.

— Какое дежурство? Отойди от неё, — Катя окидывает меня оценивающим взглядом, а я уже махаю руками, глазами умоляя не усугублять ситуацию. Я сегодня достаточно с ним переборщила, странно, что он меня еще не сдал.

— Он тебе что-то сделал?

— Я-то? — возмущается парень.

— Ты — недоразвитый, — отрезает Катя, скрестив руки на груди.

— Второй раз подряд узнаю о своих проблемах с развитием. Забавненько, — ехидно замечает Клюев, небрежно поправляя непослушную прядь волос.

— Пропусти Миру, — подруга начинает терять терпение, её голос становится опасным.

— Её отпущу, а тебя заберу с собой, может смогу успокоить, — неожиданно выдаёт он, поворачиваясь к Катюшке. Мы с ней замираем в шоке — он с такой лёгкостью со всеми флиртует?

— Я пошёл, — равнодушно бросает Митя, разворачиваясь к выходу. И тут начинается цепная реакция: за ним тут же устремляется Ленка, как верная собачонка за хозяином; а уже за ней пулей вылетает Стрельцов. Моя подружка Катя, верная пару минут назад, готовая горой встать, бросает меня и мчится уже за своим Ванькой, забыв обо всём на свете. Только светлые волосы и качаются из стороны в сторону.

И только я остаюсь стоять, наблюдая эту комедию, понимая, что в этой нелепой цепочке преследований мне, кажется, вообще не нашлось места. Пытаюсь протиснуться мимо Виктора, но он перегораживает путь рукой:

— Тамара Львовна ждёт нас в понедельник на допы.

А потом разворачивается и уходит, почему-то очень недовольный и злой.

Ну а мне пора признать — эксперимент провален. Митя никогда на меня не посмотрит. Ленка Скворцова не станет учиться. А смотреть на Витю Клюева у меня больше нет ни сил, ни желания.