Сон выдр

Эмили

Джейк паркуется перед домом моей матери. Мы сидим в машине, потому что я не хочу, чтобы он сразу уезжал, и ему, кажется, так тоже комфортнее. Джейк ехал, как старый дед, медленно и стиснув руки на руле, но мы добрались, и это главное.

— Еще раз спасибо, правда.

— Рад помочь. А еще счастлив, что смог увидеть твоего отца и его новую девушку. Это что-то.

— Не то слово.

— Не хочешь рассказать, как прошел вечер?

Я вздыхаю, прокручивая в голове последние события. А потом, так как это Джейк, я ему все выкладываю. Говорю, что пришла туда хорошо провести вечер, что собиралась поумерить свои притязания. Мое признание вызывает у Джейка смех.

— Может, тебе и пить стоило поумереннее?

Мне тоже становится смешно. Внезапно я расслабляюсь.

Размышляю над своим поведением и должна признать, что и правда держалась напряженно. Просто ничего не могла с собой поделать. Не могла притворяться, будто мне весело с отцом и Фанни. Они то и дело обменивались влюбленными взглядами, Фанни приводила меня в бешенство своей наивностью, а папа обхаживал ее, словно какую-то богиню. Я вспомнила, каким он был в моем детстве. На трибунах во время моих соревнований по гимнастике, или на кухне, когда отец учил меня готовить ризотто, или даже за столом, где он помогал мне с домашкой. Несмотря на то, что мама учительница, моим образованием занимался отец. Под конец дня у него оставалось на это больше сил. Я никогда не чувствовала, что достала его вопросами, мое любопытство папа удовлетворял знаниями, которые казались тогда безграничными. Мне не хватает этого его терпения, его присутствия. Думаю, я завидую, что теперь он предлагает их другой.

— Ненавижу ее, — ворчливо признаюсь я. — Она почти моего возраста, это нелепо.

Джейк ничего не говорит. Я продолжаю:

— Отцу приходится все ей объяснять, потому что она ничего не знает, ничего. Я не понимаю, как ему может такое нравиться! Это как заиметь еще одну дочь. Ну да, моя мама учительница, у нее был жизненный опыт, ему не приходилось ее воспитывать!

Дослушав мою тираду, Джейк спрашивает:

— Думаешь, было бы легче, окажись Фанни постарше? Что тебя больше задевает — что она молоденькая, смазливая и менее образована, или то, что он просто влюблен в кого-то еще?

Я хочу сказать — да, меня смущает именно возраст, только вопрос не отпускает, коварно просачивается в мозг и охлаждает мой пыл. Все гораздо сложнее. Я вздыхаю.

— Думаю, мне кажется это лицемерным с ее стороны.

— В каком смысле?

Вспоминаю еще одну сцену из детства. Мне около восьми лет. Я в слезах пришла домой из школы, потому что кто-то снова смеялся над моими рыжими волосами. Папа поставил передо мной тарелку мороженого, вытер слезы с моего раскрасневшегося лица и сказал, что жизнь — это гораздо больше, чем просто цвет волос. Что эти глупые оскорбления ничего не значат. Что я действительно красивая, но даже не это главное. А то, какая я есть, что отличает меня от других.

— Я была тем еще ребенком… — начинаю я.

— Могу себе представить.

Шлю ему кривую улыбку.

— Ну да, у меня была необычная внешность. Слишком рыжие волосы, слишком большие глаза, слишком полный рот. Какие-то чрезмерные черты для детского личика. С возрастом этот контраст сгладился.

— Очевидно.

— Сейчас я не комплексую ни сама по себе, ни из-за сравнений с другими, хотя внешность свою приняла далеко не сразу. А поверить в себя помог именно отец, который постоянно твердил — важнее всего то, что у меня в голове.

— А-а… понимаю.

— Ну и вот, когда я вижу его с Фанни, то у меня складывается впечатление, что он либо врал мне тогда, либо врет себе сейчас. Потому что на голове у его нынешней куда больше, чем внутри нее.

Джейк медленно кивает, глядя куда-то вдаль.

— В глубине души ты ненавидишь не ее. Не она тебя задевает…

— Нет… просто легче ненавидеть ее, чем отца. Я этого не понимала…

Так и есть. Безумно легко ненавидеть Фанни. Потому что она молодая, красивая и немного тупая, и меня ничего с ней не связывает. А вот отца ненавидеть труднее, если прежде так сильно его любила.

— Ты имеешь право винить его, ты же знаешь, да?

Впервые кто-то сказал мне это так прямо. Все вечно подталкивали меня воссоединиться с отцом: и мама, и Джастин…

— Знаю, но все равно приятно слышать.

— Как по мне, думаю, прежде чем кого-то прощать, сперва надо позволить себе прожить свой гнев. Сама поймешь, когда будешь готова двигаться дальше. Это как щелкать пальцами — если приложишь слишком много сил, можно и кости переломать.

Его метафора вызывает у меня улыбку.

— А если я никогда его не прощу?

— Очень удивлюсь, если так.

— Почему?

— Ты ведь так сильно реагируешь именно потому, что любишь отца. Будь тебе все равно, ничего бы не испытывала. Сейчас тебя мучает разочарование, потом на смену ему придет что-то еще, возможно, грусть, затем ты начнешь скучать по отцу. Думаю, именно тоска и дарит нам возможность простить.

Я даже присвистываю.

— Боже, Джейк, да ты настоящий философ.

— Еще бы им не стать, когда потратил кучу денег на психотерапевта. — Он смеется, проводя рукой по волосам. — Нет, правда, с тех пор, как я стал ходить на сеансы Кристин, начал работать над собой, думаю, я стал лучше понимать свои чувства. И с тех пор, как могу говорить о них с тобой. Одновременно приходится учиться слушать. Мне нравится, каким я становлюсь. Спасибо.

— Вряд ли тебе стоит благодарить меня именно сегодня вечером.

— Полагаю, благодарить надо всякий раз, как чувствуешь в этом потребность.

Джейк поворачивает голову, и в его глазах вновь сияет эта искорка. Ужасно хочется его поцеловать. Мне жарко, в этом небольшом салоне будто собралось тепло тысячи летних месяцев.

И конечно, именно в этот момент выходит мама, узнать, почему я до сих пор сижу в машине. Джейк улыбается и машет ей. После секундного замешательства мама отвечает. У нее такой же обалдевший вид, как у Фанни. Чертовски иронично. Я прячу улыбку и открываю дверь. Джейк тоже выходит.

— Спасибо, Джейк.

Он отдает мне ключи и, кажется, чуть дольше необходимого задерживает ладонь.

— Обращайся в любое время, Эмили. Серьезно.