Хозяина пиццерии, где я работаю, зовут Ник. Это пятидесятилетний мужик с широкими плечами и квадратным подбородком. Когда я пришел на собеседование, Ник сперва решил, что это розыгрыш.
— Чего? Что это Джейк Суррей собирается делать у меня на кухне?
— Мыть посуду, — просто ответил я.
Думал, он меня пошлет, но Ник только громогласно расхохотался, как истинный владелец пиццерии, затем оглядел меня с головы до ног и заметил:
— Видок у тебя пришибленный.
Судя по всему, избытком такта он явно не страдал.
— Знаю, — кивнул я.
— Хотя мойке какая разница. А столы обслуживать сможешь?
— В общении я не силен, но, если очень нужно, способен на многозадачность.
Он снова рассмеялся. Что ж, хоть кого-то развлеку. Видел бы он меня на пике формы.
— А ты забавный, звездун.
Я сразу понял, что теперь это мое прозвище. Ник бросил мне пару хозяйственных перчаток, и так началась моя блестящая карьера.
Сегодня среда. Как и всегда, я прихожу немного раньше. Меня можно назвать пунктуальным парнем. А вот Матье, хоть и старше меня на три года, поступал как раз наоборот: ему было наплевать на правила. Может, поэтому я до сих пор жив, а он нет. Да, я отклонился от курса, но всегда держал в поле зрения ориентир. У Матье же его никогда не было. Брат пролетел по жизни, как комета. Живи быстро, умри молодым.
Встав в нескольких метрах от черного входа, закуриваю последнюю перед сменой сигарету. Я ненавижу сигареты, но только они помогают мне успокоиться. Как таблетки оксикодона[2], но не такие вредные. Ладно, такие же вредные, просто более законные. Из двух зол приходится выбирать меньшее, верно? В любом случае я планирую бросить. Скоро. Исцеление похоже на горящий дом: нельзя спасти все сразу. В первую очередь нужно укрыть от огня самое главное. Вот и я постепенно освобождаю свое тело от всякой дряни. Остались только сигареты.
К двери мимо меня проходит девушка, и я с любопытством пялюсь ей вслед. Две недели здесь проработал, но ее еще ни разу не встречал. У нее темно-рыжие волосы, похожи на мех лисы. Не знаю, натуральные или нет, но выглядит красиво, броско. Судя по веснушкам, усеивающим ее лицо, цвет родной, хотя эти сумасшедшие кудри кажутся слишком красными. Копна у нее куда гуще, чем у обычного человека. Просто ходячее пламя, даже форма официантки красная — кстати, ей идет. Может, потому что она не заморачивается. Если мир шоу-бизнеса меня чему и научил, так это тому, что все дело в отношении. Что угодно может быть красивым и модным, если носить это достаточно небрежно.
Ее взгляд скользит от моей руки ко рту, и она чуть закатывает глаза. Ничего удивительного. Люди осуждают курильщиков, и не зря. Тушу бычок ногой и иду в пиццерию вслед за лисичкой.
Она обнимается с Ником.
— Ну как прошла поездка? — спрашивает он.
— Невероятно.
— Еще бы. Африка — дело серьезное.
— Это было настоящее безумие, Ник. Даже не знаю, как описать. В жизни не видела столько красоты и горя в одном месте.
К горлу подступает желчь. Похожие слова шептала мама отчиму в день похорон Матье. Мол, как ужасно в столь юном возрасте познать такое количество радости и горя. Она явно говорила не о месте, а о человеке. Обо мне.
В тот день я сорвался. Даже представить не мог, что способен так низко пасть. Говорят, чтобы выплыть на поверхность, надо сперва достичь дна. Мне это выражение всегда казалось неправдоподобным — до тех пор, пока я не увидел гроб с телом брата. Вот тогда-то и понял смысл. Хорошая метафора, только поверьте, оттолкнуться от этого дна куда сложнее, чем думается.
До сих пор гадко вспоминать тот день. Именно из-за него я бросил употреблять. Но по иронии судьбы из-за него же я и мучаюсь от ломки. Ничего нового, уже как рефлекс: меня всегда тянуло чем-то закидываться, чтобы успокоить нервы, хотя поначалу способы были не такими радикальными. Одно время я ни о чем, кроме таблеток, и думать не мог. Даже на похоронах не сдержался, хотя зависимость сгубила моего брата и стала причиной его смерти. Надо было поддержать маму, утешить ее, но я не мог стоять там, пожимать руки и принимать соболезнования от кучи посторонних людей. Хотелось убежать или все порушить. Вот только я не мог поступить так с Линой. Потому и решил сделать плохо только себе и улизнул в ванную.
Там меня и нашел отчим: я валялся на полу, наполовину в душевой, опустив голову в чашу, хотя меня не рвало. Накидался, но без грязи. Молодец, Джейк, умница. Когда гости разошлись, Андре с Линой отвели меня к себе.
Вскоре после этого я начал лечение в реабилитационном центре и сеансы с Кристин. Мама предлагала такой вариант задолго до кризиса, но я был слишком разочарован в своей жизни. Зато после срыва на похоронах Матье поехал в клинику по доброй воле. Думаю, потому и получилось. Таков секрет успеха в любом деле: инициатива должна исходить от тебя самого. И вот я уже почти три месяца в завязке, сосредоточен только на выздоровлении.
Выйдя из клиники, я думал, что все, зависимость осталась позади. Однако на деле оказалось иначе. Желание употреблять никуда не девается, просто ты сам решаешь держаться. Трезвость — это осознанный выбор. Ты не думаешь о ней, пока тебя не тянет на темную сторону. Совершенно не ценишь, какое счастье — жить без ежедневной борьбы с самим собой. Это примерно как с болезнями. Мучаешься с соплями — думаешь, что вот поправишься — и станешь ценить каждый вздох. А пару дней спустя совершенно об этом забываешь. Благодарность — штука чертовски мимолетная.
Если бы я мог вернуться в тот день, когда впервые попробовал таблетку, никогда бы к ней и не притронулся. Ладно, вру. Тогда никто и ничто не могло меня остановить. Масштабы дерьма сознаешь, только увязнув в нем по самую шею.
Как бы мне ни хотелось повернуть время вспять, я знаю, что это невозможно. Я больше никогда не стану тем Джейком, которым был до наркотиков, до смерти брата. Мне всю жизнь предстоит нести эти шрамы, следы того времени. Нельзя выйти из ада без ожогов. Не существует кнопки перемотки. Нам приходится жить с последствиями наших решений. Этому я сейчас и учусь.
— Эй, звездун, вы с Эмили уже знакомы?
Я поднимаю глаза и осознаю, что так и торчу в дверях, глядя в никуда и утонув в своих мыслях. Наверное, тот еще видок со стороны. Ник глядит по-доброму, но немного недоуменно. Так он на меня чаще всего и смотрит. Мол, не знаю, в чем твоя проблема, парень, но хотел бы помочь.
А вот лисичка глядит иначе. Примерно так, как недавно смотрела на мою сигарету, только теперь ее эмоции направлены на меня самого. Отвращение, презрение — может, отторжение? Хотя, наверное, всего понемножку.
— Привет, я Джейк.
Она улыбается, но в ее улыбке нет ни капли тепла.
— Я знаю, — просто отвечает лисичка, разворачивается и уходит в зал.
Ник неловко откашливается. Я опускаю плечи.
— Так понимаю, она не из числа моих поклонниц.
— Не волнуйся. Наша Эмили не сразу к людям проникается.
Если б Ник знал, сколько всего меня беспокоит, понял бы, что холодная встреча явно где-то в конце списка. Однако поведение этой девушки пробуждает во мне любопытство. Сквозь распахнутые двери я вижу ее огненную голову, что мелькает в зале. Мне очень-очень хочется закурить, но я сжимаю кулаки в карманах и отвечаю Нику:
— Без проблем. У меня в запасе куча времени.