Я сижу за одним из столиков снаружи ресторана. Обычно оживленная улица перед пиццерией сейчас выглядит как декорация для вестерна: стоит мертвая тишина. Довольно странно для пятничного вечера. Мы закрываемся в одиннадцать часов по будням и еще позже по выходным, в зависимости от количества клиентов, покидающих бары, расположенные дальше по улице. Так что я не знаю точно, который час. Я больше не таскаю с собой телефон. Слишком много искушений в пределах досягаемости, слишком много отвлекающих факторов, слишком много вещей из моей прошлой жизни. Мне нравится проводить дни без мобильного. Такое ощущение, будто я вернулся на двадцать лет назад, в начало нулевых. Тот мир нельзя назвать идеальным, зато тогда было меньше вероятности пережить публичное бичевание.
Эмили присоединяется ко мне, мешая потоку едких мыслей снова закрутиться в моей голове. Она протягивает мне банку. Я делаю большой глоток, наслаждаясь свежестью «Спрайта». Только сейчас понимаю, как меня мучит жажда. Я пью слишком быстро и закашливаюсь, как мальчишка, торопящийся допить свое первое пиво. Эмили улыбается.
— Осторожней, вдруг в голову ударит, — полусерьезно говорит она.
— Бывало и похуже. — Я говорю это в шутку, но вижу, как она колеблется, прежде чем ответить:
— Не сомневаюсь.
Судя по всему, так Эмили дает понять, что в курсе общеизвестных деталей моей жизни. Иронично, как люди считают, будто знают кого-то, раз прочитали о нем десяток статей. Я молчу, потому что Эмили не заслуживает моего презрения и потому что не желаю обсуждать те мутные области своего существования, о которых она понятия не имеет. Пока Эмили делает свой глоток, я вдруг спрашиваю:
— Что, больше меня не ненавидишь?
Она давится и несколько минут откашливается, прежде чем у нее получается отдышаться.
— Осторожней, вдруг в голову ударит, — возвращаю ей ее фразу.
Эмили весело смотрит на меня. Та-ак, а у лисички все же есть чувство юмора. Приятное открытие.
— Чтоб ты знал — я тебя не ненавидела.
— А чего тогда игнорировала?
— И не игнорировала. Присматривалась.
— Зачем?
Она делает глубокий вдох и наклоняется вперед, упираясь локтями в колени.
— Чтобы понять, что ты делаешь здесь, в пиццерии. Скажем так, я скептически отнеслась к твоему выбору работы.
— То есть в глубине души ты меня осуждаешь?
— А это не синоним «оценивать»?
— Нет, судят обычно с негативным оттенком.
Чувствую, она собирается защищаться, но потом выпрямляется и видит по моему лицу, что я ее подначиваю. Тогда губы Эмили расплываются в широкой улыбке, обнажая небольшую щель между передними зубами. Прекрасная улыбка, она буквально освещает лицо лисички.
— Ник — большой друг нашей семьи, — наконец поясняет она. — Мне хотелось удостовериться, что он не ошибся на твой счет. Но не думай, будто ты такой особенный, я ко всем незнакомцам отношусь с подозрением.
— Я вовсе не особенный, это факт.
Еще одна улыбка. Я молча ей любуюсь, а затем прибавляю:
— И что склонило чашу весов в мою пользу?
Эмили задумчиво меня рассматривает.
— Мне показалось, ты всерьез отнесся к работе. Затем я сказала себе, что это не мое дело, почему ты здесь оказался, видимо, на то есть причины, и они не обязательно плохие. Ну а когда я увидела, как ты стоишь у мойки, бледный, как смерть, то захотела тебе помочь. Решила, тебе освежиться не помешает.
— Не уверен, что «Спрайт» настолько полезен, но все равно спасибо.
— Вообще-то я тебе тогда пиво предложила. Было бы лучше.
— Как сказать…
Она смотрит на банку в моей руке, потом снова мне в глаза.
— Черт, прости, я не подумала об алкоголе.
— Мы почти чужие, откуда тебе знать, что мне можно, что нельзя. Хотя я… публичная личность.
— Точно. Хотя это странно, да?
— Что?
— Что мы чужие, но я все равно что-то знаю о твоей жизни.
— Вряд ли что-то существенное.
— Верно. Только сплетни. Ты понял, о чем я.
— Да уж. Интересно было?
— Ну так, наполовину. В интернете особо выбора нет. Видишь заголовок, переходишь по ссылке, а везде примерно одно и то же.
— И что ты прочла?
— Самое основное.
Она колеблется. Наверное, вспомнила содержание статей и поняла, что наш разговор рискует стать ужасно неловким. Договариваю вместо нее:
— «После смерти квебекского режиссера Матье Суррея его брат Джейк влип в публичный скандал»; «Джейк Суррей: От света к тьме»; «Джейк Суррей попал в ад наркозависимости: выберется ли он из него?»; «Джейк Суррей неожиданно обнаруживает в себе талант посудомойщика…»
Эмили тихо смеется.
— Ладно, последнее я еще не читала.
— Честно говоря, я это прямо сейчас выдумал.
— Какая жалость, а мне так интересно стало.
Ее смесь искренности и юмора будоражит, в хорошем смысле. Эмили выбивает меня из колеи, потому что реагирует именно так, как нужно, не пытаясь мне угодить. В те времена, когда я купался в любви публики, столько людей пытались приблизиться ко мне. Каждый хотел урвать кусочек славы. Эмили же сама по себе. Говорить с ней просто, естественно, она как глоток свежего воздуха в моем затхлом мире. Мы допиваем наш «Спрайт» в тишине. Говорят, молчать в компании незнакомца тяжело. Что касается меня, то я предпочитаю тишину с Эмили, с той, в которой не расцветают мои мрачные мысли. Мой внутренний сад сегодня пуст. Меня ничто не мучает, и я наконец отдыхаю.