Когда мама приходит домой из магазина, в духовке печется банановый хлеб, на плите кипит домашний кетчуп, а на стойке остывают кексы. Мои учебники по химии валяются вперемешку с грязными мисками, повсюду царит невероятный беспорядок. Мама переводит взгляд с печки на меня и спрашивает:
— Нелегко пришлось, да?
От нее ничего не укроется. Ну да, так всегда и бывает: когда я расстроена, то готовлю. Мне нравится отключать мозг и позволять рукам заниматься размеренной рутиной. С тех пор, как два дня назад я поссорилась с Джейком — если так можно назвать наш последний разговор, — мне стало грустно и тревожно. Я знала, что он ранимый, чувствительный, что с ним надо быть осторожнее, но признаюсь, меня потрясло, когда Джейк без видимой причины послал меня подальше. Тут я поняла, что тоже ранима и со мной надо обходиться бережно. Мне не нравится сталкиваться с собственной уязвимостью, не говоря уже о том, чтобы показывать ее другим.
— Все в порядке, просто… слегка психанула.
— Что случилось?
— Ничего особенного. Просто странно было на прошлой неделе пойти к отцу — и еще страннее каждый день видеть в колледже Джастина. А еще в субботу я с другом поругалась.
Мама сочувственно кивает. Она подходит к плите, чтобы вдохнуть аромат домашнего кетчупа. Берет ложку, пробует и грустно улыбается, когда понимает, как хорошо у меня вышло. Наверное, вспомнила о Патрике.
Всем рецептам меня научил именно он. Как и садоводству. Отец показал мне, как управляться на кухне. Когда он ушел, я заняла его место. Маме никогда раньше не приходилось возиться с едой, потому что папа любил готовить. Я знаю, что это приносит ей облегчение, пусть она и не говорит напрямую. Могу себе представить, как трудно маме перекраивать свою жизнь после стольких лет замужества, браться за задачи, которые решала не она, все делать самой.
— И как дела у твоего отца?
— Хорошо, как и всегда. Все так же любит свою дурочку.
Мама ничего не говорит. Большую часть времени она воздерживается от участия в моей игре, когда я критикую жизненный выбор отца. Иногда искушение становится слишком велико, и она критикует его, но лукаво, окольными путями. Бывает даже, что я слышу, как мама рыдает по ночам в своей комнате. Она старается не шуметь, не хочет, чтобы я знала, как ей больно. Когда я страдаю, то готовлю. У каждого из нас свой способ справиться с болью.
Помню, что когда отец уходил, она тоже скрывала от меня свои слезы. Все произошло так быстро и потрясло ее не меньше, чем меня. Однажды вечером отец сказал мне, что между ними все кончено. Мама молча стояла рядом с ним, опустив глаза. Затем, через два дня, он забрал свои вещи. Я стояла и смотрела, как папа уходит из моей жизни. Напоследок он подошел меня обнять. И шепнул:
— Милая, не хочу тебе врать: я встретил другую. Ее зовут Фанни, увидишь, она замечательная.
Зря он размечтался, что я подружусь с Фанни, не дав мне даже переварить его уход. Еще отец не упомянул возраст своей новой пассии. Может, постыдился, может, в его глазах это ничего не меняло. Не знаю.
Развод родителей сильно сблизил меня с мамой. Раньше я была полностью папиной дочкой. Видела в нем героя. Внимательного, заботливого, готового выслушать. Человека, который всегда рядом. Всегда. Он ходил на все мои соревнования по гимнастике, когда я была маленькой, и позже на все юниорские сборы.
Не то чтобы я не любила маму, просто не ощущала с ней такого родства. Однако увидев, с какой стойкостью она пережила предательство супруга, я прониклась к ней уважением. Наверное, теперь я воспринимала ее не столько как мать, сколько как женщину, личность.
Лишь раз я спросила, как она ухитряется не ненавидеть Фанни.
— Твой отец сам решил уйти, Эмили. То не ее вина.
— Она знала, что он женат.
— И твой отец тоже это знал. Его проступок куда больше.
Я поморщилась. Она продолжила:
— Знаешь, Фанни мне ничего не должна. Не ей предстояло сделать правильный или неправильный выбор.
— Но это так отвратительно!
— Нет. Они взрослые и поступили по обоюдному согласию, дорогая. Я прожила с твоим отцом прекрасные годы, только он меня больше не любит. Увы, на это повлиять нельзя.
Она сказала это с непоколебимым спокойствием. Хотела бы я обладать ее стойкостью, ее мудростью перед лицом сложившейся ситуации. Меня она настолько потрясла, что я до сих пор чувствую огромное разочарование. До сих пор оплакиваю свою прежнюю жизнь.
Вот бы поговорить об этом с Джейком. Он бы меня понял. Смог бы объяснить мне стадии принятия, рассказать, как через них проходить. Если бы он так на меня не разозлился… До сих пор не понимаю, что тогда случилось. Бесконечно прокручиваю в голове наш разговор и каждый раз захожу в тупик. Задаюсь вопросом, как могла избежать болезненной темы, предотвратить взрыв. А может, такого варианта вовсе нет. Джейк много чего пережил, ему приходится изрядно стараться, чтобы выбраться, вдруг я просто попала под горячую руку…
Тем не менее я не знаю, как наладить отношения между нами. Со страхом жду своей следующей смены в пиццерии в четверг вечером. Мне хотелось бы вернуть прежнего Джейка, теплого, чуткого. Джейка, которого я узнала, а не того, кем он себя считает. Друга, который хорошо со мной обходится, и которому, хочется верить, я плачу́ тем же.
Мать целует меня в щеку.
— Я собираюсь в душ.
— Ок.
— Тебе еще много нужно приготовить?
— Нет, думаю, я все.
Смотрю на разгромленную кухню и чувствую, что сегодня вечером не смогу приготовить столько, чтобы заполнить пустоту внутри себя.