Сегодня барбекю у Джастина. Барбекю, на которое я не приду — нашла способ отвертеться с помощью не менее сомнительного мероприятия: я пойду к отцу.
Должна признаться, что долго взвешивала все за и против, прежде чем принять это решение. За последний год я видела папу трижды: в канун Рождества, на мой день рождения и на его. Каждый раз вместе с ним была та самая Фанни, отчего встречи становились такими же приятными, как вырывание зубов без наркоза. Мама всегда считает, что я преувеличиваю, хотя по глазам вижу — ей приятно слышать, как я ругаю Фанни. Пусть крах брака глубоко ранил маму, во имя заботы обо мне она призывает меня продолжать поддерживать отношения с отцом и заставляет себя не говорить плохо о своей сопернице — по крайней мере, при мне. Я делаю это вместо нее, мне проще: я могу презирать Фанни за двоих.
Тем не менее между Джастином и отцом я выбрала последнего: у Патрика я начинаю привыкать к дискомфорту, создаваемому обстоятельствами. Что касается Джастина, я даже не хочу пытаться принять ситуацию.
Он написал мне сегодня утром. Захотел узнать, ждать ли меня. Я ответила, что не могу, иду к отцу. Несмотря на разочарование, Джастин, кажется, обрадовался моему прогрессу. Его «Вау, горжусь тобой» подняло мне настроение.
Когда мы познакомились, боль от ухода Патрика была еще свежа. У Джастина очень дружная семья: это, безусловно, объясняет его желание помирить нас с отцом. Джастин близок со своими родителями, двумя сестрами и братом. Атмосфера у них в доме всегда теплая. Помню, как прошлой зимой пришла поесть фондю с его родными, а потом мы играли в шарики[5]. Вечер настоящих квебекцев. Тем не менее было действительно хорошо.
Затем мы вдвоем пошли смотреть фильм. Прижавшись к любимому, сытая, насмеявшаяся до слез, я чувствовала себя совершенно счастливой. Потом посреди фильма Джастин вдруг выпалил:
— Видишь, насколько это важно?
— Ты о чем?
— О семье, Эмили. О твоей семье.
— Но…
— Ты должна поговорить с отцом. Тебе же больно от того, как вы отдалились.
— Почему это я должна чинить то, что он разрушил?
— Потому что, если ни один из вас не пойдет навстречу другому, между вами так и останутся руины.
— Милый, да ты настоящий поэт, — съязвила я.
— Ты шутишь, потому что пытаешься сменить тему.
Я нахмурилась, и он отстал — на этот раз. Джастин явно считал меня чересчур жестокой. Ему, которого никогда не предавали близкие, трудно было понять, что прощение еще надо заслужить.
Когда я паркую машину перед отцовским домом, у меня пищит мобильник. Это Оливия. Ага, Джастин сообщил ей о моем дезертирстве.
Трусиха. А ну иди сюда. Ты же не только с Джастином не увидишься.
Знаю, но не могу. Обедаю с отцом.
Ну да, а я бросаю медицинский, потому что решила пойти в косметологи.
Из тебя бы вышел отличный косметолог.
И это правда. Оливия ежедневно намазывает на себя какое-то безумное для восемнадцатилетней девушки, у которой в жизни даже прыщика не было, количество кремов, масок и прочих омолаживающих средств. Она у нас настоящий эксперт.
Безусловно, но мы сейчас не об этом. Ни к какому отцу ты не поехала.
Спорим?
Пришли фото, где сейчас находишься.
Да легко.
Я захожу на задний двор и первое, что вижу, — как моя мачеха Фанни жарится на солнышке. Судя по тому, как верх бикини стискивает грудь, купальник она явно покупала еще до пластики.
Ладно, я перегибаю. Ничего не могу с собой поделать, меня все в ней бесит: стриженые черные волосы, большие карие глаза с длинными ресницами, полные губы, пирсинг в бровях, даже ее имя. Особенно имя: оно говорит о возрасте Фанни. Ей двадцать шесть. Она всего на восемь лет старше меня. Ну хотя бы Фанни не пытается играть со мной в умудренную жизнью мать: сама догадывается, насколько нелепо это выглядело бы. Нет, все еще хуже: Фанни пытается со мной подружиться. Благородное намерение, только я не могу забыть, что она трахается с моим отцом. Это сводит на нет любую возможность дружбы между нами.
Я оглядываюсь вокруг. Во дворе собрались друзья отца и Фанни. Они образуют разношерстную группу: с одной стороны более или менее пузатые пятидесятилетние мужики, с другой — молодые люди лет двадцати, загорелые и в татуировках. На долю секунды мне кажется, что, пожалуй, все-таки стоило пойти к Джастину. Я могла бы любоваться его мышцами, демонстрировать свою задницу в облегающем комбинезоне, ведь ему наверняка до сих пор приятно на нее смотреть, даже если он больше меня не любит. Джастин явно сможет отличить любовь от страсти. А мне было бы полезно вновь почувствовать себя если не любимой, то хотя бы желанной.
Затем я вспоминаю наш разговор с Джейком. Его правильные вопросы, которые помогают мне определиться с моими желаниями. Я хочу оставить роман с Джастином позади, но не добьюсь цели, если не начну вести себя иначе. Так что я остаюсь здесь. С отцом и Фанни.
Ура.
Отец наконец-то меня замечает и едва не бежит мне навстречу.
— Милая, как я рад, что ты пришла!
Очевидно, он не врет. Его маленькие глаза сияют так же сильно, как и обильно намазанная маслом для загара грудь. Вспоминаю, как летом мы поехали в штат Мэн, и отец ходил в одной и той же кепке, а на спине у него постоянно красовалась полоса не впитавшегося солнцезащитного крема. Мама все пыталась уберечь его от пагубного воздействия ультрафиолетовых лучей и риска подхватить рак кожи. Честно говоря, она в принципе его от себя не отпускала. Тогда я этого не понимала.
Папа целует меня в обе щеки, затем обхватывает потной липкой рукой мои обнаженные плечи. Он говорит своим друзьям:
— Эй, ребята, моя дочь пришла!
Улыбка освещает его лицо. Отец счастлив, это видно. Он хороший, мой папа. Прекрасный человек. Я просто скучаю по тем временам, когда он был еще и замечательным отцом. Вроде бы то же самое, но вообще-то нет.