Сон выдр

Джейк

Я жду Эмили за одним из столиков снаружи. В середине сентября еще тепло. Вот уже три недели в конце смены мы с ней традиционно пьем «Спрайт». Теперь, когда снова начались занятия, она работает только по четвергам, пятницам и субботам. Я провожу много времени с Ником. Он словно взял меня под свое крыло, как типичный отец из 80-х: грубоватый, но полный любви.

Эмили садится рядом со мной и вручает мне банку. Себе она налила стакан чая со льдом. Эмили уже дважды призналась мне, что не любит газировку. Я тогда рассмеялся и спросил:

— Тогда зачем ты взяла «Спрайт»?

— Не знаю… Я предложила тебе пива, ты сказал, что не пьешь алкоголь, я растерялась, как сама об этом не подумала, ну и ляпнула.

— Ты же в курсе, что пиво тоже пенится, верно?

— Да, но по крайней мере что-то оно и дает.

— Градусы?

— Просто расслабление. Успокойся, я не предлагала тебе нажираться.

— Наверное, пьяная ты забавная.

— Я и трезвая забавная.

При виде гордой улыбки на ее губах я не мог не хихикнуть. Эмили действительно помогает мне вернуть смех: спонтанная ухмылка, отрывистое дыхание изо рта, тепло, разливающееся по телу. Когда мы говорим, мою голову наполняет сладкое спокойствие. Я не знаю, в курсе ли она. Не знаю, что Эмили получает от нашего общения, и не пытаюсь выяснить. Мне хорошо как есть.

Я многое узнал о ней. Ей восемнадцать лет, она учится на втором курсе колледжа. Хочет стать врачом, чем и объясняется ее гуманитарная поездка в Африку. Лучшую подругу Эмили зовут Оливией, они как сестры. А, еще ее парень бросил в начале лета. Пусть Эмили этого и не говорила, думаю, разрыв глубоко ее ранил.

Эмили, конечно, не только забавная, но и очень умная. Порой у нее довольно хлесткое чувство юмора, но в то же время она очень закрытый человек. Ее нелегко разговорить, приходится копать, чтобы получить от нее всю информацию. С другой стороны, когда я задаю ей вопрос, она чаще всего отвечает, и тогда я чувствую себя особенным. Ведь если человек соглашается открыться тебе, когда не ведет себя так со всеми, это безумно приятно.

Я узнал, что Эмили — единственный ребенок и что ее родители расстались. Отец ушел от матери к другой женщине. Пусть минуло больше года, я чувствую, что Эмили все еще очень напряжена из-за сложившейся ситуации. Когда я осмелился озвучить свое впечатление, она спросила меня, зачем я это говорю. И мне пришло на ум, что было бы неплохо рассказать свою собственную историю.

— Отец ушел, когда мне был всего год. Я не переживаю, может, потому что никогда не знал его по-настоящему, но думаю, в основном потому что бойфренд моей матери, Андре, для меня как отец. Я никогда не чувствовал потребности найти своего биологического родителя, чтобы выяснить, почему он так поступил, потому что не переживал это как отказ. А вот ты…

Я замолчал, подбирая слова. Не хотелось лезть не в свое дело, но в то же время у меня сложилось впечатление, что Эмили неплохо бы выговориться.

— У тебя все иначе, потому что случилось совсем недавно. Когда ты упоминаешь отца, то щуришься, а для тебя это сильная реакция. А уж когда про его новую девушку сказала, то скривилась, будто старую помойку обсуждаешь.

— Молодую, — поправила Эмили. — Она почти моя ровесница.

— Ух.

— Ага.

Я попытался представить, как сложилась бы моя жизнь, не будь Андре опорой для моей матери, если бы она встречалась с парнем намного моложе, с кем я бы не смог наладить контакт. На ум не шло ни одного варианта, при котором все сложилось бы хорошо. Эмили повернула голову, чтобы бросить на меня пронзительный взгляд.

— Ты умеешь читать людей, не так ли?

— Я этим на хлеб зарабатывал одну или две жизни назад.

— Не знала, что ты такой старый.

— Ага, с меня уже песок сыпется…

Она шутливо толкнула меня в плечо, а затем быстро сменила тему.

Этим вечером Эмили, кажется, в плохом настроении. Она угрюмо пьет чай со льдом. Ее мобильный вибрирует на столе. Она берет его, смотрит на него полсекунды, затем убирает. Эмили пытается выглядеть беззаботной, но явно притворяется.

— Все хорошо? — спрашиваю я.

Она вздыхает.

— Не… да.

— Неда?

Она взъерошивает рыжие волосы. Эмили всегда расплетает свой длинный хвост после работы, позволяя локонам ниспадать на спину.

— Все сложно, — наконец ворчит она.

— Если не хочешь говорить — не говори.

Эмили искоса бросает на меня взгляд.

— Знаю. Но думаю, что хочу.

— Ок. Так в чем проблема с твоим бывшим?

Она изумленно хмурится, но сознается:

— Проблема в том, что мы живем в крохотном городке и постоянно пересекаемся. А хуже всего — когда мы начали встречаться, я познакомила его со своей бандой друзей…

— И?

— И теперь мне хочется, чтобы он прекратил с ними зависать… Вот бы откатить все назад.

— Чтобы вы никогда не встретились?

— Хм… нет, просто я приберегла бы его только для себя. Тогда расставаться было бы проще.

В голове проносится мысль о Марианне, моей бывшей, которую я бросил пять месяцев назад, ни разу не пожалев. Облик Марианны на несколько секунд всплывает в памяти. Трясу головой, словно пытаясь его прогнать.

— Раз уж ты знаешь, что Джастин никуда не денется, чего ты хочешь?

— Перестать на него сердиться. Переключиться на что-то другое.

— Мой психолог сказала бы, что это две совершенно разные задачи.

— Вероятно. Может, мне тоже стоит походить на сеансы.

— Почему нет? Они еще никому не навредили. А пока ты можешь начать с того, чтобы прикинуть, как решить одну из двух своих проблем.

Она кивает. Мы молчим. Мои слова оседают вокруг нас, как пыль после порыва ветра. Краем глаза я смотрю на Эмили. Боль читается в ее чертах, в позе, пронизывает голос. Я хотел бы обнять Эмили, утешить ее. Забавно: давно чужая скорбь не перекрывала для меня собственную. Мою, мамину, Андре. Больше всего на свете меня раздражает Марианна. Но Эмили затмевает всех их, возможно, именно потому, что она не из числа близких. Не имеет ко мне никакого отношения. Я чувствую, что не могу помочь своей матери, отчиму или даже Марианне оправиться. Потому что отчасти виноват в их страданиях. С Эмили все по-другому, и мне от этого хорошо, как бы странно ни звучало.

— О чем думаешь? — спрашивает она.

— Что хотел бы тебе помочь. Ты не заслуживаешь страданий.

— Никто не заслуживает.

— Конечно, но на всех у меня сочувствия не хватает. Приходится выбирать.

Она смотрит на меня, разинув рот. Ее сочные губы складываются в почти идеальную букву «О». Затем она улыбается. Это стирает часть печали, которая живет в ее глазах.

— Что ж, тогда спасибо.

— Но не думай, будто ты такая особенная, — добавляю я, возвращая ей ее фразу из нашего первого разговора.

Она смеется, прикрыв рот тыльной стороной ладони.

— Получается, мы оба не особенные.

— Ты все верно поняла.

Она смотрит на меня, не отводя взгляда. Я задерживаю дыхание, чувствуя странную боль в животе. Забыл, как чей-то взгляд может остановить время.