Сними очки, ботаничка

Глава 6. Подружка

Меня душит страх, я отчаянно вырываюсь и убегаю в густой, тёмный лес. Ветви деревьев хлещут по лицу, оставляя на коже жжение и болезненные следы. Сзади слышен тяжёлый, ритмичный топот, который становится всё ближе. Их много, и я чувствую, как холод и ужас пронизывают всё моё тело. Я спотыкаюсь о корни, падаю, но тут же вскакиваю и снова бегу, осознавая, что это не просто побег — это охота. Я — их добыча.

Люди в безликих белых масках движутся слишком быстро, слишком слаженно, как одно существо. Они настигают меня, и холодные пальцы впиваются в плечи, пригвождая к земле. Я пытаюсь вырваться, но их хватка стальная. Один из них, стоящий впереди, наклоняется ко мне. Он медленно и властно снимает маску.

Перед глазами — знакомые черты. Тёмные волосы, спадающие на лоб. Лёгкая насмешка в изгибе губ. И ледяные, пронзительные голубые глаза.

Витя Клюев усмехается, глядя прямо мне в лицо, и его голос звучит тихо, но с убийственной чёткостью: «Ты должна мне. Должна. Я знаю, кто ты. И ты знаешь. Проснись и помни».

Я резко сажусь на кровати. В ушах ещё звенит его голос, а перед глазами стоит его лицо. Это был не просто кошмарный сон. Это было напоминание, что теперь он знает мою тайну.

С трудом дохожу до ванной, чтобы освежить лицо прохладной водой. Она обжигает кожу, смывает липкий пот. Смотрю на своё отражение: бледная кожа, тёмные круги под глазами, испуганные серые глаза и светлые растрёпанные волосы. Выгляжу как привидение.

Мама заходит ко мне, внимательно смотрит, поправляет халат, и я замечаю, как её пальцы машинально тянутся к моим испорченным прядям. Она пытается их расплести.

— Мира, ты похожа на взбесившегося пуделя. Почему волосы не помыла вчера? — выносит вердикт.

Я вздыхаю и отвожу взгляд. Объяснять это всегда непросто.

— Ну, я хотела ещё немного походить кудрявой, — бормочу я, с ужасом глядя на свои некогда красивые волосы.

Да уж, зря я оставила кудри на всю ночь, надеясь, что они останутся прежними. Хорошо, что линзы сняла, иначе к моим синякам добавились бы ещё и красные глаза.

— А ты можешь сделать кудри?

Мама приподнимает бровь, и в её глазах вспыхивает знакомый огонёк интереса.

— А зачем тебе это?

Лучше бы промолчать, но сама я причёску себе не накручу. Снова придётся врать. Может, не идти с Митей гулять? Но вчера я пережила столько испытаний и стресса, что сегодня чувствую себя готовой ко всему. Нужно только разобраться с Витей Клюевым и выяснить, чего он хочет. Эта неизвестность тревожит меня больше, чем встреча с Фоминым. Так, думай давай, Мирослава. Сегодня суббота, обычно он идёт на площадку играть в баскетбол после третьего урока, около двенадцати часов. Уроки отменили, но он точно не откажется попрыгать.

— Доченька, ты опять думаешь о чём-то своём? — волнуется мама.

— А сколько времени сейчас? — спрашиваю я.

— Одиннадцать тридцать пять минут, а что?

— Что? Как так? Я проспала! — вырывается у меня с паникой. — Мама, мне нужно срочно уйти, — дочищаю зубы и пытаюсь выйти из ванной. — В час, нет, в два я вернусь, и ты меня накрутишь.

Мама смотрит на меня с недоверием, скрестив руки на груди.

— Мира, куда ты собралась? Что происходит? Ты что, на свидание?

Мозг лихорадочно пытается придумать убедительное объяснение.

— Нет, я отправляюсь в музей палеонтологии вместе с научным сообществом, — бросаю я первое, что приходит в голову.

— А зачем тебе кудри? — не унимается мама. Её взгляд становится особенно проницательным. — Ты ведь всегда говорила, что они «непрактичны».

Внутри всё сжимается от раздражения. «Почему нельзя просто сделать, что прошу, без двадцати вопросов?»

— Хорошо, мама, — говорю я, стараясь, чтобы голос звучал максимально искренне. — Мне нравятся твои кудри. Хочу быть красивой. Хорошо?

— А платье тоже наденешь? — смягчается она.

— Нет. Джинсы и кофту, и пальто. В конце концов, на улице погуляем, раздеваться я не собираюсь.

— С кем это ты на улице погуляешь? Ты же будешь в музеи?

— Я и там, и там буду. С известными членами по вопросам палеонтологии, — кричу из коридора, направляясь в свою комнату и быстро натягивая джинсы и свитер.

— Что за члены, Мира?

— Ну, например, Виктор Александрович, очень уважаемый профессор. Он владеет тремя языками: русским, английским и китайским. Мы будем обсуждать органический мир, выяснять образ жизни одного древнего, умного вида и решать, как его лучше сохранить. У нас с ним разные точки зрения, поэтому нам придётся договариваться.

— И всё?

— Нет, ещё у меня встреча с профессором Дмитрием Ростиславовичем. Будем рассматривать, как прошлое влияет на будущее, и как различные организмы эволюционируют друг с другом.

— А почему одни мужчины? Сколько им лет?

— Семьдесят один. Они же очень умные учёные.

— Да уж, действительно. Что это я, надеялась, что там хотя бы будут молодые студенты... — мама расстроенно поправляет свой халат.

— Я побежала, — подхватываю хвост на затылке и вылетаю на лестничную площадку, не обращая внимания на её призывы.

Я вбегаю в кофейню, покупаю чай и две булочки. Не уверена, любит ли Клюев кофе, но слышала, что спортсменам он не очень полезен. Подбегаю к спортивной площадке и, никого не увидев, сажусь на скамейку. Допиваю чай, согревая озябшие пальцы бумажным стаканчиком. На площадке до сих пор никто не появился. Уже двенадцать тридцать, я окоченела, судя по красным ладоням, и нос тоже заледенел. Сижу жалкая, одинокая и думаю, с чего я вообще решила, что он придёт.

В отчаянии беру стаканчик с чаем, который предназначался Вите. Он так и не пришёл, а мне нужно хоть немного согреться.

— Это что, мне? — раздаётся весёлый голос сзади.

Я вздрагиваю так, что чашка выпрыгивает из рук. Чай разливается по скамейке и заливает мои джинсы.

— Распадись на ионы! — шиплю я сквозь зубы.

— Что? — глаза Мити становятся круглыми от изумления.

— Ничего! Хром тебя возьми! — злюсь я, отряхивая джинсы. Хорошо, что чай остыл и я не ошпарилась.

— Ты очень опасная, Мира. Тебе кто-то говорил, что тебя стоит бояться? — он насмешливо улыбается, глядя на меня.

— Катя говорила. Поэтому она со мной не спорит, — отрезаю я, снова садясь на сухой край скамейки. Усталость накатывает волной. — Ты остался без чая, и у меня есть половина твоей булочки. Если бы ты пришёл раньше, то получил бы и полную булочку, и чай, — говорю я так грустно, что голос предательски дрожит. Слёзы подступают к горлу комом. Этот пролитый чай стал последней каплей — символом всего моего нелепого отчаяния, ночных кошмаров и этого дурацкого положения.

Витя молча обходит лужу и садится рядом. Его плечо почти касается моего. Он протягивает руку.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю я, смотря на его длинные пальцы.

— Булочку давай, пока вторую половину не съела.

Я протягиваю ему смятый пакет. Он берёт булочку, а потом его взгляд падает на мой стаканчик с оставшимся чаем.

— Давай сюда, — командует он. — Я не завтракал.

Он жуёт булочку, запивая моим чаем, и я не могу отвести взгляд. Меня завораживает этот неандерталец. Сильная челюсть напряжённо двигается, он сыт и доволен.

— Сойдёт, — бросает он, прожевав.

— Ты настоящее животное, — констатирую я факт.

Он фыркает, чуть не давится и начинает кашлять. Я медленно, почти нежно, стучу ему по спине, чувствуя под пальцами упругие мышцы. Очень хочется изучить его тело в экспериментальных целях. Всё ли у него так же совершенно, как кажется со стороны?

— Твоя анатомия — просто кладезь для исследований. Ты никогда не думал стать объектом научного эксперимента? — спрашиваю я с деловым видом.

Он допивает чай и швыряет стаканчик в ближайшую урну. Кажется, я снова застала его врасплох.

— Мира, а ты всегда такая? — спрашивает он, и в его голубых глазах я читаю не насмешку, а настоящее, неподдельное любопытство, смешанное с лёгкой тревогой за моё душевное здоровье.

— Какая? — переспрашиваю я, пристально глядя на него.

— Ну… — он замирает, подбирая слова, а я просто сижу и смотрю на него в упор, замечая каждую деталь: тень от ресниц, маленькую родинку около носа, капли дождя на куртке. — Ну...

— Ты что, не умеешь связывать предложения? Может, всё-таки позаниматься с тобой русским языком? — не выдерживаю я.

Наклоняюсь к нему совсем близко. Он замирает, отодвигается на сантиметр, и я вижу, как его зрачки расширяются.

— Ты чего делаешь? — смущается он, и его уверенность куда-то улетучивается.

— Стой ты, не двигайся, — приказываю я и поднимаю руку. Мои пальцы запутываются в его темных волосах, снимая засохший лист. Я отряхиваю его капюшон, находя еще один листик.

— В лесу прятался? Клюев, давай уже говори, чего ты хочешь за свое молчание.

Тяжело вздыхаю, ощущая полное безразличие, как будто моя судьба уже предрешена. Витя смотрит на меня серьезным, рассудительным взглядом. Сейчас он совсем не похож на того веселого мальчика, каким всегда кажется в школе.

— Ты пойдешь сегодня гулять с Димой? — спрашивает он.

Внутри все сжимается в комок.

— Не буду тебе отвечать на твой вопрос, — бормочу я, отворачиваюсь и шмыгаю носом.

— А если у тебя не получится сделать, что я попрошу, что тогда? — его голос звучит тихо, но настойчиво.

— Почему мы вообще это обсуждаем? — отвечаю я с вызовом, поворачиваясь к нему. — Для меня нет ничего невозможного.

На самом деле, теперь, когда я иду на это свидание с Фоминым, я в это и правда почти верю. Другой вопрос — какой ценой мне всё это дается.

Витя ухмыляется, и его уверенность возвращается.

— Ладно. Хочу, чтобы ты наладила мои отношения с Катей Кисловой.

В ушах звенит. Я готовилась ко всему: к шантажу, к насмешкам, к требованию сделать за него домашку, ношению чая и булочек к первому уроку. Но только не к этому.

— Чего молчишь? Сдаешься? — он улыбается во весь рот, довольный произведенным эффектом.

— Витя, зачем тебе я? — наконец выдавливаю я. — Ты же сам можешь подойти к ней, позвать погулять. Ты же не из пугливых.

— А она пойдет?

— Нет, — честно отвечаю я. — И как ты себе это представляешь? Я не сводница. И она моя подруга, это как-то… нечестно. И я не знаю…

Меня снова накрывает волна паники. Мысли путаются. Представить Катю и Витю вместе… это неестественно, как вода и огонь.

— Мира, не надо никого сводить, — он качает головой, и меня задевает легкая досада в его голосе. — Меня уже злит, что ты считаешь меня таким беспомощным. Просто у нас с ней нет общих знакомых, чтобы как-то… контактировать. Ну, а теперь есть ты. То есть ты можешь, например, звать меня на ваши прогулки.

— Но мы обычно собираемся у меня дома, пьем с мамой чай, они там все обсуждают… Сейчас гулять особо не получается, — оправдываюсь я, сама не понимая, почему так сопротивляюсь.

— Ну, хочешь, буду ходить к вам пить чай? — смеется он, и его голубые глаза смеются вместе с ним.

— Ты вообще без комплексов, да? — не могу сдержать улыбку.

— Конечно. Я буду приносить вкусные печеньки.

— Ко мне домой ходят только подружки, мальчики не ходят, — выдаю я.

— Так ты, кажется, забыла, что я твоя лучшая подружка Виктория, которая постоянно бегает, — смотрит он на меня пристально. Я закусываю губу, вспоминая свою оплошность, смотрю на него, но ему, видимо, совершенно не обидно.

И я сама начинаю улыбаться ему в ответ, а потом и смеяться. И он смеется со мной. Вообще, я подмечаю странное: мне нравятся шутки Клюева, они у него всегда легкие, без оскорблений. Теперь я не испытываю напряжения, находясь рядом с ним. Оказывается, он не такой уж и страшный.

— То есть мы с тобой теперь будем дружить? — переспрашиваю я.

— Если только пообещаешь не проводить на мне опыты, — Витя поправляет волосы и игриво прищуривается.

— Я попробую. Но не обещаю, всё-таки твоя анатомия... — отвечаю я.

Клюев нервно кашляет: — Так всё, не надо. Я лучше буду поставлять тебе лягушек.

Я киваю в ответ, и наша шутка странным образом снимает напряжение.

— Ну и еще раз, как друзья… — он аккуратно начинает, и я уже чувствую подвох. — Не ходила бы ты гулять с Фоминым.

Я так и замираю. Вот оно. Он знает. И ему не все равно.

— Тебя забыла спросить, — огрызаюсь я.

— Где-то я уже это слышал, — усмехается он.

— Я, может, пытаюсь выяснить, чем занимаются отличники. У меня эксперимент такой, — пытаюсь я блефовать, зная, что он мне не верит.

— Ага, отличный. Как бы твой эксперимент не пошел по одному месту, — его лицо становится серьезным.

— Знаешь что, «подружка», — говорю я, подчеркивая это слово. — Позову тебя в следующий раз, когда выйду с Катей погулять.

— И в школе тоже надо, чтобы Катя с нами рядом была.

— Она и так со мной рядом.

— Со мной, Мира. Со мной рядом. А дальше я разберусь. Просто, когда я буду рядом, можешь не делать вот такое кислое лицо, мол, «зачем ты тут». Ну и рассказывай побольше, какой я классный, — он вальяжно разваливается на скамейке, и его плечо снова касается моего. От этого прикосновения по спине бегут какие-то непонятные точечки, я начинаю чесаться.

— Так она может решить, что я в тебя влюбилась, — вырывается у меня.

Он поворачивается ко мне, и его голубые глаза заглядывают прямо в мои серые, видя всю мою растерянность.

— Кстати, зачем за мной следила? — спрашивает он тихо, без укора, с одним лишь любопытством.

— Не следила, просто было исследование, — отворачиваюсь я, чувствуя, как горит всё лицо.

— Ладно, подружка-испытание, — он встает, потягивается. — Давай, до понедельника. И не простудись тут, а то твой эксперимент сорвется.

— А если я скажу Кате, что ты от нее без ума? — вдруг выпаливаю я, пытаясь отыграться.

— Скажи. Мне ничего не будет. А вот я в ответ могу случайно рассказать Фомину, что кто-то тихо сохнет по нему аж с первого класса, — он подмигивает и уходит, а нахожусь в шоке.

Как ему удалось это понять? Как? И самое главное — во что теперь превратится эта странная дружба с моей новой «подружкой»? Потому что сейчас Витя Клюев снова стал опасным человеком, которому доверять точно не стоит.