В субботу утром раздается стук в дверь. Мама еще спит: она никогда не упускает возможности поваляться в кровати в выходные. Иду открывать прямо в пижамных шортах и футболке. Даже не утруждаюсь надеть лифчик, но не потому, что мне все равно, как я выгляжу, или я такая феминистка, просто уже знаю, кто это может быть.
Оливия стоит на пороге и неодобрительно смотрит на меня поверх солнечных очков. Кожа загорела под испанским солнцем, прямые черные волосы обрамляют лицо, будто две шелковые занавески. На губах у нее яркая помада, хотя сегодня субботнее утро, и я единственный человек, с которым она собирается увидеться. Подруга как всегда идеальна.
— А, так ты не умерла? Ну отлично, тогда я пойду, — едко говорит она и разворачивается на каблуках.
У нее в руках два стаканчика с кофе, она злится на меня не меньше, чем я на нее, но видно, что уходить подруга на самом деле не хочет. И все равно я инстинктивно ловлю ее за руку.
— Стой, стой. Заходи.
— А, ты все-таки хочешь поговорить? И мне, чтобы ты отозвалась, непременно нужно было нестись сюда?
— Не драматизируй, я же отвечала.
— Едва ли. Да, Оливия. Нет, Оливия. Полслова там, полслова тут, ок, пока. Элиана говорит, ты вообще в затворницу превратилась. На звонки не отвечаешь. Черт, Эми, я правда волновалась.
Я вздыхаю. Подруга мне искренне сочувствует, но вынуждена тормошить ради очистки совести. Оливия знает меня лучше, чем я себя, и наверняка понимает, что открыть душу мне хотелось только при личной встрече.
Она моя самая давняя подруга, дочь лучшей подруги моей матери. Еще с детства мы привыкли проводить время вместе, хотя в то время еще не сближались. Но затем в первый год учебы она толкнула Джонатана Лэндри на школьном дворе за то, что он смеялся над моими рыжими волосами, и мы подружились навек.
Оливия неизменно защищала меня и всегда готова была выслушать. Затем, однажды, уже ей самой потребовалось кому-то выговориться. Это было летом перед нашим шестым классом. Мы возвращались с вечеринки у бассейна в доме того самого Джонатана, которого теперь считали красивым и милым — как это бывает, когда становишься старше и понимаешь, что в маленьком городке выбор у тебя ограничен. Оливия поцеловала его во время игры «правда или действие». Я на тот момент еще ни с кем не целовалась, поэтому не могла дождаться, когда же подруга в подробностях расскажет мне, как это было.
Мы подошли к моему дому и сели в углу двора. Я думала, сейчас Оливия расскажет мне о своем поцелуе с Джонатаном, но она промолчала. Поэтому я начала сама:
— Ну что, как было с Джо?
— Мягко. Мокро.
Я поморщилась. Не такого описания мне хотелось. Может, я и не великий романтик, но все же какие-то ожидания у меня были.
— И все?
Оливия начала нервно дергать травинки. Я испугалась, что это увидит мой отец: он всегда был одержим своим газоном, как и любой уважающий себя житель пригорода.
— Я не знаю… думаю… — Она осеклась и продолжила усердно рвать траву. Газону грозило вскоре стать похожим на череп моего дедушки.
— Что такое, Олив? Ты знаешь, что можешь рассказать мне что угодно.
— Я не думаю, что мне нравятся мальчики.
— Потому что они все дураки, — ответила я не только из принципа, но и по привычке.
— Нет, дело не в этом. Мне кажется, я вряд ли вообще когда-нибудь полюблю мальчика.
Я потеряла дар речи.
— Как это?
— Я не знаю. Они меня не привлекают. Мне это… неинтересно. Я не думаю о них, когда представляю, как целуюсь с кем-то.
Мне вдруг стало жарко. Оливия увидела, как румянец заливает мои щеки.
— Тебе неловко. Не стоило на тебя это вываливать.
— А о ком ты думаешь? — перебила я.
Она смущенно закусила губу.
— В реальной жизни или в мечтах?
— Как хочешь.
— Меган Фокс.
Я начала смеяться, и она подхватила. Напряжение тут же рассеялось. Когда мы успокоились, я добавила:
— Мне показалось, ты сейчас скажешь, что думаешь обо мне.
Она посмотрела на меня с любопытством, даже как-то оценивая. Затем покачала головой.
— Нет, ты моя подруга. Это не то же самое.
Она оставила траву в покое. Я представила, как мой отец вздохнул с облегчением.
— Это ничего не меняет, да? — тревожно спросила Оливия.
— Нет, конечно. Ты — это ты, я — это я, и мы друзья на всю жизнь.
Когда я вспоминаю эту сцену, то думаю, как хотела бы снова стать одиннадцатилетней и поверить, что все вокруг очень просто. Вот только чем старше мы становимся, тем сложнее кажется происходящее. В данном случае сложно то, что Джастин еще и друг Оливии.
Причем последняя не собирается оставлять в покое неприятную мне тему:
— Не стану скрывать, я говорила с Джастином. Ему было приятно кому-то довериться. Но знай, я на твоей стороне, как и всегда. А теперь, раз уж я приехала, ты больше не сможешь играть в затворницу.
— Да не особо-то я в нее играла.
— Неужели?
Я опускаю плечи.
— Ладно, хорошо. Но мне хотелось побыть одной. Сама знаешь, какая я, Олив.
— Терпеть не могу, когда ты меня так называешь.
— Ага. А я терпеть не могу, когда ты читаешь мне нотации.
— Ты их заслужила.
— Верно. Прости.
Она протягивает мне стаканчик. Я отхожу в сторону, чтобы впустить ее, и мы направляемся к столику на заднем дворе. Сидим на солнце, наслаждаемся кофе. Мой именно такой, как я люблю: с молоком, без сахара. Сидя передо мной, Оливия с решительным видом потягивает свой двойной ванильный латте. Мы обе учимся на медицинском, обе картезианки[4], обе довольно циничные. В остальном же мы довольно разные: я сдержанная и задумчивая, она яркая и импульсивная. Мне нравится садоводство и кулинария, а Оливия увлечена модой и дизайном.
Мы дополняем друг друга. Она моя Кристина, я ее Мередит, как в «Анатомии страсти». К тому же я рыжая, а ее усыновили в Китае: нарочно не придумаешь. Она моя родственная душа, та, кому я все рассказываю, та, которая поможет мне спрятать труп, если я совершу убийство. Оливия снова рядом со мной, и это придает мне сил. Я хотела бы сказать ей об этом, только мне всегда трудно признаться, что я нуждаюсь в других людях. Думаю, психолог нашел бы у меня страх быть покинутой.
Когда отец нас бросил, мама предлагала мне походить на сеансы, но я отказалась. Никогда не любила выворачивать душу перед посторонними, еще меньше хотела делать это перед незнакомым человеком. Мне комфортнее самой проживать свои проблемы.
— Ну и как ты? — спрашивает Оливия, снова бросаясь в атаку после подаренных мне нескольких минут передышки.
— Нормально.
— То есть стало хуже?
Я глубоко вздыхаю, потом признаюсь:
— Я не в лучшей форме.
— Жаль, что ты не захотела все обсудить, пока я сидела в Испании. Я могла бы сказать тебе, что этот придурок тебя не заслуживает.
— Да, только я знаю, что ты на самом деле так не думаешь, потому что он тебе нравится. Ну и легче мне бы не стало.
— Я всегда буду думать, что парни, которые с тобой встречаются, тебя не заслуживают, — подмигивает она.
Я знаю, что это правда. Один из столпов нашей дружбы — ценить друг друга больше, чем любые отношения.
— Все случилось так быстро, — продолжаю я. — Он совершенно застал меня врасплох. Мне нужно было время, чтобы все переварить. Понять, что вообще произошло.
— И как, получилось?
— Не особо. Джастин сказал, что мы хотим разного и что он перестал меня любить. Не понимаю, как так вышло… Куда подевалась вся его любовь? А мне как быть с тем, что от меня осталось?
— Переработать? Говорят, это экологично.
Я невольно улыбаюсь.
— Олив, ну ты что.
— Прости.
— У меня все в голове не укладывается: ну как я могла такое пропустить? А ты ничего не замечала?
Оливия глубоко вздыхает и играет кончиком пряди.
— Честно? — спрашивает она.
— Пожалуйста.
— Да, замечала.
— Что? Как? Почему ты мне ничего не сказала?
— Потому что не была уверена. Не хотела тебя расстраивать. Что мне надо было сказать — слушай, подруга, похоже, у вас это ненадолго?
Ее слова — словно удар в живот. Оливия сочувственно смотрит на меня. Я сама попросила ее говорить честно, так чего теперь жаловаться, что она не щадит меня.
— Значит… ты думала, он меня бросит?
— Нет, я думала, что вы не всю жизнь будете вместе.
— Почему?
Она беспомощно пожимает плечами.
— Потому что ты очень амбициозная девушка, Эмили Ноэль.
— Ну и что? Джастин тоже амбициозен.
— Не так, как ты, — настаивает она.
— Я не понимаю…
— Ты знаешь, чего хочешь, и готова вершить великие дела. Это может пугать парня, которого больше волнует, что будет есть сегодня вечером, чем то, что он собирается делать со своей жизнью.
— Думаешь, мне следовало поумерить свои планы на будущее?
— Нет. Я думаю, тебе следует встречаться с кем-то, кто их не боится.
Я киваю. Перевариваю то, что она мне сейчас объяснила. Ее слова причиняют боль, но подруга права, и от этого еще больнее. Оливия кладет руку мне на плечо, слегка сжимает.
— Я так скучала по тебе, я говорила? — шепчу я.
— Ни разу, но я и не ожидала ничего другого!
Улыбка появляется на ее лице и расцветает на моем. Возвращение Оливии смягчило мои недавние ожоги. Я не скажу ей и этого, ведь один из плюсов нашей дружбы заключается в том, что о некоторых вещах подруга догадывается сама.