Сними очки, ботаничка (Анастасия Боровик) читать бесплатно онлайн полную версию книги

12. Розовые очки

Солнце бьет мне прямо в глаза. Зажмуриваюсь, пытаюсь прикрыться рукой, но свет слишком яркий. Открываю один глаз и тянусь к телефону. Который час? Вчера я, кажется, вырубилась за просмотром очередного фильма. Двенадцать? Пытаюсь вскочить с кровати, но путаюсь в одеяле и с размаху скатываюсь на пол. Отчаянно дрыгаю ногами, высвобождаюсь и сметаю с лица спутанные волосы.

Через два часа встреча с Митей, а я тут разлагаюсь и радуюсь жизни. Выползаю из под одеяла, встаю и бегу в ванную. В зеркале меня встречает сильно помятое красное лицо.

— Привет, Митя, а вот и я, твоя мечта, — кривляюсь перед зеркалом. — И твой кошмар, Клюев! — строю рожу как из фильма ужасов и хохочу в голос. Надо было раньше перестать ходить в школу; за эти три дня я прямо-таки ожила и готова горы свернуть.

Умываюсь, расчесываю волосы — на этот раз без кудрей, мамы нет, да и красоваться не перед кем. Раз уж решила признаваться, надо идти до конца. Но линзы все-таки надеваю. Начнем знакомиться потихоньку. Надеваю любимые широкие черные джинсы и такую же черную толстовку. Смотрю в зеркало — и правда похожа на пингвина. И тут Витя оказался прав. Начинаю дрыгать руками и ногами, изображая неуклюжую птичку.

Ненавижу его. На кровате лежит несчастный пингвин. Хочется помутузить, но останавливаю себя.

— Ладно, больше не буду. Жалко тебя уже, а то и правда порву.

До вчерашнего дня я и не замечала, сколько во мне скрыто энергии. Беру кружку, которую подарил Витя, наливаю в нее чай, наполняю свой термос. Не хочу ни в какой ресторан, на улице удивительно прекрасная погода, солнечная, ясная, хочется гулять в парке. Булочки куплю по дороге… На секунду становится грустно: представляю, как Катя сегодня будет болеть за команду Вити и не накормит его булочками с сыром и ветчиной. А он ведь потратит кучу сил. Но это уже не моя проблема, — успокаиваю себя и выбегаю на встречу со своим «идеальным» парнем.

На встречу, конечно, опаздываю.

— Кто-то любит заставлять меня ждать? — улыбается Фомин и, притянув к себе, целует в уголок губ.

Я даже не успеваю возмутиться, только вытираюсь рукавом. Внимательно смотрю на него и замечаю желтоватый синяк около брови. Он в ответ оглядывает меня с ног до головы с интересом.

— Без кудряшек сегодня, — проводит рукой по моим прямым волосам.

— А что, не нравится? — слишком резко выдаю я.

— Тебе идет. Просто ты кого-то напоминаешь… Мы точно раньше не встречались? — щурится Митя.

— Может, и встречались, — краснею я.

Что-то слишком быстро он переходит к сути. Я-то не готова, у меня целая драматическая роль отрепетирована. Мама бы аплодировала, если бы видела, как я вчера перед зеркалом тренировалась произносить: «Так получилось, мне так стыдно!» — и даже научилась пускать слезу. «Ты не достоин такого обмана, простишь ли ты меня?» — и актерски заламывала руки. Но сейчас не время, нужно настроиться, съесть булочку.

— А что в пакете? — спрашивает Фомин, и я выдыхаю.

— Чай и булочки вкусные, — махаю белым кулечком у него перед носом.

— Булочки?

— Слушай, погода классная, пойдем погуляем в парк? — предлагаю я.

— То есть ты сегодня планируешь залезть на дерево и спасти какую-нибудь бешенную белку? — ржет он.

Смотрю на него хмуро.

— Вообще-то я планировал устроить тебе подарок там. Знаешь, тортик со свечкой, загадать желание… Может, сходим в кафе? — смотрит на меня внимательно.

— Нет, пойдем, подышим осенним лесом, — хватаю его за руку и тяну за собой.

Идем по парку, и я шуршу желтыми листьями, подбрасывая их ногами. Митя идет рядом и улыбается, иногда присоединяясь к моей забаве.

— Как прошел твой день рождения? — спрашивает он.

— Нормально. Делала вулкан из блесток. Он такой — пшшш — и всё.

— Вулкан?

— А ты знаешь, я вообще обожаю вулканы. Я бы хотела постоять рядом и посмотреть на извержение…

Митя смотрит на меня с легкой настороженностью.

— А если лава до тебя дотронется? И не успеешь убежать… Я бы хотел дожить до старости.

— Ну и что? Увидеть в последний раз раскаленную лаву и пирокластические потоки — это не так уж и плохо.

— Это говорит человек, который боится зеленки, — смеется Фомин и ловко сцепляет свою руку с моей.

— Бывает. А ты что любишь из стихий?

— Ммм, дай подумать… Наверное, цунами, — внезапно хватает он меня на руки и кружит. — Или смерч!

Ставит на ноги.

— Люблю, когда страсти кипят. А то обычно всё вокруг такое пресное и однообразное. Никакой искры.

— Как понять?

— Ну, люди как под копирку. Не на кого посмотреть, чтобы аж дух захватило.

— Не понимаю, — пожимаю я плечами.

— А с тобой — захватывает. Ты непредсказуемая. Я никогда не знаю, чего от тебя ждать, и это… интересно. Вот, наверное, поэтому я…

— Если верить вчерашним статьям психологов, — выпаливаю я скороговоркой, — у тебя избегающий тип привязанности, вызванный жаждой острых ощущений. И, скорее всего, ты манипулятор.

— Ого, вот это диагнозы с порога! — смеется Фомин. — Я бы сказал, что я просто дерзкий парень, от которого все без ума. Но ладно, пусть будет по-твоему: самовлюбленный искатель новых впечатлений. Звучит солидно.

Интересно, где им с Витей такую самооценку выдавали? Жаль, я в той раздаче проспала.

— Кстати, не поэтому ли мы видимся только по выходным? — он останавливается и смотрит на меня с прищуром. — Боишься, что я, тот еще «искатель впечатлений», быстро охладею? Я мог бы забирать тебя после твоих дополнительных занятий, хочу чаще видеться.

Я поворачиваю голову: начало парка уже далеко, мы почти у выхода, за которым виднеются симпатичные домики-отели для туристов. Обратно уже не убежать.

— Да зачем? По выходным тоже хорошо, — размашисто машу руками.

У него вибрирует телефон, он заглядывает в экран, и лицо становится недовольным.

— Что-то случилось?

— Нет, просто… помнишь моего друга, Витьку?

Сердце проваливается. Что случилось?

— Помню, — бормочу я.

— Так всю неделю он меня звал на баскетбол, сегодня у его команды матч с ребятами из соседнего района. Настойчиво так звал, а я ему сказал, что не могу, со своей девушкой встречаюсь…

«Со своей девушкой?» Меня будто обухом по голове ударили.

— И что он? — тихо спрашиваю.

— А он как прицепился: «Приходи и девушку зови». Вообще каким-то бешеным стал, на днях вообще полез со мной драться.

Я закрываю рот рукой.

— Зачем? — шепчу.

Митя смотрит на меня пристально, будто проверяя реакцию.

— Сказал, что я его бешу, и что, как в третьем классе, хочет мне врезать, иначе не успокоится… Слава, а может, ты с ним все-таки знакома?

— Может, и знакома, — вздыхаю я и отворачиваюсь к ярко-красному клену. — Кто выиграл в драке?

Фомин молчит, почесывая затылок.

— Забавненько… Он захотел мне врезать после того, как я сказал, что целовался с тобой.

Я резко поворачиваюсь к нему. Зачем он это сказал? Это неправда! И мне до ужаса хочется доказать Вите, что это не так. Потому что Митя… Митя не особенный, чтобы с ним целоваться.

— Что ты сказал? Мы же не целовались! — злюсь я.

— Ну, это можно исправить…

Он притягивает меня к себе, я ударяюсь о твердую грудную клетку.

— Ты мне нравишься. Я хочу с тобой встречаться.

Смотрю на него. Такие идеальные черты лица, будто сошел с обложки журнала. Герой из фильма, которого не существует в жизни. А когда он появляется, понимаешь, что герой-то самый обычный. Он наклоняется ближе. Я смотрю на него, а в голове думаю о Вите. Почему он не прочитал своему другу нотацию, что целоваться надо по любви.

Поворачиваю голову, и Митя скользит губами по моей щеке.

— Нет, — говорю я.

— Что «нет»? — не понимает он.

— Ничего больше нет, — шепчу.

Любовь прошла. Столько лет была — и испарилась в одно мгновение. Разве так бывает? А была ли это любовь? Или я просто пряталась за выдуманными чувствами, потому что мне так было спокойно? Никто не трогал, не дергал, можно было жить в своем мирке. Сама придумала, сама влюбилась, сама и разлюбила. Жаль, Фомин не в курсе, что сегодня у нас не начало, а конец.

— Митя, я… — хочу объясниться, но замираю, потому что вижу знакомый силуэт, выходящий из отеля.

Моя мама стоит рядом с мужчиной и смеется над его шуткой. Он обнимает ее и целует так страстно, что мне становится неловко. Но когда мужчина отстраняется, и я понимаю, кто это, мне становится совсем дурно.

Мне становится дурно. Земля будто уходит из-под ног.

— Слава, тебе плохо? — спрашивает Фомин, вглядываясь в мое лицо. — Ты побледнела…

Он поворачивает голову туда, куда смотрю я, и замирает.

Стоим, не двигаясь. Я смотрю на него, пытаясь прочесть что-то на его лице, но оно становится каменным. Спросить прямо — не решаюсь. Может, мне показалось? Может, это просто деловая встреча? Но моя наивная надежда разбивается вдребезги о крепкие объятия и новый, страстный поцелуй между моей мамой и отцом Мити Фомина.

Если бы я могла выразить свои чувства, то они были бы похожи на то, как если бы красивую и хрупкую стеклянную вазу, которая все это время бережно хранилась, кто-то с безжалостной силой бросил в стену прямо перед твоим лицом. И теперь ты стоишь и смотришь на разбитые осколки, не в силах ни собрать их, ни отвести взгляд.

Каждый вдох дается тяжело. Смотрю то на них, то на Митю и испытываю жгучий стыд за свою мать. Я же видела, помню, как его отец обнимал так же свою жену, как он всегда казался таким обходительным и приятным...

Фомин продолжает просто молчать. Если бы на его месте был Клюев, он бы уже взорвался, и по нему было бы все понятно. А тут — ничего. Ни единой эмоции. Неужели эта сцена для него ничего не значит?

Мне срочно нужно доказательство. Что-то, что я смогу предъявить маме. Руки сами тянутся к телефону, и я начинаю снимать.

— Зачем ты это делаешь? — тихий, но жесткий голос Мити заставляет меня вздрогнуть. Он выхватывает телефон и выключает камеру. Вот оно. Злиться-то он умеет.

Не могу же я сказать правду: что эта женщина — не только любовница его отца, но и моя мать.

— Это… это известная актриса, — говорю я, чувствуя, как горят щеки. — Я ее обожаю, хотела снять на память.

— Не надо, — его голос становится опасным.

— А почему это? — вызывающе поднимаю подбородок.

Митя закрывает глаза и проводит рукой по лицу, будто смывая усталость.

— Потому что это мой отец, — наконец выдыхает он и смотрит на меня испытующе.

Удивительно, как быстро мозг может работать в экстренных ситуациях. Однако, судя по тому, как я живу последний месяц, я прекрасно научилась выкручиваться.

— Так это твой папа? А это… его жена? Твоя мама, она актриса? — любопытствую я, чем сильно злю Фомина, потому что желваки на его лице начинают усиленно ходить.

— Нет, — он говорит сквозь зубы. — Это одна из его… многочисленных подруг.

— Многочисленных? — не отступаю я.

Получается, он в курсе? И как ему такое знать?

— Ну ты же сама сказала — актриса. У них, знаешь ли, своеобразное представление о морали. Легко на всё соглашаются.

— А твой папа, выходит, молодец? Что жене изменяет? — в моем голосе звучит лед.

— Он просто мужчина, который не отказывается от того, что само лезет в руки. А таких… ну ты поняла, полно.

И вроде понимаю, что моя мама не права, находясь с женатым мужчиной, но вот оскорблять её и намекать ещё, что она... Да я даже слово это выговаривать не хочу.

— А может, он ее обманывает! — взрываюсь я. — Может, она вообще не в курсе, что у него есть семья!

— Да, конечно, — усмехается он язвительно. — Таким только побрякушки дорогие помаши — и они сразу забудут обо всем.

— Кажется, мне пора, — обрываю я этот невыносимый разговор и резко разворачиваюсь, чтобы уйти в другую сторону парка и не столкнуться с мамой лоб в лоб.

— Слава, подожди... — кричит мне Митя, догоняя меня. — Мы серьёзно будем ругаться из-за моего отца и этой... этой... — он не может подобрать слова, и от этого становится еще гаже.

Я вырываю руку. Смотрю на его печальное лицо и внимательный глубокий взгляд его красивых глаз. Во мне борются неловкость и злость, а под ними — тяжёлое, давящее чувство вины перед парнем. Я ощущаю себя частью этой грязной истории, и от этого тошно.

— Митя, мы можем потом поговорить... Мне нужно домой.

— Хорошо, тогда возьми подарок, — он достаёт бархатную коробочку.

И я начинаю истерически смеяться. Ну конечно, колечко. Или серёжки. Та самая «побрякушка».

— Нет, — качаю головой, и смех застревает в горле. — Это слишком. Я не могу это принять.

— Как это не можешь? — его терпение лопается.

— Потому что у нас с тобой… не такие отношения, — отшатываюсь от него.

— А какие? — он снова пытается меня притянуть, но я вырываюсь.

— Мне нужно уйти, — отодвигаюсь и практически убегаю.

Сейчас я могу довериться лишь одному человеку. Я знаю, что он выслушает, даст совет и поможет мне. Только он знает, как облегчить мою боль.

Я выскакиваю из парка и, дрожащими пальцами, звоню Кате. Гудки звучат мучительно долго. Мне нужно выговориться, нужно услышать совет — она знает мою маму, она подскажет, как с этим быть.

— Да, Мира, привет. Неужели ее высочество соизволило первой позвонить? — слышится недовольный голос подруги.

Игнорирую ее выпад.

— Моя мама встречается с женатым мужчиной, у которого есть ребенок, — выпаливаю я, останавливаясь и пытаясь глубоко дышать. — Что делать, Катя…

В трубке повисает такая долгая тишина, что я начинаю проверять, не прервался ли звонок.

— Катя, ты тут?

— Как неудачно ты все узнала… — тихо говорит она и, видимо, спохватившись, добавляет: — Я имею в виду, Мира, успокойся. Твоя мама взрослая женщина, она сама разберется…

Внутри меня шевелится холодный, скользкий червь подозрения.

— То есть ты… все это время знала? — медленно спрашиваю я.

Молчание в трубке красноречивее любых слов. Да. Знала.

— Мира… Ты же понимаешь, это был не мой секрет. Я не могла…

— А ты считаешь это нормальным?! — вскрикиваю я таким высоким, истеричным тоном, что сама на мгновение глохну.

— Я ничего не считаю! Тебе нужно поговорить с Татьяной Павловной, а не со мной!

— Хорошо, Катя. Поговорю, — безжизненно выдыхаю я и уже собираюсь бросить трубку, но последний, ядовитый червячок ревности и обиды выползает наружу. — Как сходила к Вите на баскетбол?

— Я не смогла, у меня другие планы появились.

Злюсь за нее еще сильнее.

— Но он же тебя звал и ждал.

— Что поделаешь, так бывает, — отмахивается она.

Бросаю трубку. Чувствую, будто мной и Витей просто воспользовались, поиграли в наши чувства, обманули наше доверие. А он, как ни крути, — моя «подружка». Слезы, горячие и соленые, начинают бежать из глаз. Я опускаюсь на первую попавшуюся скамейку и реву, не в силах сдержаться. Линзы неприятно мутнеют и жгут глаза. Достаю их дрожащими пальцами, и мир вокруг расплывается. Ищу очки в сумке, хорошо, что взяла их. Сама не замечаю, как набираю сообщение Вите.

«Давай встретимся».

Ответ приходит не сразу, и когда я наконец вижу его, внутри все сжимается.

«Сейчас не могу».

Может, ему плохо? Может, он расстроен, что Катя его кинула? Или они проиграли? Я даже не спросила. Хватаю свой пакет с остывшим чаем и холодными булочками и спешу к его дому. Вдруг смогу его увидеть? Порадовать? Хотя кого я обманываю… Мне просто хочется, чтобы он меня обнял и сказал, что это неприятное липкое ощущение предательства пройдет.

Иду и думаю о том, как одна осень перевернула всю мою жизнь. Кажется, за последние одиннадцать лет я как будто спала. Одна дискотека, одно дурацкое вранье — и всё покатилось под откос. Началось с той самой Ленки Скворцовой, которая…

И тут я замираю.

Что она здесь делает?

Из подъезда выходит Ленка Скворцова, неся в руках картонную коробку. Рядом с ней — Витя Клюев. Она что-то оживленно рассказывает, а он слушает, кивая. И выглядит он… довольным. Парень нажимает на брелок, открывает багажник машины, и они грузят туда коробки.

Ленка сейчас выглядит иначе, такая уютная милашка в мягкой пижаме с зайчиками и очаровательным небрежным пучком. Сверху накинута куртка, и она явно больше ее, может быть, даже мужская. Рядом с высоким, крупным силуэтом Вити она кажется такой маленькой и хрупкой.

Клюев захлопывает багажник, и Ленка прыгает вокруг него, сияя. Ну и бабник! Значит, Катю он зовет на баскетбол, говорит, что она ему нравится, а сам… Возвращается к бывшей? Или работает на два фронта? Во рту появляется противный, горький привкус. Я слышу в своей голове голос мамы, которая так возмущалась, смотря сериалы, а сама…

Мышцы на руках слабеют, и я чуть не роняю пакет. Слёзы с новой, удвоенной силой заливают моё и без того промокшее лицо. И в этот момент, когда я стою с опухшим лицом, заплаканными глазами, красными пятнами на коже и спутанными волосами, Витя поворачивается и смотрит прямо на меня.

— Мира? — окликает он.

Разворачиваюсь и убегаю. Это я научилась делать лучше всего за последнее время. Два подряд таких удара — это уже слишком. И почему в моей жизни всегда так: то густо, то пусто?