Сними очки, ботаничка

Глава 19. День рождение

Шум искусственного водопада, всплески воды и густой запах хлорки, смешанный с гомоном десятков голосов, заставили меня остановиться в дверях и сделать глубокий вдох. Вспоминаю квадрат дыхания. Задержка. Раз, два, три...

— Мира, вот ты где! Выскочила из раздевалки и даже не подождала! — Катя бесцеремонно толкает меня в бок, обвивая рукой плечи. — Ну как? Аквапарк — это круто!

— Нет, — чеканю я, с тоской глядя на вращающуюся стеклянную дверь, за которой остался спасительный тихий вестибюль.

— Ты чего?

— Ой, расслабься! — подруга весело крутит меня за локоть, заставляя светлые волосы, собранные в тугую косу, хлестнуть по спине. — Лучше скажи, когда ты успела в такую форму прийти?

— Витя помог, — сухо сообщаю я, и она тут же закрывает рот, но глаза ее загораются любопытством.

— Да ладно? Серьёзно? А вы что... А как... Уже? — она тараторит, перескакивая с темы на тему.

— Что «как»? Молча пробегаем по три километра каждое утро. Плюс триста метров в бассейне через день. Думаю, ещё пара таких недель — и я с ним расстанусь, — выдыхаю я, поправляя бретельку купальника.

— Чего? Не поняла, — искренне недоумевает Катя.

— Шутка, он же меня не отпустит теперь, — ехидничаю я.

А что тут непонятного? Клюев своё обещание сдержал. Я оказалась в спортивном рабстве. За неделю он, правда, научил меня кое-как плавать от бортика до бортика, а не барахтаться, как утопающий котёнок. Про бег я вообще молчу: стоит мне замедлиться, как его руки тут же хватают мои бока и начинают их активно лапать, так что мне приходится бежать от него быстрее, чем требуется по плану. Витя предложил рассматривать это как эксперимент, чтобы увидеть, на что способно мое тело при максимальных нагрузках, и мне стало чуточку легче заниматься спортом. Записываю достижение в дневник и слежу за результатами. В баскетбол играть не заставляет, хотя крутить мяч на пальце я сама попросила научить.

По вечерам беру реванш. Мы вдвоём штудируем труды Павлова, Фрейда и Ломоносова, а ещё я провожу на нём практические исследования по классификации видов поцелуев — вот тут он не сопротивляется. Мы обычно встречаемся у меня дома, поэтому мне снова пришлось познакомить маму с Витей, но на этот раз в качестве своего парня. Мама приняла его с теплотой. Теперь они часто пьют чай за кухонным столом и разговаривают обо всём на свете.

Тему её отношений с отцом Фомина мы после того случая не поднимали. Витя как-то сказал, что дети не должны лезть в отношения взрослых, если только от этих отношений дети не страдают. Мама пообещала, что я больше не увижу Ростислава, и извинилась за то, что я стала свидетелем их отношений. Этого было достаточно.

— Может, и мне начать с вами бегать? — Катя с восторгом разглядывает мой пресс. — У тебя живота вообще не осталось!

— Отстань, — я инстинктивно прикрываю руками открытый красный купальник, который выбирал Витя. На все мои попытки отказаться от совместного похода по магазинам он отвечал таким театральным и обидчивым видом, что я в итоге сдалась. Правда, этот купальник был выбран с четкой оговоркой: носить его только во время наших с ним занятий в бассейне. А вот для сегодняшнего похода в аквапарк был куплен строгий закрытый вариант черного цвета — чтобы, как он буквально выразился, «никто не пялился на твои прелести».

Но мое желание позлить моего великана за все спортивные мучения оказалось сильнее, чем стремление быть послушной. Да и, как я поняла за эти две недели, его поцелуи становятся особенно сладкими, когда он слегка взбешен. Вот чего я действительно не просчитала, так это того, что сейчас мне до смерти хочется надеть свои старые добрые джинсы с толстовкой и спрятаться в какой-нибудь технической комнате от этого вавилонского столпотворения.

— Кать, а ты как? Нормально себя чувствуешь, когда Стрельцов где-то рядом? — пытаюсь перевести тему.

— Пфф, а кто это такой? Не знаю, — она отмахивается, но я замечаю, как напряглись её плечи.

— Он тебе правда разонравился?

— Да вроде. Не вижу в нём ничего интересного. Но всё сложно... — она нервно теребит полотенце.

Катя и правда последние недели как-то странно избегала Ваню. А он, наоборот, стал к ней липнуть сильнее: то портфель предлагает донести, то за косу дёрнет на перемене. Но подруга либо игнорирует его, либо отвечает односложно, всё больше уходя в себя. Она сейчас напоминает меня в начале моей истории с Фоминым, и у меня закрадывается подозрение, что она в кого-то влюбилась. Или специально провоцирует Стрельцова?

Я спросила у Вити, знает ли он что-то об этом, но он оказался не в курсе. На мои размышления он лишь пожал плечами и, вспомнив слова классика, сказал:

— Помнишь, у Пушкина есть: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей»? У Вани с Катей сейчас всё наоборот: чем меньше мы любим мужчину, тем больше нравимся ему.

Кстати, о любви. Я до сих пор не сказала Клюеву, что люблю его. Сначала не думала об этом. Потом... почему-то не могла выговорить. Внутри сидит какой-то необъяснимый страх, будто стоит мне это произнести — и всё волшебство рассыплется. Но он и не спрашивает. Иногда лишь бросает вскользь: «Ну ты же меня любишь? Сделай чай, а?» И я, слыша это, успокаиваюсь. Он и так всё знает.

Пока я размышляю об этом, знакомые горячие ладони охватывают мою талию сзади, прижимая к твёрдому торсу. Губы касаются уха, и низкий голос отдаётся в нём гулким эхом:

— Где чёрный купальник, Мира? Сегодня не отходишь от меня ни на шаг. Вечером будешь наказана.

Поворачиваю голову и с вызовом оглядываю его — его фигура в одних плавках, кажется, собирает все восторженные взгляды в радиусе ста метров.

— Я вообще не планировала отходить. Даже больше... Можно я уже пойду домой? Буду ждать наказания, — говорю я, притворно вздыхая.

Он сужает глаза, но в их синеве вспыхивает весёлый огонёк.

— Что случилось?

— Обними меня, пожалуйста, — тихо прошу я.

Он без лишних слов притягивает меня к себе, и я прижимаюсь щекой к его груди, стараясь впитать его спокойствие, его уверенность. Здесь, в его объятиях, так безопасно.

— Ну ты чего? — он целует меня в макушку, и его губы теплые и мягкие.

— Не знаю. Тут так громко, — бормочу я. — А еще я боюсь кататься с этих труб. Я не хочу туда идти.

— Значит, одна не пойдешь, — его рука нежно трет мою спину. — Тут есть горки, где можно вдвоем. Поедем вместе.

Я задираю голову и смотрю на него снизу вверх.

— Мне страшно. Я не люблю, когда больно и страшно.

— Давай хотя бы попробуем? — он не отступает, и в его глазах я вижу знакомый огонек азарта. — Плавать ты тоже сначала отказывалась, а теперь проплываешь весь бассейн.

Я неохотно киваю, все еще прижимаясь к нему, пока он продолжает гладить мою спину, и его прикосновения согревают и успокаивают. В этот момент к нам подходят остальные ребята. Стрельцов подходит к Кате и толкает ее в бок так небрежно, что она едва не падает. Но ее ловко подхватывает Фомин. Он смотрит на Ваньку с ледяной холодностью.

— Ты че, охренел? — его голос тихий, но каждый звук в нем режет воздух.

Мы с подругой невольно бросаем взгляд на Митю. Я-то помню по ощущениям, что у него твердый пресс, но раздетым вижу его впервые. И мы обе, Катька и я, не можем отвести глаз. На нем ни капли жира. Он похож на отточенную боевую машину — каждое движение, каждый мускул подчеркивает силу. Это бокс так меняет? Конечно, Витя тоже впечатляет — он мощный, широкоплечий, как скала, просто я не ожидала, что анатомические формы Фомина так хороши. Мои размышления прерываются, когда огромная ладонь Вити закрывает мне глаза. Он притягивает меня к себе и шепчет на ухо так, что от его дыхания по коже вспыхивают искорки:

— Хватит глазеть на других. Смотри только на меня.

Киваю, и мой Великан, наконец, отпускает меня. Нежно целую его, чтобы дурацкие мысли покинули его голову. В моем мире больше никого нет, только он.

Краем глаза замечаю, что Катя все еще стоит в объятиях Мити. Она пытается вырвать руку, но он, продолжая отчитывать Стрельцова, не отпускает ее.

— Пусти, — наконец вырывается подруга, и Фомин, скрипя зубами, разжимает пальцы. — Ладно, все пошли! — объявляет Митя. — И сразу на самую страшную горку. Если, конечно, Кислова не испугается.

— С чего это я должна бояться? — Катя мгновенно встает в позу, и я чувствую, как между ними пробегает искра — странная, напряженная.

— А ты что, смелой стала? — усмехается парень, и подруга надувает губы, бросая быстрый взгляд на Ваньку Стрельцова, который уже вовсю кому-то машет.

К нам неспеша идет Ленка. Я приглашала ее пойти со мной и Катей, но она отказалась. Хотя между нами наметилось перемирие. Она перестала делать мне замечания, а Витя упомянул, что теперь она часто ждет меня после занятий, чтобы заниматься вместе. И действительно, у нее стало лучше получаться решать примеры, как только я начал ей объяснять правила. Она даже призналась, что испытывала зависть ко мне, когда однажды написала сочинение по литературе, но его не выделили в классе, а вместо этого весь урок обсуждали мой неудачный текст об «Анне Карениной».

И вот она стоит такая маленькая, волосы зачесаны назад, и нервничает. Стрельцов окидывает Катю оценивающим взглядом и подходит к Ленке. Та вся сжимается, когда он обнимает ее за плечи. В ее глазах — чистый испуг. Она смотрит на Фомина, на Катю, и мне ее до боли хочется спасти.

— А мы с Ленкой пойдем, — вдруг говорит Ванька.

Скворцова напрягается еще сильнее. Я поднимаю глаза на Клюева, и мы без слов понимаем друг друга. Он кивает, и его лицо становится строгим.

— Руку от сестры убери, — говорит Витя твердо.

— Да какая сестра? — сначала ухмыляется, а потом напрягается, нервно оглядываясь на окружающих, пытаясь понять, не шутка ли это.

— Сводная, — тихо, но четко подтверждает Лена, бросая мне благодарный взгляд. Ваня убирает руку с ее плеч, и я вижу, как девчонка тяжело вздыхает.

— Давай ты сначала покатаешься с парнями на всех страшных горках, а потом я с тобой на простеньких. А пока я пойду в бассейне поплаваю, там пузырики, — встаю на цыпочки и целую моего Великана в щеку.

— Я с тобой, — тут же отзывается Ленка.

Беру ее за руку и смотрю на Катю.

— Я пойду покатаюсь и потом подойду к вам. Одна, — почему-то подчеркивает она и уходит.

Мы со Скворцовой идем к бассейну, и я понемногу расслабляюсь в теплой воде. Вокруг плещутся дети, шум приглушен, и все уже не кажется таким ужасным. Ленка тоже оттаивает, ее плечи опускаются, и она даже улыбается. И вот, глядя на ее спокойное лицо, я решаюсь спросить:

— Лен, я не хочу лезть не в свое дело. Но мне кажется, что Ваня тебя как-то... напрягает?

Она закрывает глаза, и ее лицо снова становится напряженным.

— Есть такое. Только Вите не говори. У него слишком развито чувство ответственности. Он тут же пойдет разбираться.

— Хорошо, но тогда ты должна рассказать мне. Насколько все плохо?

— Стрельцов приставал ко мне. Ну, он меня однажды...

— Скажи прямо, а то я не пойму. У меня плохо с намеками. Что именно он делал?

— Зажал меня в классе, пока все вышли, и... полез под юбку.

Во мне все холодеет. Я всегда знала, что он мерзкий, но не настолько же.

— А ты что?

— Да ничего. Вырвалась и сбежала. А потом он говорил, что я сама дала повод, что это я к нему лезла, — она смотрит на свои дрожащие руки, и кажется, вот-вот заплачет.

— Лен... Давай все-таки расскажем Вите. Он просто поговорит с ним, чтобы тот к тебе не подходил.

— Нет, я сама виновата. Я думала, это будет выглядеть как флирт, что меня будут ревновать...

— Что значит «виновата»? Ты что, разрешала ему лезть под юбку?

— Нет!

— Ну вот и все. Козлище. Никогда он мне не нравился.

Ленка неловко улыбается.

— Он больше не полезет. Я ему сказала, что мы не будем встречаться.

— И он просто так понял?

— Не знаю. Он сказал, что у него есть те, кто ему точно не откажет.

Я смотрю на нее, и меня охватывает нервная дрожь. Этот этиленгликоль... Маскируется под безвредный реагент, а на самом деле — чистый яд. Неужели его следующая мишень — Катя? Теперь понятно, почему он от нее не отходит — выжидает момент, чтобы запустить свою токсичную реакцию.

— Лена, я не буду говорить Вите про детали. Но мы должны ему сказать, чтобы он предупредил Стрельцова — держаться от тебя подальше.

— Да я сама справлюсь. Он правда больше не подходит. Ко мне. Тем более сегодня Витя ему сказал уже.

— Ты его боишься?

— Нет... Не знаю, просто тогда он так сильно меня зажал, что синяк остался. Мне было... неприятно. И после этого совсем не хочется ни с кем флиртовать.

Ленка, как и я, росла без отца. Я всегда выглядела хрупкой, но внутри была бойцом, способным дать отпор. Ленка же, напротив, старалась казаться сильной и независимой, но внутри была уязвимой и беззащитной. Столкнувшись с жестокой реальностью, она испытала настоящее потрясение.

— Я должна предупредить Катю. Можно я ей расскажу? Или ты сама? Боюсь, что она может на него повестись.

— Да, — она кивает. — Я тоже об этом думала.

Охваченная новой тревогой за подругу, я вылезаю из воды.

— Я пойду ее поищу. Хочешь, со мной?

— Я пока останусь плавать, — Ленка снова опускается в воду. — Не хочу никого видеть.

Осознавая её отчуждение от всех, я бросаю ей ободряющую улыбку и иду на поиски Кисловой.

Поднимаюсь по лестнице на верхний уровень, ко мне подходит незнакомый парень.

— Привет, давай познакомимся? — его взгляд скользит по моему купальнику на завязках.

Я молча качаю головой и пытаюсь обойти его, но он не сдается.

— Пойдем, с горки вместе скатимся? Хотя бы разок.

— Нет, — уже резко отвечаю, чувствуя, как внутри все сжимается от раздражения.

— Тебе сказали «нет», — знакомый низкий голос обволакивает меня, а крепкие руки обнимают за талию. Пальцы Вити ложатся на моем животе, заявляя о правах собственности без лишних слов.

Парень, наконец, отстает. Мой парень целует меня за ухом, и его дыхание щекочет кожу.

— Зря я тебя одну оставил. Пошли кататься? Я уже соскучился. Нашел самую безопасную горку.

— Да, — киваю я. — Только мне сначала надо Катю найти. Поможешь?

Мы медленно обходим аквапарк, и вдалеке мелькает розовый купальник подруги. Я ускоряю шаг, тревога все еще сидит где-то глубоко внутри. Мы поднимаемся в зону, отгороженную арками, сквозь которые бьют струи фонтанов. Прохожу под первую арку, Витя — за мной, и тут же замираю в шоке.

Это что такое?

Катя прижата к стене и целуется с Фоминым. Я не вижу в её позе сопротивления, она отвечает ему, но её руки беспомощно висят вдоль тела, пока его ладони путешествуют по её спине, бёдрам, заходя под край купальника.

Больше ничего не успеваю разглядеть, большая тёплая ладонь Вити закрывает мне глаза.

— Неприлично подглядывать, — его голос звучит прямо у уха. — Пойдём отсюда.

Я с силой отрываю его руку.

— Что значит «неприлично»? Это вообще что такое? — брыкаюсь я, пытаясь снова рассмотреть происходящее. — Мне нужно сказать Кате важное!

Хотя... Сейчас не знаю, нужна ли ей эта информация...

Мы с Витей пытаемся вести тихий спор, когда Катя внезапно отталкивает Фомина и бросает на него злобный взгляд. Затем она замечает нас. Глаза огромные, растерянные, лицо заливается ярким румянцем. Подруга быстрыми, легкими движениями отстраняется от Мити и идет ко мне. Смотрит так виновато, что я сама начинаю смущаться.

— Катя, я...

Да, мой великан был прав. Надо было уйти. Я мысленно пинаю себя и его заодно — за то, что он вечно оказывается прав.

Она молча хватает меня за руку. Её пальцы ледяные и дрожат. Она смотрит на Клюева.

— Извини, мы на секунду, — выдавливает она и, не отпуская моей руки, решительно тянет меня за собой.

Витя лишь разводит руками и кричит мне вслед:

— Жду у красной горки!

Я иду за подругой и чувствую, как её рука мелко-мелко дрожит в моей.

— Кать, да подожди ты! — пытаюсь я притормозить. Но она как сумасшедшая идет вперед, сбивая всё на своём пути.

Что за день сегодня? Неужели Митя, как и Стрельцов, решил просто взять своё? Витя же говорил, что Фомин хотел с Ленкой чего-то подобного — поверхностного, ни к чему не обязывающего. Злюсь на Митю. Надо будет сегодня вечером скинуть ему фото пробирки с серной кислотой. Для профилактики.

— Катя, стой! — я наконец останавливаюсь и дёргаю её за руку.

Она оборачивается. В её глазах — паника, будто её поймали на месте преступления.

Подруга смотрит на меня совершенно потерянно.

— Я не знаю... Так получилось... Я... — она закрывает глаза, и мне кажется, что вот-вот она разрыдается.

Но вместо слёз из её груди вырывается хриплый, злой шёпот:

И вот она уже больше похожа на саму себя. Катя — не тот человек, который ноет, а тот, который бьёт напрямую. Удивительно, что, уходя, она оставила Митю без травмы. Но я не понимаю, хорошо это или плохо, что между ними произошло. Она вроде и злится, но вроде бы и не очень сопротивлялась.

Мне бы сейчас Соню — она грубо, но расставила бы мне всё по полочкам. А тут я даже не знаю, с чего начать, чувствую себя бесполезной. Надо собрать всех — Соню, Лену, Катю — чтобы они могли объяснить друг другу то, чего не в силах понять я. Чувствую лишь тяжёлый ком переживаний в груди, а как его разгрести — не знаю. И от этого всего сильнее хочется к Вите на ручки.

— Мира, слушай, — Кислова прерывает мои мысли, её голос виноватый. — Я помню, он тебе раньше нравился... И это, конечно, ужасно...

Я не могу сдержать смешок. Выдыхаю.

— То есть... Он тебе не нравится? — осторожно уточняю я.

— Он? Нравится? Я его ненавижу! Понятно? — вспыхивает с новой силой и зло топает ногой.

Всё сдаюсь, я не понимаю сейчас, Кислова его правда ненавидит или наоборот? Как понять-то...

— Я вообще-то хотела сказать, что Стрельцов приставал к Лене. Очень грубо. И, кажется, теперь он хочет проделать то же самое с тобой.

— Знаю, — отводит она глаза.

Меня будто обдают холодной водой. Обида подкатывает к горлу. Я надуваю губы. То есть об этом она молчала всю эту неделю? Ходила сама не своя... Нет, ну она не обязана была, но вообще неприятно.

— Ну и ладно. Раз всё знаешь... — разворачиваюсь, чтобы уйти.

— Стой, Мира! — хватает меня за руку.

— Блин, я, конечно, знаю, что сама вела себя не лучшим образом, и теперь понимаю, каково было тебе, когда я скрывала от тебя всё, но если речь о насилии — об этом можно и нужно рассказывать подруге! Я же переживаю, — не сдерживаюсь я.

— Да это не было насилием, скорее приставанием, — взрывается она. — Ваня просто подошёл и сказал: «Давай встречаться». Попытался насильно поцеловать.

— И ты что?

— А я сказала, что не хочу, и треснула ему между ног, как папа учил. Ну, он в ответ выдал, что я вообще ничего из себя не представляю. Что я бесчувственная и холодная. В общем, ничего нового, — — говорит она так равнодушно, будто не было года, полного влюбленности и надежд на то, что Ваня обратит на неё внимание.

— То есть всё нормально?

— Да просто он придурок, и всё, — говорит подруга, закрываясь руками.

— Кать... Я рада, что ты поняла это, — выдаю я, и подруга начинает смеяться.

— Ну да, видишь, у тебя чуйка на парней.

— Ну Митя вообще не должен быть плохим, — предполагаю, но Катя тут же краснеет и супится.

— Да пофиг на Стрельцова! И на Фомина! — она смахивает назойливую прядь волос. — Просто закончить школу и не видеть их всех.

— Пойдём со мной, — подхожу ближе к ней и обнимаю ее, она вся напряжена.

— А Лена... Она в порядке? — её взгляд становится серьёзным.

— Стрельцов её напугал. Сильно.

— Я с ней поговорю, — твёрдо говорит Катя, и я вижу в её глазах знакомую решимость. — Он действительно агрессивный.

Подруга — боец. Она всегда идет вперед. И, может быть, сможет поддержать Лену лучше меня.

— Она внизу, в бассейне.

— Тогда я схожу к ней, а потом домой. Ты не обижаешься?

— Нет, конечно.

Она обнимает меня в ответ, и ее тело раслабляется.

— Катя, я очень тебя люблю, — говорю я ей.

— Мира, я знаю, ты сейчас будешь всё это анализировать и раскладывать по полочкам. Не надо. Ничего страшного не случилось. Просто бабники они такие, — она усмехается, но звучит это устало.

— Надо относиться проще. Выкинь всё из головы, хорошо? Иди к Вите. А то мне уже неудобно перед ним. И я тоже очень люблю тебя, подружка...

Она уходит, а я медленно плетусь к красной горке. Витя стоит там и о чём-то напряжённо разговаривает с Митей. Подходя ближе, я слышу лишь обрывок фразы: «...сама виновата».

Увидев меня, они замолкают. Фомин бросает на меня короткий взгляд и уходит, не прощаясь. Витя сразу притягивает меня к себе, обнимает.

— Расскажешь, о чём говорили? — спрашиваю я.

— Нет. Но чтобы ты не переживала — он не собирается делать твоей подруге ничего плохого.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Так же, как уверен, что они сами во всём разберутся. Пошли на горку?

Я киваю. Мы поднимаемся, садимся на двойную ватрушку. Вниз мы летим с моим диким визгом. И в эти несколько секунд полёта, когда вода бьёт в лицо и сердце замирает, я забываю и про Катю, и про Митю, и про Лену со Стрельцовым. Есть только скорость, свист в ушах и мысль: «Смерть так близко, а я так мало успела прочитать!»

— Мира, ты в порядке? Иди ко мне, — Витя помогает мне выбраться из ватрушки.

— Как ощущения? — спрашивает он.

— Я жива, а значит, сегодня мы с тобой читаем труды Вант-Гоффа про осмотическое давление, а для контраста — Менделеева о его химической теории растворов.

Мой парень смотрит на меня проницательным взглядом и качает головой.